– Я сама не помню. Дж. Колтон, они раньше брали такие книги?
– По-моему, у них были «Правила», – ответила Дж. Колтон.
Грейс невольно поморщилась, радуясь тому, что женщины этого не видят.
– Они приняли доктора Лауру.
– О боже! – выдохнула Грейс, и ее банальная антипатия превратилась в настоящий кошмар. – Какой ужас.
– Да, ужасно, и у нее несметное число слушателей, – рассмеялась Мод. – Мы пытаемся устроить тебя к ней на шоу.
Грейс промолчала.
– А еще будет турне, – продолжала Мод. – Мы планируем на первые числа февраля. Надо дать людям шанс услышать тебя, прежде чем начнется широкая продажа. Тебе известно, что, как правило, человек, только трижды услышав название книги, решает наконец купить ее?
Грейс этого не знала. Да и вообще никогда ни о чем подобном не думала.
– Итак. Рассказ в журнале, выдающееся книжное обозрение, потом ты в ток-шоу, и народ готов. «Погодите-ка, об этой книге я что-то слышала!» Или же они идут в книжный магазин и вот она, лежит на столике сразу у входа, а это, кстати, как оплаченная недвижимость. Ну, это ты знаешь, да?
Они полагали, что Грейс сразу все станет понятно. Однако нет, она не поняла, что означает «оплаченная недвижимость». Незнакомые слова и факты громоздились друг на друга.
Дождь продолжал стучать по мостовой, капли падали и отскакивали от асфальта. Чуть подальше на улице упитанная такса отказывалась идти на прогулку. Собака съежилась и дрожала, стоя на своих толстеньких коротких ножках, а хозяин смотрел на нее чуть ли не с ненавистью. Грейс никак не могла придумать, как бы прекратить этот разговор.
– Но мы будем целый месяц находиться у «Барнс и Нобл». Ты знаешь, я так рада, что мы приблизили срок выхода. А ты разве не рада, Грейс?
Она уныло кивнула, а вслух через силу воскликнула:
– Да, рада!
Сначала выход книги «Ты же знала» был назначен на четырнадцатое февраля. Но такое совпадение Грейс посчитала даже немного циничным. И Мод передвинула его на первые числа января, чтобы не состязаться с книгой об отношениях между людьми, написанной журналистом, специализирующимся на таких статьях, причем книги выходили в одном и том же месте. Правда, январские книги хуже продавались, как объяснила Мод (как будто Грейс когда-нибудь обращала внимание на то, в какое время года была выпущена та или иная книга), но в любом случае это было здорово. Из-за того, что в январе дела с книгами шли медленно, у редакторов было меньше книг для работы, значит, увеличивались шансы получить больше отзывов и всевозможных комментариев. Кроме того, после праздников у людей появляется желание обратить больше внимания на себя, задуматься о своей жизни.
Так говорила Мод, значит, так оно и было.
– Гораздо проще попасть в списки лучших книг в январе, чем, скажем, осенью.
– Ну, например, как… помнишь те мемуары, которыми мы занимались? – спросила Дж. Колтон, стоя возле бассейна. – Про девочку, которую покусали бешеные собаки? Книга вышла в январе. По продажам она набрала всего двадцать тысяч, но попала в список лучших.
Грейс пришлось напрячься. Девочку покусали (или искусали?) собаки, о каких списках тут может идти речь? Но, разумеется, тут же выяснилось, что Дж. Колтон уже сменила тему.
Обе женщины снова завели беседу о книгах. Они постоянно говорили о книгах. Книги, которые они прочитали или хотели бы прочитать. Книги, о которых они слышали хорошие отзывы, книги, которые ей – Грейс – следовало бы прочитать, книги, которые она обязана прочитать, книги, которые она просто не могла не прочитать. «Вот это ты наверняка читала!» Грейс всегда любила читать, но после таких внушений чувствовала себя невеждой.
А в голове у нее мелькало: «Я стою под навесом на Лексингтон-авеню, в шерстяном пальто и промокших ботинках, держу телефон в дрожащей замерзшей руке. Телефон тоже дрожит. Мне тридцать девять лет, я замужем восемнадцать лет, я мать двенадцатилетнего сына. Я частный практик психоаналитик. Я написала книгу. Я ведущий автор этого сезона по версии Совета еврейской книги, и мне придется ехать во Флориду. И все это правда. Я в этом уверена».
– Грейс! – Это был голос Мод. – Ты меня слушаешь?
– Да, прости, – отозвалась Грейс. – Новости просто фантастические.
Наверное, ее слова прозвучали настолько убедительно, что женщины тут же отпустили ее. Грейс, склонив голову, вышла из-под навеса и двинулась сначала на юг по улице, затем на восток в знакомый район, где она часто бывала в те годы, когда они с Джонатаном только начали встречаться. Она не знала, куда направляется, пока не миновала грязную послевоенную башню на Первой авеню. Здесь они с Джонатаном когда-то жили в весьма непривлекательной однушке, расположенной в самом конце обшарпанного коридора с замызганными бежевыми стенами.
Казалось, эта местность совершенно не изменилась. В вестибюле на журнальном столике до сих пор стоял все тот же искусственный цветок. С потолка свисали такие популярные на Статен-Айленд светильники. Грейс не узнала швейцара в форме при входе, но машинально одарила его полуулыбкой, словно отдавая дань собственному прошлому. Из входной двери вышли и остановились под навесом молодые люди, точная копия ее самой и ее мужа, новоиспеченные специалисты, с портфелями, ковриками для занятий йогой, мешками с одеждой для химчистки через плечо и экологичными сумками для продуктов из холщовой ткани на запястьях. Грейс подумала, что сейчас она бы ни за что не согласилась жить здесь. Она и тогда ненавидела свое жилище, хотя, как могла, улучшала его, выкрасив стены тонами, модными в середине века (это было самое лучшее определение цвета, какое она только могла вызвать в своем воображении для столь безнадежно безликой комнаты). Она не стала добавлять какую-то действительно достойную мебель к изобилию дешевки, которую изготовляли для таких вот больших и пустых квартир. Впрочем, тогда ее совсем не занимало внутреннее убранство квартиры. И Джонатана тоже, потому что в те годы их головы были заняты совсем другим. В первую очередь карьерой. А еще они хотели завести ребенка.
Грейс остановилась под дождем, снова достала телефон и сердито посмотрела на него. Потом пихнула его обратно в карман и продолжила свой путь.
Теперь, когда ей стало ясно, куда ее ведут ноги, Грейс ускорила шаг, перемещаясь в южном направлении. Она входила в Царство медицины. Именно так окрестил когда-то Джонатан этот район, а теперь она и сама называла его так. Это было не просто месторасположение таких крупных медицинских центров, как Корнелл, Центр специальной хирургии и, конечно же, самый мощный Мемориальный онкологический центр. Вся местность стала как бы зависимой от них, она подчинялась им, обслуживала их, предвосхищала и претворяла в жизнь все их желания и потребности.
Разумеется, работа в больнице всегда отличалась от работы в любом другом месте. Магазины и рестораны прогорали и закрывались один за другим. Мало-помалу уменьшалось количество офисов, пока запоздалый работник не гасил последнюю лампочку. Но вот больницы никогда не пустовали и, конечно же, их никто не закрывал. Они гудели и жили своей жизнью, безоговорочно выполняя все свои обязанности в невероятно напряженных условиях постоянной критической ситуации. Они представляли собой как бы отдельный мир, получающий информацию из мира искусства, науки и, разумеется, подозрений на начало болезни. Здесь, как на своеобразной сцене, разворачивались драматические события. Бесконечное количество великих сюжетов постоянно проигрывались один за другим, демонстрируя различные человеческие качества и состояния. Понимание и отвержение, религиозные страсти, примирение, искупление вины, катастрофические потери… В Царстве медицины вас словно течением несет от одного значимого события к другому. Здесь человеческий опыт проявляется во всей полноте. Необходимость действовать быстро и четко, чтобы служить высшей цели, – вот чем насыщена здесь атмосфера.
