– Моя внучка, – добродушно добавил Дэвид.
– Можно мне стакан воды? – попросила Грейс и протянула за ним руки. Сразу обе. Дэвид открыл шкафчик и нашел стакан. Потом выключил горячую воду, включил холодную и подержал под ней ладонь, ожидая, пока вода остынет. Никто не произнес ни слова, пока Грейс торопливо не выпила воду.
Потом она спросила:
– Абигейл?
– Это в честь Аарона. Вообще-то, это мы с Лори выбрали имя Абигейл. А имя Елена оставим как среднее.
– Мне очень нравится имя Абигейл, – заметил Дэвид. Он снова вращал бутылочку под горячей водой. – В Библии так звали жену царя Давида. Не то чтобы меня никто не спрашивал, – закончил он.
– Но… – Грейс пыталась сформулировать вопрос. – Вы собираетесь… или… ты с женой?
Митчелл на мгновение замешкался, но потом понял, о чем спросила Грейс.
– Мы с Лори занимаемся удочерением девочки. Сейчас этот процесс немного затормозился, потому что мы еще не переехали в новый дом, и у Лори первый триместр проходит довольно тяжело, так что по большей части Абигейл находится здесь, у бабушки с дедушкой, они и ухаживают за ней получше. И не жалуются на неудобства.
– Мы обожаем ее, – признался Дэвид.
Грейс, по-прежнему пытаясь взять себя в руки, кивнула ему с как можно более доброжелательным выражением лица.
– Конечно. Это же ваша внучка.
– Моя внучка. Дочь моего сына. Которого я тоже любил, между прочим, как бы ни трудно было в это поверить.
– Нет, нетрудно, – покачала головой Грейс. – Я тоже его любила.
«Или, по крайней мере, – подумала она, – любила человека, каковым он мне представлялся». В этом состояло маленькое, но чрезвычайно важное отличие.
Из коридора раздались шаги Наоми по застеленным ковровой дорожкой ступенькам. С каждым ее шагом у Грейс все сильнее саднило в груди. Она знала, что никогда не будет к этому готова. Впервые с того момента, когда переступила порог этого дома, она подумала о том, чтобы бежать отсюда со всех ног, но сама мысль, что Грейс, взрослая женщина, устыдится от присутствия девочки-младенца, вызывала у нее ужас. Она вцепилась руками в сиденье стула и повернула мрачное и ко всему готовое лицо в сторону кухонной двери.
Наоми с ребенком на руках словно преобразилась. Ее черные волосы мягко обрамляли лицо, походка сделалась быстрее и легче, несмотря на то, что она несла малышку – Абигейл Елену. Она превратилась в женщину, которая, казалось, могла быть счастливой.
– Надеюсь, вы все ей рассказали? – спросила Наоми.
Грейс вскочила на ноги. Никто ее об этом не просил. Она протянула руки к малышке, хотя не собиралась этого делать. Даже толком не знала, хочет ли этого. Но все-таки протянула.
– Можно? – спросила Грейс у Наоми.
Наоми не ответила, но дала подержать ребенка Грейс. Елена больше не напоминала того смуглого младенца, повергшего в жуткий шок собрание женщин – устроительниц благотворительного аукциона тем, что сосал грудь Малаги Альвес – обе груди. Теперь она превратилась в крепенькую малышку с венчиком тоненьких каштановых волосиков на голове, глубокими ямочками на щеках и мускулистыми ножками, проявлявшую неподдельный интерес к уху Грейс. Это то самое дитя – ее биологический отец убил ее мать, отчим от нее отрекся, а брат навсегда исчез из ее жизни. И было ей всего шесть месяцев. Грейс заметила пушистые длинные ресницы, которыми все так восхищались, когда она впервые увидела малышку.
Как ресницы у Генри: тоже красивые, тоже длинные.
– Я, пожалуй, поеду, – сказала Грейс.
Наоми осталась в доме с ребенком, Дэвид с Митчеллом проводили гостью до машины, и оба настояли на том, чтобы снова ее обнять.
– Ты так просто от нас не избавишься, – пошутил Дэвид. – Отныне ты всегда будешь рядом. И Генри тоже.
– Пап, – рассмеялся Митчелл. – Грейс, не слушай ты его. Мы будем ждать от тебя вестей. А если не дождемся, то станем безжалостно тебя преследовать. М-да, как-то несмешно получилось. Я вовсе не собирался тебе угрожать, правда.
– А по-моему – смешно, – возразил Дэвид.
Грейс заверила обоих, что скоро подаст весточку, села в машину и включила зажигание. У нее создалось впечатление, будто она и не просидела здесь несколько часов, и стала гадать, сколько сейчас времени.
Вновь выехав на лонг-айлендскую автостраду, Грейс достала телефон и позвонила отцу на мобильный. Он ответил сразу же, голос у него был обеспокоенный.
– У тебя все нормально? – спросил он. – Ты получила мое сообщение?
– Нет, извини. Вы ужинаете?
– Ужинаем. Хоть и не все мы едим. Мы в «Свинячьем раю».
Грейс не могла удержаться от смеха.
– Как ты уговорил Еву пойти в «Свинячий рай»?
– Генри ей сказал, что «свинячий» – это метафора. Так и выразился – «метафора».
– Впечатляет, – сказала Грейс.
– Когда мы сюда пришли и она увидела меню, я заказал ей коктейль «Май Тай». Теперь она не в обиде. А твой сын ест что-то под названием «молочный поросенок». Он и вправду в «Свинячьем раю».
– Можно мне с ним поговорить? – спросила Грейс. Потом попросила заказать домой салат с уткой.
Генри откликнулся восторженным голосом, каким только может говорить двенадцатилетний мальчишка в своем любимом ресторане.
– Ты где? – спросил он.
– Мы возьмем собаку, – ответила Грейс.
Глава двадцать вторая
Первое, что скажут обо мне, когда я выйду из комнаты
Генри хотел умную собаку. Лучше всего – бордер-колли, самую умную из всех, согласно его тщательному исследованию. Но таких в приютах для животных в западном Коннектикуте не нашлось. Вообще, кроме питбулей, чистокровных и с примесью других пород, там мало кто еще был. Себе собаку они нашли в муниципальном приюте Денбери – неясно, какой породы пес, но с паспортом. Это был единственный «не-питбуль» в тот день, когда Грейс и Генри ехали по шоссе 7, готовые (в случае Грейс – окончательно и бесповоротно) стать владельцами собаки. Волею судьбы пес оказался веселым и ласковым однолетком средних размеров с черными и с коричневыми пятнами и забавными «зеркальными» разводами на задней части туловища, очень напоминающими «пятна Роршаха». По дороге домой пес сразу улегся к Генри на колени, глубоко вздохнул и мирно заснул. Генри, убедившись в том, что предполагаемая гениальность пса теперь полностью подтвердилась, решил назвать его Шерлоком.
– Ты уверен? – спросила Грейс с водительского места. – Это же большая ответственность для такой небольшой собаки.
– Он справится, – ответил Генри. – Это же гениальный пес.
Похоже, Шерлок был еще и южанином. Работник приюта, оформлявший бумаги на пса, объяснил, что когда «фабрики смерти» в южных штатах совсем уж переполнялись, то собак и кошек, которых еще можно было куда-то пристроить, отправляли в приюты на северо-востоке. В частности, Шерлок был родом из Теннесси. Наверное, и лаять станет с тамошним гнусавым акцентом.
