Грейс почти все поняла, кроме последнего, и попросила разъяснить.
– Я хотела сказать, что когда его найдут – а его обязательно найдут, – это дело всплывет повсюду. А ты просто… пережди пока бурю где-нибудь в спокойном месте. – Сильвия помолчала, потом спросила: – Я забыла, у тебя родители есть?
– Отец.
– Братья, сестры?
– Нет.
– Близкие подруги?
Грейс тут же подумала про Виту. Но она не разговаривала с Витой целую вечность. А больше никого не было. Как же так получилось?
– В общем, нет. Всегда были только…
«Я и Джонатан». Вот что она собиралась сказать. «Джонатан и я». Они были вместе уже почти двадцать лет. Кто сейчас живет вместе по двадцать лет? Кто еще способен поддерживать такие же долгие браки времен их родителей? Старшее поколение наслаждалось своими половинками. Это поездка старых и малых в Африку на сафари, это веселые семейные праздники за городом у озера или где-нибудь на морском побережье, и даже шумные вечеринки в честь знаменательных дат. Кто сейчас ценит все это? Наверное, только психоаналитики, специализирующиеся на сохранении браков. Вот о чем уныло размышляла Грейс.
– Но… – начала она и не договорила, подумав о своих пациентах. Она не могла вот так запросто бросить их. Это было непозволительно. И неэтично. Как же Лиза, и ее пропавший муж, и растерянные дети? А Сара и ее озлобленный сценарист-неудачник, который все же соизволил вернуться? Грейс несла за них ответственность. А как же ее книга? Что с ней станет?
Грейс не могла сейчас даже думать о своей книге.
Ей показалось, что она взялась за плотно пригнанную крышку очень старого кувшина, находящегося где-то в глубине ее самой. И вот сейчас она выпускает тончайшие струйки его содержимого наружу через крохотные щели. И то, что сочилось наружу, вызывало сильное чувство стыда. Самое мощное, самое ядовитое из всех человеческих чувств.
– Прости, – проговорила Сильвия. – Послушай, – сказала она с искренней заботой в голосе. – Я знаю, мы не считаемся близкими подругами, но хочу, чтобы ты знала: ты всегда можешь прийти ко мне. – Она замолчала. Потом нахмурилась, глядя на Грейс. – Мне надо это повторить?
Грейс помотала головой и ответила, что не надо. Однако правда заключалась в том, что она попросту перестала слушать и теперь вообще не была в чем-либо уверена.
Глава пятнадцатая
Обнаружить и изъять
– Они наверху, – сообщил Грейс консьерж, хотя в этом не было необходимости – она видела полицейские автомобили и два фургона. Один с маркировкой полиции Нью-Йорка, другой еще с какой-то, но она не смогла разглядеть, какой именно. Грейс заметила их сразу, как только вышла из-за угла Мэдисон-авеню и довольно долго стояла на месте, не зная, мириться ли с этим. Потом она пыталась понять, почему не может просто взять и спокойно войти домой. («Хотя бы ради того, чтоб поесть, – напомнила она сама себе. – Потому что очень скоро тебе нужно будет поесть, идиотка, или сдавайся сразу».) И двинулась дальше, этакий ягненок, шагающий по переулку прямо на бойню.
– Хорошо, – ответила она. А после этого, как ни смешно, добавила: – Спасибо.
– У них был ордер. Нам пришлось их впустить.
– Разумеется.
Консьержа звали Фрэнк. Летом она купила подарок для его новорожденной малышки Джулианы.
– Как там Джулиана? – задала Грейс абсурдный вопрос. Фрэнк улыбнулся, но ничего не ответил. Как будто это был самый обычный день, как и многие другие, он прошел вместе с ней к лифту и ждал, когда дверцы за ней закроются.
Оказавшись в кабине, Грейс устало прислонилась к стенке и закрыла глаза. «Сколько времени все это будет продолжаться? – думала она. – Если я только переживу сегодняшний день, если только переживу завтрашний». И что потом? Наступит ли такое утро, когда она проснется и поймет, что вернулась в свою прежнюю жизнь?
Но даже пока она стояла, прислонившись к стенке лифта, размышляя о жизни, та утекала, распадаясь на составные части. Так много было потеряно, причем за столь короткий промежуток времени. Перемены начались со среды и новостей про Малагу. Нет, с понедельника, когда пропал Джонатан. В тот же день умерла Малага. (Об этом Грейс еще не могла говорить. Еще не была готова.) Нет, минуточку, конечно же, все началось гораздо раньше. Когда? Сколько лет назад? Насколько раньше?
Но эту задачу нужно было решать не сейчас. Лифт остановился на ее этаже, и когда дверца открылась, Грейс сразу увидела, что на двери толстым скотчем приклеено полицейское уведомление. Когда его удалят, останется пятно от облупившейся краски. Грейс с грустью отметила, что ей теперь было как-то все равно, ведь она уже не жила в этом доме.
Сколько раз ей приходилось покидать его? Впервые, когда она училась в колледже. Потом когда они с мужем снимали квартиру. Каждый раз она удалялась все дальше от того места, где провела детство. Тут она ползала, потом впервые пошла. Потом побежала. Здесь она играла в прятки со своими подружками, училась готовить и целоваться, а еще получать отличные оценки по любому предмету. И где бы она ни жила, именно эти комнаты и коридоры были ее домом. И для Грейс они всегда были красивыми. Она не могла припомнить, чтобы ей хоть разок захотелось переехать в более просторную квартиру или в такую, где вид из окна получше. Ее дом был здесь, и ничего лучше придумать было нельзя.
Они с Джонатаном снимали квартиру в не очень симпатичном доме послевоенной постройки на Первой авеню. Тогда ее отец встретил Еву. Та давным-давно жила в комфортабельной восьмикомнатной квартире с высокими потолками на Семьдесят третьей улице и не имела ни малейшего желания съезжать оттуда. В тот день, когда Фредерик Рейнхарт предложил дочери занять старую квартиру, – весьма беззаботным тоном, словно между прочим, за обедом, как вспоминала потом Грейс, – она долго плакала от облегчения. Ну, как бы еще они с Джонатаном смогли обеспечить Генри достойное детство в Нью-Йорке, о чем она мечтала, не имея зарплаты с Уолл-стрит или хеджевого фонда? Они бы так и жили в этой белой кирпичной коробке или в другой такой же, пока Генри не отправился бы в колледж.
Но теперь на ее чуть приоткрытой двери красовалось полицейское уведомление. Грейс слышала чьи-то голоса и шарканье ног по паркету, потом мелькнула чья-то светлая форма, словно там полным ходом шла какая-то унылая вечеринка. На какую-то долю секунды ей даже захотелось постучаться в дверь. Но она вовремя опомнилась.
– Вам сюда нельзя, – сообщила ей какая-то женщина, едва Грейс очутилась у себя в квартире.
– Нет? – отозвалась Грейс, не в состоянии спорить. Но ей и в самом деле не хотелось никуда уходить. Да и куда было идти?
– Вы кто? – задала женщина глупый вопрос. Неужели и так было непонятно?
– Я здесь живу, – пояснила Грейс.
– У вас есть документы?
Грейс отыскала свои водительские права, и женщина – судя по всему, сотрудник полиции, – принялась их изучать. Она была крупного телосложения, очень бледная, а волосы неровно выкрашены, причем в такой цвет, который не подошел бы ни одной женщине. Но Грейс было ничуточки не жаль ее.
