– В шестьдесят девять мне наверняка было бы с тобой трудновато, – сухо сказал он. – Мне и сейчас нелегко приходится…
– Чушь собачья! Твоей мужской силе позавидует каждый!
Арт уже откровенно потешался над ней:
– Разумеется, ты хорошо знаешь о мужской силе всех и каждого!
– Ты забыл о женской интуиции. – Ее глаза лучились безоблачным счастьем – до тех самых пор, пока она не заметила замершую в дверях Алвину. – Эй, Винни…
Девочка молча повернулась и исчезла. Арт успел заметить ее поспешное бегство и испытующе взглянул на Люси:
– Что у вас стряслось?
– Просто она вчера чересчур тесно общалась с Бруксами, – с деланной беспечностью улыбнулась Люси.
– Понимаю. А вчера вечером мне показалось, что ее задело лишь то, что она узнала обо всем не первой…
– Однако у нее была целая ночь, чтобы привыкнуть. Знаешь, она приходила ко мне утром. Рассказывала, что про нас говорят всякое…
– А ведь я предупреждал тебя. Мне лично на это плевать, но тебе явно придется несладко. Дело тут не только в разнице в годах. Ты дочь жены моего родного брата. Многим это не помешает считать наш брак кровосмесительным.
– Такие дураки не стоят внимания! – распалилась Люси. – По крайней мере, на поддержку Сандры и Лайла мы можем рассчитывать. Они сами прошли через ад…
Арт удержался от комментариев, хотя понимал, что вышеупомянутая пара большую часть жизни была избавлена от уколов злых языков местных жителей. А Люси, глядя на его мужественные черты, вновь испытала жгучее желание подойти к нему, оказаться в кольце его сильных рук, ощутить вкус его губ… Сейчас она меньше всего думала о еде.
– Ты уже все картины упаковал в контейнер? – спросила она, разливая кофе и силясь овладеть собой.
– Еще не начинал. Мне и без того было над чем поломать голову.
Люси опустила густые ресницы:
– Смею надеяться, одна из твоих проблем – я?
– Ты – все мои проблемы.
– Да ну? – Люси была крайне польщена. – И что же ты решил?
– Что лучше всего было бы отослать тебя назад, в Англию… Если, разумеется, не возникнет непредвиденных осложнений. – Он невесело усмехнулся: – Я как-то не рассчитывал, что так скоро окажусь помолвленным…
– Но ведь ты не жалеешь? – с замиранием сердца спросила Люси. – Ты ведь хочешь меня?
Арт задумчиво поглядел на ее прелестное лицо.
– Нет на земле мужчины, который бы тебя не пожелал, – вымолвил он.
Совсем не это хотела она услышать. Но, похоже, большего от него не добиться. Ведь Арт ни разу не произнес слова «люблю» даже прошлой ночью, когда сама Люси взахлеб твердила ему о своих чувствах… Впрочем, если верить любовным романам, не она одна страдала от недостатка нежных слов. Мужчины в минуты страсти куда более сдержанны на язык, нежели их подруги.
– Я могла бы помочь тебе в студии, – предложила Люси, решительно меняя тему. – Я буду очень осторожна.
– А я – очень благодарен. Все должно быть закончено сегодня. Завтра утром за контейнером придет машина. Если мы закончим к обеду, сможем вечером поехать в заповедник, если хочешь, конечно. Или полюбоваться на вулкан Дьяблотен…
Люси замялась:
– Хочешь сказать, мы поедем… втроем?
– Вряд ли Винни составит нам компанию.
– А ты не мог бы поговорить с ней? – робко спросила она.
– И что я ей скажу? Ведь ситуацию, которая ее так огорчает, изменить не в моей власти. Придется ей привыкать к неизбежному.
В его утверждении был смысл – Люси и сама это понимала. Сейчас никакие слова не успокоили бы Алвину. Теперь им остается лишь убедить девочку, какая они с Артом замечательная пара, невзирая на разницу в возрасте…
Алвина так и не появилась за столом. В студии Люси несколько отвлеклась от мрачных мыслей, заботливо заворачивая каждый холст в особую ткань и укладывая в контейнер. Две картины оказались так велики, что одной ей было не управиться, и Арт помог ей.
– А ты всегда пишешь на заказ? – спросила она, жалея, что неделю тому назад не рассмотрела работы получше.
– Нет, лишь иногда. Рубщиков сахарного тростника я написал по просьбе одного магната, когда-то жившего здесь и мучимого ностальгией. Картина, разумеется, будет выставлена на аукцион, но с пометкой «Продано». Кстати, недурной рекламный ход.
– Если верить Рори, твоим картинам не нужна реклама. Кстати, Сандра спрашивала, не согласишься ли ты написать ее портрет… Она полагала, что Лайл уже говорил об этом с тобой.
– Да, говорил.
– И что ты ответил?
– Почему бы нет? Она очень интересна как модель. – Арт помолчал и прибавил: – И ты будешь столь же интересна… лет через тридцать.
– Сандре всего сорок шесть! – воскликнула Люси.
– Что ж, запомню на всякий случай.
Стоя к Люси спиной, Арт упаковывал последний холст. Она скользнула взглядом по его стройной фигуре, и желание вновь охватило ее. Не в силах противиться, Люси, подойдя сзади, обвила руками талию Арта и прильнула щекой к его спине.
– Я хочу тебя.
Арт перехватил ее руку, прежде чем та успела достичь вожделенной цели.
– Слушай, веди себя пристойно или мне придется тебя отшлепать! – с нарочитой суровостью сказал он.
– Хорошо, если это тебя возбуждает, – пробормотала Люси.
Когда Арт сгреб ее в охапку, она взвизгнула.
– Тебе придется постичь одну науку: порядочная женщина должна ждать, пока мужчина не проявит инициативу.
– Так прояви! – округлила наивные глаза Люси.
Но оказалось, что рано ей торжествовать победу.
– Не здесь, – решительно сказал Арт.
– Но почему? Ведь сюда никто не явится без предупреждения…
– Это еще неизвестно. – Он поставил Люси на пол. – Хотя не скрою, твой энтузиазм мне льстит.
Люси чутко уловила перемену его настроения.
– Мне нужен от тебя не просто секс, – заговорила она, желая отшутиться. – Просто ты классно все это делаешь, и вообще…
– Стараюсь как могу. – Арт все еще улыбался, но, похоже, шутки уже кончились. – Мне нужен сейчас не секс, а скотч. Пока меня не будет, можешь начать убирать мусор.
Люси глядела ему в спину, озадаченная. Он и впрямь не понимает ее или прикидывается? А ведь она уже тысячу раз сказала ему о своих чувствах! Может, он просто ей не верит? Спору нет, физическое влечение – неотъемлемая часть того, что люди именуют любовью, но далеко не единственная!
К тому времени, когда Люси закончила уборку, Арт так и не возвратился, и она принялась разглядывать оставшиеся в студии работы. На одном полотне была изображена Джемайма в ярко-красном платье, ставившая цветы в вазу. Одного взгляда на эту работу было достаточно, чтобы понять: она писалась не для продажи.
