– Предатель! – буркнул Бекетов, взглянув
на того с явным удовольствием. Присутствию Прохвоста в виде стражника он ничуть
не удивился, из чего Шубин заключил, что д’Эон в подвале посвятил пленника в
подробности происшедшего. – Поймал нас на какую-то пустую уловку...
– Вы считаете, то была пустая уловка? –
прищурился Шубин. – О нет, господа, смею думать, что вы недооценили
коварство сего господина... Морис Линар был в свое время одним из первых врагов
нашей государыни – вряд ли он с тех пор сильно изменился.
– Морис Линар? – в один голос воскликнули
д’Эон и Бекетов, и Шубин с облегчением понял, что ему не понадобится объяснять,
что за птицу держит сейчас за горло Прохвост.
– Брекфест! – раздался в эту минуту
оклик, и Прохвост так и подскочил, а потом стремглав ринулся на голос. Но тут
же, словно спохватившись, осадил, пропахав борозды в траве, обернулся к Шубину,
глянул жалобно...
– Черт, молодой Гембори вернулся! –
прошипел д’Эон. – Вы уверены, что сумеете сладить с псом, мсье Шубин? Если
англичанин натравит его на нас...
– Гарольд! – возопил в это мгновение
Колумбус, кидаясь в сторону. – Спасите!
Но тут растерявшийся было Прохвост решил
подчиниться тому хозяину, который ближе, и, правильно поняв невысказанный
приказ Шубина, свалил беглеца с ног.
– Возьми его за здесь, – глумливо
приказал Алексей Яковлевич, делая выразительный жест перед чреслами. – И
не отпускай. Уходим, господа, без промедления!
Итак, кот воротился, мыши перестали плясать:
несколько человек бежали через сад, угрожающе крича. Да, надо было уходить, и
поскорей, но все же наши герои на мгновение задержались, чтобы полюбоваться
тем, как Прохвост истово исполняет приказ и держит Колумбуса «за здесь». Это
зрелище несколько скрасило им необходимость отступить перед превосходящими
силами противника.
Санкт-Петербург, 1741 год
Прежде, еще малое время тому назад, дочь Петра
Великого вела себя совершенно безопасно. Находясь под постоянной угрозой быть
заточенной в монастырь (отнюдь не за беспримерное распутство, а за то, что
являлась самой законной наследницей из всех претендентов на престол русский!),
она так старательно прилаживала себе личину беззаботной бездельницы, что эта
маска постепенно приросла к ней. Однако о ее правах не забывали ни разумные
русские люди, недовольные обеими Аннами на российском троне, ни могущественная
Франция. Посол Шетарди – весьма осторожно – и личный врач Елизаветы Арман
Лесток – весьма откровенно – неустанно подогревали ее затаенные амбиции.
Русские, недовольные властью обеих Анн, тоже не оставались в стороне. Их
интересы выражал в основном друг Елисавет, граф Михаил Воронцов. Неустанно
обрабатывал Елисавет и шведский посланник Нолькен. Соединенными усилиями им
удалось заставить царевну пробудиться от многолетней любовной спячки и подумать
о будущем. Она вдруг осознала, что в любой момент доброжелательное отношение к
ней Анны Леопольдовны может смениться полной противоположностью. Ведь до
правительницы не могли не доходить слухи об интригах Шетарди, о тесной его
дружбе с Лестоком, о сходках преображенцев в доме царевны Елисавет...
Если Анна Леопольдовна оставалась к этим
слухам глуха, то более проницательный Линар волновался. Надобно сказать, что
точно так же реагировал на происходящее и Антон-Ульрих. Вот только два этих
мужа Анны волновались порознь!
Наиболее решительные и сметливые люди из
окружения Анны Леопольдовны советовали ей принять титул императрицы как можно
скорей. Она отложила это до 7 декабря, своего дня рождения, желая сделать себе
роскошный подарок.
Накануне отъезда Нарцисс предложил любовнице
обезопасить себя и арестовать Елисавет. Анна пожала плечами. Она считала
двоюродную тетку пустышкой из пустышек, и предстоящий отъезд возлюбленного
печалил ее куда больше.
Ну что ж, Линар уехал...
Между тем слухи о происках Елисавет все
множились: увы, никакой тайны комплота его участники хранить не умели. Анне эта
болтовня надоела. 23 ноября на куртаге в Зимнем дворце правительница подошла к
своей молодой и красивой тетушке и сказала, глядя свысока:
– Что это, матушка?! Слышала я, будто ваше
высочество имеете корреспонденцию с армией неприятельскою
[18]
и будто ваш доктор ездит к французскому посланнику и с ним неприятелю
способствует? Советуют мне немедленно арестовать лекаря Лестока. Я всем этим
слухам о вас не верю, но надеюсь, что если Лесток окажется виноватым, то вы не
рассердитесь, когда его задержат!
У Елисавет подогнулись ноги... Однако у нее
хватило ума не бухнуться на колени с покаяниями, а притвориться обиженной,
заплакать и, разумеется, отрицать все эти слухи.
На ее счастье, Анна была легковерна... Такой
сделало ее счастье. Линар любил ее – значит, и все должны были любить!
Как бы не так!
Вне себя от страха Елисавет ринулась домой и
мигом вызвала Лестока. Тот выслушал новости – и почувствовал, что шея его уже в
петле и остались считаные мгновения до того, как палач вышибет из-под него
лавку.
– Неужто вы не понимаете, ваше высочество, что
когда уберут друзей ваших, то возьмутся и за вас? – спросил Лесток
хрипло. – Дни вашей воли, а может быть, и жизни сочтены! Взгляните вот
сюда.
И тут же, от спешки разрывая пером бумагу, он
нарисовал и положил перед Елисавет две картинки. На первой была она сама в
короне и царской мантии. На второй... она же в монашеском клобуке. Над головой
монахини грозно висела петля...
И тогда Елисавет наконец вспомнила, что она
истинная дочь Петра Великого...
В ночь на 25 ноября, во втором часу
пополуночи, Елисавет, молодой граф Михаил Воронцов, Лесток и Шетарди
отправились в санях в казармы Преображенского полка, откуда вышли окруженные
гренадерами и двинулись брать Зимний.
В ту же ночь Анна Леопольдовна, Антон– Ульрих
и дети были арестованы и заключены под стражу. В России свершился
государственный переворот. Императрицей стала Елизавета Петровна.
Таким образом, не Анна Леопольдовна, а
Елисавет сделала себе подарок ко дню рождения! Правда, с некоторым временным
запасом, ибо родилась она 19 декабря, но... лучше раньше, чем никогда!
