– Сделайте одолжение, заткнитесь на ближайшие пять минут, и если услышу хоть один звук – замотаю вас в один дружеский кокон вон этим одеялом. – она указала на кровать Джонни и, найдя номер Генри Уолша, нажала кнопку «вызов».
Через два гудка послышался тот самый холодный и надменный голос, который Лив прекрасно помнила еще со времен их первой и единственной встречи, прошелестевший в трубку:
– Надеюсь, это срочно, Макс. Я опаздываю. Как ты помнишь, сегодня ночью у меня важная встреча.
Лив властно и язвительно ухмыльнулась и проговорила:
– О, это очень важно, даже не сомневайся, старый хрыч! Но не волнуйся, я не отниму у тебя много времени.
Джонни, услышав ее слова, предостерегающе замахал на Лив руками, вытаращив глаза и угрожая ей кулаком, а Макс чуть не прыснул со смеху, повалившись на кровать и сложив руки под голову в расслабленном жесте, с любопытством выжидающе глядя на Лив.
– Постой-ка… – прошипел в трубку злобный голос, с каждой минутой распаляясь все сильнее. – Этот голос… Да ты же та самая девчонка!.. Маленькая паршивка, дочка Мартинеса! Это ты пытаешься расстроить мой бизнес своими жалкими, трусливыми, детскими попытками! Ну, ну, маленькая дрянь… Я слушаю тебя… Пока ты еще можешь говорить. Когда мои люди найдут тебя, а это будет очень скоро, в первую очередь, я отрежу тебе твой грязный язычок и скормлю его своему…
– Сыну. – дополнила Лив веселым голосом.
– …тарантулу. – услышав издевку Лив, Генри еще больше разозлился и громко заскрипел:
– Не испытывай мое терпение, маленькая шлюшка, говори, где Макс и почему звонишь с его телефона!
Лив спокойно выслушала этот приказ, ощущая поднимающуюся в ней ненависть и гнев.
– Значит так, старикан, Макс у меня, и я отдам его тебе только в обмен на ту святую троицу, которая по приказу твоего больного на всю голову сыночка напала на нас с сестрой две недели назад и убила ее! Даю тебе три дня, дед Мороз, иначе я оторву твоему любимому консильери голову и спущу ее в унитаз, а тело… – Лив злобно и мстительно посмотрела в потолок, а затем немного весело на Макса. – А тело, пожалуй, оставлю себе, оно у него очень даже ничего.
Макс на эти слова огненно улыбнулся и притягательно подмигнул, показав Лив большой палец.
– Ты… – выдохнул Уолш, с трудом подбирая слова от распирающей его злобы… И в этот миг он заорал, треща, как плохо работающий телевизор. – Ты грязная, мелкая… – дальше шли непечатные выражения и ругательства, которые очень насмешили Лив, потому что она впервые слышала такие крепкие словечки. Через весь этот поток брани иногда пробивались знакомые слова:
– Да я тебя… и твоего отца… Ты еще пожалеешь, потаскуха сраная… На кого поперла! Да ты хоть представляешь, что я за человек?.. Овца… стерва… гнида… – и так далее, бла-бла-бла.
Лив в нетерпении присела на кровать рядом с Максом и скучающе слушала весь нецензурный ор, который звучал так громко, что даже Джонни с Максом слышали каждое слово.
В какой-то момент Уолш выдохся. Видимо, на двадцать первый способ расправы фантазии уже не хватило, и в образовавшуюся паузу Лив язвительно проговорила:
– Фу, дедуля, какой же ты все-таки извращенец! Теперь-то я понимаю, в кого это Блейк такой недоразвитый. Ты, кажется, упоминал в начале разговора, что спешишь на встречу? Это было около десяти минут назад, если не ошибаюсь. Короче, – раздраженно проговорила Лив, – меняю твоего советника на людей Блейка и точка. Даю тебе три дня, дедуля, после чего Макс отправится на тот свет, а за ним и твой ненаглядный сынуля, классная идея, правда??
– Я тебя размажу, тварь мелкая, ты пожалеешь… Ты и все, кто хоть как-то с тобой связаны, твой отец, друзья, семья… Всем конец… И только попробуй тронуть Макса, девка, тогда ты узнаешь, что такое настоящая боль!!! – орал Генри.
Лив ухмыльнулась в трубку.
– И все-таки тебе нужно показаться психиатру, дедок, у тебя с головкой явные проблемы. – спокойно и совершенно невозмутимо сказала Лив. – Ты что, еще так и не понял? Я тебя НЕ БОЮСЬ, так что успокойся и займись своими делами… А через три дня увидимся. Все, пока, передавай привет ушлеп… Блейку!
– Да как ты сме… – но Лив уже бросила трубку, под пристальными взглядами парней, хранившими удивленное молчание, достала из телефона Макса сим-карту, сломала ее пополам и выбросила в форточку. Вернув Максу телефон, она посмотрела на них обоих и спокойно, с чувством выполненного долга, спросила:
– Закажем пиццу? Я буду с анчоусами.
Макс с Джонни переглянулись, и Макс, осторожно, с восхищенной улыбкой, проговорил:
– Джонни, а твоя подруга вообще в курсе, что она подписала себе смертный приговор?
Джонни ухмыльнулся.
– Думаю, она это поняла еще тогда, когда тот гад молотил ее ногами по животу.
Лив раздраженно вздохнула.
– Да бросьте вы, ради Бога! Ну неужели я должна так бояться умереть, что откажусь от мести тому говнюку ради продолжения своей дурацкой жизни?? Что мне еще терять? Память о шестнадцати годах забвения в пансионате? О том, что я не должна была появиться на свет, потому что мой отец хотел мальчика? О том, что из-за моей глупой выходки убили Джесси? Да ладно вам, мне совершенно, абсолютно, стопроцентно нечего терять! – она посмотрела на взволнованные лица Макса и Джонни и снова спросила:
– Значит, не будете пиццу? Ладно, тогда я закажу себе все четыре… И пудинг! – весело улыбнувшись, Лив направилась к двери.
Вдруг на секунду задумавшись, она повернулась и посмотрела на Макса, все еще изучающего ее горячим взглядом синих глаз, проговорив:
– Да, кстати, забыла сказать: чувствуй себя как дома, франкенштейн, потому что тебе нельзя покидать пределы этой квартиры ближайшие три дня. И вот еще что. – подумав, добавила она. – Веди себя тихо, павлин, за стенкой живет миссис Портер, хозяйка квартиры, и если она увидит тебя здесь, боюсь, меня ожидает очень строгий допрос с пристрастием, а потом улица, чемоданы и вокзал. – увидев удивленный взгляд Макса, девушка пояснила:
– Я сказала ей, что ненавижу мужчин. И это отчасти правда. Только вот я забыла добавить, что это только часть общей ненависти ко всему земному шару, но ведь это могло ее отпугнуть! А тут Джонни… – она махнула рукой на весело улыбающегося друга и, развернувшись, ушла на кухню.
Глава 21
Шум отлетающей двери, стремительные шаги – и Лив сквозь сон почувствовала, как на кровать рядом с ней с размаху приземлилось около восьмидесяти килограмм наглого и самодовольного весу, а затем почувствовала, как кто-то наклонился к ее уху и зашептал, горячим дыханием обдавая ее спутанные волосы и заставляя ее сердце взволнованно дернуться:
– Эй, Оливка! Просыпайся, я такое придумал, тебе понравится! Оли-и-и-ивка…
Лив лежала на животе, ее лица не было видно из-за пышных светлых локонов, беспорядочно разбросавшихся по подушке, одна лямка белоснежной полупрозрачной комбинации сползла с ее плеча, но девушку это не волновало. Она знала, что большая часть ее тела, за исключением одной стройной ножки, прикрыта одеялом, а значит волноваться было нечего…
