– И еще один раз было.
– С… – растерянно поглядела на него Грейс – С миссис… С мамой Мигеля?
– Нет, это давно было. С какой-то другой.
Грейс заставила себя никак не реагировать. Это к ней не относится. Больше не относится.
– Хочешь об этом поговорить? – спросила она у Генри. – Если не хочешь, то, конечно, не надо.
– Нет, я знаю. Я был с Джоной рядом с его домом. Мы стояли на тротуаре и ждали его маму, потому что она зашла в магазин, а мы остались на улице. Это было недалеко от больницы.
Грейс кивнула. Пока ребята не перешли в шестой класс, Хартманы жили в районе Восточных шестидесятых улиц за несколько кварталов от Мемориала. Потом Дженнифер и Гэри разошлись, Дженнифер с Джоной и его сестренкой переехала куда-то в Вест-Сайд. Именно тогда в дружбе Генри и Джоны произошел разлад. Однако до него Генри много лет ходил играть в район, где жил Джона, по соседству с Мемориалом.
– Ну вот, я увидел, как он шел по улице, где мы стояли и ждали. Папа проходил мимо игровой площадки. Знаешь площадку на Шестьдесят седьмой улице, куда мы ходили?
Грейс кивнула.
– Он был с кем-то. С другим врачом. И они просто… ну, в том смысле, что опять ничего. Типа он ничего не делал, так что я сразу-то и не понял. Они просто шли рядом и разговаривали. Она тоже была врач. В таком же хирургическом халате. Он меня не сразу заметил. И когда перешел улицу, тоже меня не видел. Он проходил прямо мимо нас с… ней. И тут я крикнул: «Папа!» А он как будто подпрыгнул, посмотрел на меня и начал, ну, знаешь: «Привет, дружище!» и «Привет, Джона!», потом обнял меня и заговорил о чем-то, уже не помню. Но я развернулся, потому что врач, с которой он шел, пошла дальше. Она не остановилась, а папа ни разу на нее не взглянул. Я просто подумал, что это странно. Это было… Сам не знаю, как описать, но типа как с мамой Мигеля. Я просто все понял. Ну, – поправился он, – я не то чтобы понял. Вот только в том, что я увидел, что-то было… ну, не так, что ли. Понимаешь, о чем я?
Грейс грустно кивнула.
– Может, о том разе мне тоже надо было все рассказать.
– Нет, дорогой.
– Но вы могли бы развестись.
– Там не было ничего правильного и ничего неправильного. Ты за это не отвечаешь.
– Ну, ладно, – печально проговорил Генри, – а кто тогда отвечает?
Пес, которому надоело стоять в ледяной воде, медленно потрусил в горку обратно к дому.
– Отвечают взрослые, – сказала Грейс. – Папа и я. По-моему, с папой долгое время что-то происходило. Но… – Грейс сосредоточилась. Ей ужасно не хотелось этого говорить, но все-таки пришлось. – Что бы и почему он ни сделал, надеюсь, ты знаешь, что он тебя любил. Думаю, к тебе это никакого отношения не имело. Ко мне – возможно, но не к тебе.
– Но ведь ты не делала ничего плохого, – возразил Генри, и Грейс с болью в душе заметила, что сын плачет. Возможно, заплакал он уже давно.
Она обняла его и крепко прижала к себе. Он по-прежнему еще совсем мальчишка, подумала она, хотя ее раздирало от ярости оттого, что для того, чтобы сын снова ее обнял, пришлось пережить весь этот ужас. Она прижимала Генри к себе, вдыхая запах его несвежих волос.
– Может, в этой ситуации не стоит делить все на черное и белое. Наверное, тут все гораздо сложнее, – вздохнула Грейс. – Уверена, я тоже не идеальна. И могла не знать, что происходило с папой, но, по-моему, должна была знать. Это моя половинка, за которую я в ответе.
Пес по кличке Шерлок подошел к ступенькам веранды и бросил на них жалобный взгляд. Но Грейс не отпускала Генри.
– Я много ночей обо всем этом думала, – сказала она. – Ночей и дней, – поправилась Грейс, вспомнив те долгие часы, когда Генри был в школе, а она, раздираемая болью, лежала, свернувшись калачиком, под пуховым одеялом в спальне на втором этаже. – Я могла бы годами думать о папе и о том, что могло бы с ним произойти. И о миссис Альвес. И бедняжке Мигеле. И о несчастной малышке. Но, по-моему… не стану я этого делать. Есть другие дела, которыми нужно заняться. И я не желаю, чтобы моя жизнь крутилась вокруг одного этого дела. И мне очень, очень хочется, чтобы и твоя жизнь не вертелась вокруг него. Генри, ты заслуживаешь куда большего, чем эти бесконечные раздумья.
Генри отстранился. Тепло его тела сменил холодный ветерок. Почуяв свой шанс, пес осторожно взобрался вверх по ступенькам. Подошел к Генри, который почесал ему за ушами.
– Его называют «Док-убийца», – сообщил ей Генри. – Мы с Дэнни «нагуглили» это у него дома.
– Ну да, – с болью в сердце кивнула Грейс.
– Там еще и твои фотографии есть. Из твоей книжки. И много чего о тебе написано. – Он внимательно поглядел на нее. – Ты об этом знала?
Грейс кивнула. Она знала. Знала уже пару недель. Однажды утром она, как обычно, отвезла Генри в школу, потом, как обычно, отправилась в библиотеку и, как обычно, села за компьютер. Но в этот раз, как ни странно, вдруг поняла, что готова. И потом взглянула на себя сквозь неровную и искривленную в разные стороны пелену глобального сообщества совершенно чужих людей. Ее подхватил какой-то бесконечный стремительный поток. Сами по себе статьи были не из приятных, но комментарии под ними являлись воплощением нелепицы и полного абсурда. Ее выставляли этакой снежной королевой, застывшей в равнодушной позе, пока ее муж использовал, бросил и, наконец, зверски зарезал женщину, которая его любила. Грейс выставляли лицемеркой, у которой хватало наглости судить других и выдавать им «наставления» касательно их отношений, написать книгу – больше всего ярости вызывало написание книги – с подробным изложением ее так называемой мудрости. Ее фото с обложки мелькало везде и всюду. И градом сыпались цитаты из книги – простое и неприкрытое переворачивание с ног на голову того, что она хотела передать.
Все это было ужасно именно в той степени, какой она и боялась. Но хоть, по крайней мере, не ужаснее того.
– И долго это будет продолжаться? – спросил у нее Генри.
«А долго пряжа прядется?»
– Все у нас образуется. Это главное.
– Ладно, – ответил Генри. Голос его звучал храбро, но она его как будто не убедила.
– Когда-то у меня была пациентка, – начала Грейс, – с которой произошло действительно нечто ужасное…
– И что именно? – спросил Генри отнюдь не из праздного любопытства.
– Ну, у нее сын был очень тяжело болен. Шизофрения. Ты знаешь, что это такое.
Шерлок воспользовался моментом, чтобы попытаться одолеть последнюю ступеньку и пристроиться на коленях у Генри. Генри рассмеялся и притянул пса к его цели.
– М-м… Он был душевнобольным?
– Да. Ну, «душевнобольной» – это юридический термин. Он был очень болен. Страдал тяжелым психическим расстройством.
– Это и было «нечто ужасное»?
