Я пригляделся к нему и только сейчас заметил такие знакомые черты, которые я так часто наблюдал глядя в зеркало — тёмно-карие глаза, прямой нос, скулы…. Как омерзительно осознавать, что я в родстве с этим человеком…. Как там сказал мой дед? Этот человек рассердил его тем, что украл веешь о которой он не хочет говорить? Ложь. Хотя его слова можно интерпретировать по-другому. Чистота девушки тоже вещь которую могут украсть… А здесь ситуация ещё хуже — мать была ещё ребёнком. Я буквально почувствовал омерзение которое вызывал этот человек. Возможно даже к лучшему-то, что сейчас мы остались наедине. Лёгкая смерть — лишь малое наказание за всё, что он сделал. Он сломал жизнь моей матери, и заодно мне.
Итальянец с усмешкой смотрел на меня, а затем спросил:
— О чём ты задумался?
— О том, каким сукиным сыном нужно быть, чтобы сделать это с ребёнком?
В его глазах полыхнул интерес.
— Расчётливым, очень расчётливым, — спокойно сказал он. — Видишь ли мальчик мой, чем моложе жертва тем лучше. А мне очень была нужна жертва и нужен был ребёнок мужского пола. Последний раз в Италии я женился официально, на зрелой даме, но вот незадача — она не смогла родить, а когда родила, то родила девочку. Мне не удалось увидеть сына и уехать с ним, а искать новую жертву было… слишком затруднительно, поэтому пришлось ехать в страну, где раньше меня никто и никогда не видел, и надо же было такому случиться, что там оказалась подходящая жертва. Правда потом пришлось бежать очень быстро — твой дед поклялся убить меня, а сражаться тогда в мои планы не входило — я должен был найти кусочек этой замечательной змеиной кожи и костей, которые ты сейчас видишь… Правда это не помешало твоему деду ранить меня.
Он скривился и схватился за бок, одежда на котором была запачкана кровью.
— Зачем ты поставил печать моей матери?
— Банальный расчёт, — пришёл в себя итальянец. — Видишь ли мальчик мой, её дед и другие родственники могли попытаться избавиться от ещё неразвившегося плода медикаментозным путём с помощью врачей. Этого просто нельзя было допустить — они должны были сохранить тебя для меня, поэтому я поставил ей эту печать, чтобы ты стал единственным её ребёнком. Банальный расчёт.
— Ты сукин сын, = я достал меч из ножен. — Готовься к смерти.
Антонио победно посмотрел на меня, и снисходительно сказал:
— Мальчик мой, если бы я умирал каждый раз, когда мне желали смерти я бы…Устал это делать. Что до остального — то я скажу тебе одно — сегодня должен умереть только ты — я ждал этого дня более тридцати лет.
Я попробовал пошевелиться, но так и не смог это сделать — тело просто не слушалось Попытался сдвинуться с места — но снова не получилось. Что за? Этот сукин сын поставил печати невидимки? Я попробовал пошевелиться, но не смог даже говорить.
— Работает, — удовлетворённо кивнул сам себе Антонио. — Ты не первый мой сын, который жаждет убить меня. Однако вот видишь, ни одному из моих сыновей это так и не удалось Магия крови мальчик мой. Редкая и забытая штука. А у нас с тобой одна кровь. Поэтому я могу парализовать тебя. Именно так я останавливал своих детей. Понимаешь, раз в несколько десятков лет мне нужно проводить особый ритуал, чтобы обновлять дряхлеющее тело и снова становиться молодым. Поэтому я могу не бояться даже таких ранений которые мне нанёс твой дед. Главное провести ритуал вовремя, а уже после него я снова стану молодым, и могу снова отправиться в любую страну которую захочу… Даже за столетья я так и не побывал во всех странах….
Я молча пытался сделать хоть что-то, но все попытки были тщётными. Антонио Леруш флегматично и не торопясь шагал ко мне.
— Многие даже не подозревают, сколько мне на самом деле лет, — сказал он подходя ко мне. — Я видел этот мир ещё без всего того, что видят люди сейчас — без асфальта, без бензина и без электричества, без пенецилина… Именно поэтому мне проще всего преподавать историю… Так, так, так, что-то я заболтался совсем сынок… Нужно подготовить особый ритуал, после чего мои дела здесь будут закончены и меня ждёт довольно продолжительный отпуск… Размером с вечность. А пока я буду проводить его, я расскажу тебе сказку на ночь, последнюю в твоей жизни….
* * *
По всему городу горели костры. Кругом был смрадный запах гари и трупов. Ветер почти не разносил его. Запахи были просто отвратительны — нечистоты и помои, которые щедро выливали на мостовую города, содержимое ночных горшков, которое так же щедро выплёскивали наружу, и хуже всего смердели трупы над которыми жужжали мухи. Большие и маленькие, чёрные и зелёные, они роились и садились на трупы. Трупы же горели в кострах, добавляя к смердящему воздуху горелый аромат. Чума не щадила никого щедро забирая свои жертвы. В городе с подобной клоакой болезнь распространялась со скоростью молнии из любой подворотни и любой сточной канавы.
Никто не знал, как остановить болезнь. Немногочисленные врачи в масках с клювами, защищавшими дыхательные пути, в перчатках пропитанных толстым слоем особого вещества могли только срезать гниющие струпья и прижечь всё раскалённым металлом, но болезнь засела гораздо глубже.
То и дело по улицам громыхала труповозка. Редкие посетители заходили в кабак, чтобы напиться — пить воду сейчас было слишком опасно, поэтому даже трезвенники предпочитали крепкие напитки.
Антонио вышел из кабака своими ногами, поддерживая поддатого посетителя. Этот не выглядел чумным и не выглядел просто больным. То что нужно. Захмелевший собутыльник что-то говорил, порывался то ли благодарить, то ли просто жаловался на жизнь и шатался. Как ему надоели все эли пропойцы. Он с трудом дотащил это пьяное существо в каморку на чердаке и бросил на матрас с соломой. Собутыльник тут же захрапел. Если бы он был трезв, то десять раз бы подумал, чтобы идти куда-то со странным юношей с тёмными глубоко посаженными глазами и острым носом, взгляд которого пронизывал душу. А если бы трезвым зашёл в обитель Антонио, то скорее всего сделал бы ноги удирая отсюда — Антонио Леруш убирал улики. По крайней мере раньше убирал. Теперь даже не прятал — вдоль стены лежали кости его прошлых жертв. У другой стены аккуратно лежала их одежда.
Глупые свиньи, которые только и были способны на то, чтобы нажираться! Он не питал к ним никакой жалости и сочувствия. Он считал, что чтобы добиться чего-то, нужно что-то принести в жертву. Не менее глупые художники приносят в жертву своё время малюя портреты, учёные приносят в жертву свою молодость проводя её в вычислениях и расчётах, только ради любви к искусству…. Жалкие глупцы. Он не такой — уже давно он понял, что ему нужно власть. Власть и могущество. С тех самых пор, как с детства научился зажигать огонёк над пальцем, он понял, что не такой как все, и просто грезил и мечтал об могуществе.
Теперь же, когда чума косила людей направо и налево, он понял — это его шанс, и занялся своими опытами всерьёз. Никто не удивлялся, если человек вдруг внезапно исчезал — такое часто случается во время эпидемий, поэтому его жертв никто не искал. Находить их было тоже просто — следовало только зайти в любой кабак, немного перекусить и для вида понюхать стакан с дешёвой выпивкой, а после терпеливо ждать. Главное было не заходить в один и тот же кабак слишком часто….
