– Он нанимал меня. В феврале.
– Нанимал тебя? – недоверчиво повторила Грейс. Но эти слова прозвучали сейчас как оскорбление. Грейс тотчас же пожалела об этом.
– Да. Он позвонил, назначил встречу, приехал и подписал официальный документ о найме меня как адвоката и о том, что я буду представлять в суде его интересы.
– Боже мой, – пробормотала Грейс. – В феврале.
– Слушание грозило дисциплинарными взысканиями. Ему нужен был совет.
«Дисциплинарные взыскания». «Нужен совет».
Сильвия сделала глоток кофе, поморщилась от отвращения и поставила чашку на стол.
– Ты знала о слушании по его делу?
Грейс отрицательно помотала головой.
Сильвия снова принялась катать чашку между ладонями.
– Я не спрашивала его вот так, в упор, известно ли тебе о происходящем. В течение всех этих месяцев, когда мы случайно сталкивались в школе или встречались по делам комитета, я всегда задумывалась над этим. Но сама не могла начать этот разговор. Джонатан должен был сам привести тебя ко мне на прием. Такая информация не подлежит разглашению, это адвокатская тайна. Ты же понимаешь.
Грейс кивнула. Она и в самом деле понимала. Она точно так же трепетно относилась к информации, связанной с ее клиентами. Но, опять же, она не была знакома с друзьями своих клиентов или членами их семей. Она не встречала их в школе и не сидела рядом с ними на заседании комитета. Поэтому сравнение неуместно.
– И официально вся эта информация до сих пор остается конфиденциальной, – продолжала Сильвия. – Мне вообще нельзя было даже начинать этот разговор с тобой. И сейчас не имеет значения ни то, что мы с тобой подруги, ни то, что он является подозреваемым в уголовном преступлении. А я не имею права рисковать никоим образом, потому что запросто могу лишиться адвокатской практики. – Сильвия замолчала. Казалось, она ждет какой-то реакции от Грейс, но та не понимала, какой именно.
– Мне нельзя терять работу. Я мать-одиночка.
Она снова помолчала. Грейс все так же просто смотрела на нее.
– Грейс, ты хочешь, чтобы я продолжала?
– Ах, ну, да, – наконец дошло до Грейс. – Теперь я поняла. Нет, я не поступлю так с тобой.
Сильвия вздохнула.
– Вот и хорошо. Он приходил ко мне всего один раз. Ему не понравился мой совет. Я сказала, что будет лучше, если он извинится перед администрацией больницы и примет любые их условия, что бы они ни предложили. Хотя бы для того, чтобы не допустить немедленного увольнения. Но оказалось, что он задумал совсем другое.
– И что же… он задумал?
– Он хотел подать в суд на своих начальников. Утверждал, что один из них был плагиатором, а другой – педофилом. Хотел, чтобы я донесла до них, что он обратится в прессу, если они будут настаивать на слушании дела о его проступках. Полагал, что платит мне именно за это и я сделаю это для него. Впрочем, такие заблуждения среди моих клиентов – отнюдь не редкость, – сказала Сильвия, будто пытаясь казаться очень доброй. – Но даже если у него и были какие-то доказательства, даже если это и было уместно, учитывая его обстоятельства – а скорее всего, нет, – в моей практике такого еще не бывало, и у меня не хватило бы мужества все это исполнить. Когда чистишь зубы, надо смотреться в зеркало. Понимаешь?
Грейс кивнула, явно теряя нить повествования. Кто же оказался плагиатором? Может быть, Робертсон Шарп Третьесортный? Трудно было поверить, что Джонатан, ругая Робертсона Шарпа Третьесортного, ни разу не упомянул о таком вопиющем злодеянии, как плагиат, которое к тому же очень легко доказать.
– Я просмотрела все бумаги, которые он мне предоставил, и сказала ему так. «Тут очень многое против вас. Даже больше, чем требуется для вашего увольнения. Вам надо обратиться к ним с мольбой дать вам возможность реабилитироваться…»
– «Реабилитироваться»! – чуть ли не во весь голос закричала Грейс. – Но почему?
– И сделать все, что они потребуют, – отчеканила Сильвия. – Что бы они ни придумали, только чтобы в формулировке присутствовало слово «нетрудоспособность». Это стало бы идеальным выходом. И они предлагали ему что-то вроде этого, но он даже не стал рассматривать их вариант. Он сказал мне… – Сильвия запнулась, набрала в легкие воздуха, подняла свою кружку, потом вспомнила вкус содержимого и поставила назад. – Вообще-то… – начала она, стараясь все подать так, чтобы ее слова прозвучали, скорее, язвительно и не привели Грейс в ужас. – Он меня послал… Но надо учесть, что он был страшно взвинчен. Я от всей души пожелала ему удачи.
Грейс прищурилась так, что глаза превратились в щелочки. Надо прекратить бесконечно извиняться.
– Я даже не знаю, чем закончилось то слушание, – призналась Сильвия.
– Если верить полиции, его уволили, – со вздохом выдала Грейс. – До прошлого вечера я ничего об этом не знала. Все эти месяцы… – Она перевела дыхание. – Похоже, муж врал мне, утверждая, что проводит дни на работе. – Звучит как-то неубедительно, подумала Грейс. Наверное, это были самые неубедительные слова, которые она когда-либо произносила. – Я ничего не знаю. Не представляю, как мне все это пережить.
– Ну что ж, позволь тебе помочь, – искренне предложила Сильвия. – В любом случае, я могу попытаться. Итак, слушай, потому что мне надо кое-что тебе сказать. Первое и главное. Если ты знаешь, где он, – скажи им.
Грейс отчаянно мотнула головой.
– Не знаю. У меня даже предположений никаких нет. И это я им уже говорила.
В этот момент вернулся официант. Будут ли они еще что-нибудь заказывать? Сильвия попросила принести счет.
Когда он снова удалился, она сказала:
– Очень важно, чтобы ты с ними сотрудничала. Как только они убедятся, что ты в этом деле никак не замешана, с тобой начнут обращаться мягче во всех средствах массовой информации.
– Хорошо, – согласилась Грейс, хотя ей была неприятна одна только мысль о «сотрудничестве» с Мендозой и О’Рурком.
– И вот еще что. Самое важное, что ты сейчас сможешь сделать, это убраться с их пути и убрать своего ребенка. – Сильвия подалась вперед, отодвигая в сторону полную чашку кофе. – Джонатан, какие бы ни были у него на то причины, здесь не остался. Так что он пропустит все представление. А начнется оно уже сегодня вечером. Или завтра, но это самое позднее. Поскольку ты здесь, главной звездой быть тоже тебе. Бери Генри и бегите туда, где можно спрятаться. Куда-нибудь за пределы Нью-Йорка.
– Почему за пределы Нью-Йорка? – переспросила перепуганная Грейс.
– Потому что сейчас эта история принадлежит Нью-Йорку. А так как она чисто нью-йоркская, телевизионщики и газетчики из других городов не очень сильно ею заинтересованы. Ну, а Нью-Йорк вряд ли начнет высылать свои бригады, скажем… ну, не знаю… в Аризону или Джорджию. Во всяком случае, не из-за супруги. Ради мужа, да, но пока этот вопрос не актуален. И сейчас ты не о нем должна думать.
