Распалив его таким образом и распалившись сама
(о, темперамент у нее был бешеный!), Елисавет проводила ночи в объятиях
Бутурлина, в то время как Петр искал удовлетворения своим неистовым желаниям
среди распутных девок, к которым его тайно водил Иван Долгорукий – делаясь ему таким
образом необходимым. Куда более необходимым, чем Александр, сын Меншикова,
приставленный к императору светлейшим князем! Алексашка подсовывал императору и
сына, и дочь, даже не замечая, что Петр сторонится их и даже избегает. В конце
концов все, что связано с Меншиковыми, стало юному царю невыносимо. И грянул
гром.
Да, кого боги хотят погубить, того они лишают
разума. Всесильный Алексашка рухнул с высот, на которых считал себя
непоколебимо утвердившимся. Лишенный чинов и званий, лишенный всего на свете, в
одних сапогах, одетый в чем был, даже без пары сменного белья, он оказался
загнан в далекий северный Березов, где умер спустя два года, вслед за смертью
своей дочери, государевой невесты Марии.
Разумеется, интрига по свержению Меншикова
разворачивалась в таких верхах, куда простушку Елисавет не пускали, и
измышлялась такими титанами-авантюристами, по сравнению с которыми она была
просто девочка из церковного хора. Однако Елисавет на всю жизнь осталась в
убеждении, что противнейший Меншиков вместе со своей ледяной куклой Машкой
оказались низвергнуты не без ее помощи. Что ж, отчасти так оно и было, потому
что, когда б молодой государь не оказался распален страстью к Елисавет, он вряд
ли поступил так беспощадно со своей нареченной невестою.
Забавно: все вокруг про себя и в голос
называли Елисавет шлюшкой да потаскушкой. Она давала для этого все основания! И
все же не пустила в ход свой последний козырь, чтобы одним махом вернуть себе
все утраченные со смертью родителей позиции и штурмовать твердыню трона. Для
достижения сего необходимо было только одно: затащить племянника в постель.
Именно этого Елисавет не сделала.
Почему? Предпочитала более взрослого и
опытного любовника? Опасалась потерять Бутурлина, которого между делом ввела в
государево окружение, – в своих донесениях саксонский посланник Лефорт
называл его «министром священных тайн развлечений императора»? Или все, что она
могла вытерпеть от Петра, – это нескромные взгляды и мимолетные касания, а
на большее решиться ей было противно? Или ей просто нравилось кружить ему
голову – она ждала, чтобы мальчик повзрослел? А потому беззастенчиво
кокетничала на его глазах то с Бутурлиным, то с Ванькой Долгоруким, даже в
голову не беря мысль о том, что это слишком больно ранит Петра, что не одна же
она красавица при дворе и не одной же ей хочется сделаться императрицей.
Будь у нее в голове хоть капля разума, она
вела бы себя хоть чуть-чуть иначе. Будь у нее в голове хоть капля разума, она
не забеременела бы!..
Нет, не от Бутурлина – в очередном приступе
ревности Петр сообразил, что его пассия обманывает его на глазах у всех, и
отправил – собственно говоря, сослал! – «министра священных тайн
развлечений» в Киев, где тому пришлось пробыть несколько лет. Но если кто-то
думает, что Елисавет смертельно опечалилась, он ошибается. Свято место не
бывает пусто, а спать в одиночестве Елисавет отвыкла очень давно. Место
Бутурлина заступил другой красавец. Это был троюродный брат Елисавет, Семен
Кириллович Нарышкин. Он был на год младше кузины, тем паче – младше Бутурлина,
однако выгодно отличался от него. Александр Борисович, добрый малый, весельчак,
что называется, рубаха-парень – мушкетер, гвардеец, сразу хватал милую женщину
на руки и волок в укромный уголок, где приступал к боевым действиям, даже не
озаботясь нежным словцом. А потом одобрительно похлопывал царевну по голеньким
пухленьким ляжкам, словно это была норовистая, с трудом объезженная лошадка.
Семен Кириллович был совершенно другим. Про
него говорили, что в его красоте (а он и впрямь был удивительно красив!)
соединялся внешний облик утонченного барина, чрезвычайное изящество и княжеское
великолепие. Его не зря сравнивали со знаменитым французским щеголем минувшей
эпохи – эпохи Людовика XIV – шевалье де Лозеном, в которого была до безумия
влюблена Великая Мадемуазель – кузина Короля-Солнце – и которого она заполучила
в мужья только на склоне жизни.
Елисавет была не столь терпелива. Едва
запорошило первым ноябрьским снежком 1728 года след уехавшего в Киев Бутурлина,
как она принялась отчаянно кокетничать с Нарышкиным. Утонченный галант, Семен
Кириллович был немало огорчен, что не мог долго, как и подобает истинному
кавалеру, вести осаду неприступной Прекрасной Дамы. Какая там осада, его самого
взяли нетерпеливым штурмом! – однако он несколько откорректировал интимные
пристрастия Елисавет, привил ей вкус не только к неутомимым и длительным
скачкам, но также и к затейливым фигурам «верховой езды», а кроме того приучил
перемежать любовные ласки стихами и изысканной музыкой. Вдобавок ко всем своим
достоинствам, Семен Кириллович был недурной стихотворец и приличный музыкант. В
его нежных и чувственных руках Елисавет пела от счастья, словно флейта, и в
угаре страсти даже не сразу заметила, что некоторые таинственные дни ее
женского календаря никак не наступают.
О ее связи с Нарышкиным, само собой
разумеется, стало известно императору. Семену Кирилловичу было предписано
немедля отправиться в путешествие. Новая потеря Елисавет...
Поскольку Нарышкин приходился дальним
родственником не только Елисавет, но также и юному царю Петру, с ним обошлись
милостивее, чем с Бутурлиным, и не закатали в киевскую глухомань, а отправили в
Париж, где он довольно долго прожил под фамилией Тенкин и выполнял
дипломатические поручения. Семен Кириллович был, кроме всего прочего, очень
умен и потому оказался полезен России даже тогда, когда ее отношения с Францией
казались безнадежно испорчены.
Итак, Нарышкин отбыл в Париж, Елисавет
осталась одна. Одна – и беременна...
Это было последней каплей, погасившей любовь к
ней Петра. Страсть стала угасать еще некоторое время назад, когда тщеславный,
избалованный мальчик понял, что не желает быть игрушкой в руках своей
беззастенчивой тетки. Ревность одолела любовь и убила ее. К тому же в это время
на свободное место на троне проворные руки стали подталкивать другую женщину.
Екатерина, дочь ближайшего к Петру человека –
князя Алексея Григорьевича Долгорукого, была одной из красивейших женщин своего
времени, однако Петр долгое время оставался к ней совершенно равнодушен. Она
напоминала ему Марию Меншикову – своей холодностью и надменностью. Однако
чувства вовсе не холодной по натуре Екатерины были отданы щеголю и красавцу
Альфреду Миллесимо, секретарю австрийского посольства и родственнику
австрийского посла Вратислава. Молодые люди были помолвлены, однако отец
Екатерины спохватился, что вполне может устроить дочери другой, более выгодный
брак. Уж, наверное, есть разница: быть австрийской графиней или русской
императрицей!
Миллесимо вернули слово и отказали от дома, а
когда он попытался увидеться с Екатериной, едва не выслали из России.