– Да, именно из-за мальчиков! Это явно имеет большое значение для четырнадцатилетней девчонки. Недостаток мальчиков на дивном озере в живописном месте. Я пытался ей внушить, что мальчики ровным счетом ничего не стоят, однако она твердо решила все-таки поехать в летний лагерь с этими жуткими особями. А я должен довольствоваться тем, что заберу ее в Вермонте, а потом на неделю отвезу в Кейп-Код.
Грейс рассмеялась и допила кофе.
– Вот и довольствуйтесь, если знаете, что вам от этого хорошо, – поучительным тоном произнесла она. – Четырнадцатилетняя девчонка – очень мудреная и загадочная разновидность эктоплазмы. Будьте счастливы тем, что она вообще хочет вас видеть.
– Я счастлив, – пробурчал он. – Разве я выгляжу несчастным?
Он снова пригласил их с Генри на ужин, и опять Грейс ответила расплывчато и уклончиво, но не столь твердым тоном, как раньше. Позже она решила, что дело в Генри: мальчику Лео должен понравиться. К тому же Лео говорил, что было бы неплохо, если бы Генри принес свою скрипочку (он называл ее именно «скрипочкой», а не скрипкой), когда они придут в гости, потому что ему – Лео – очень хотелось бы послушать игру Генри. Или не хотел бы Генри как-нибудь на выходных принести с собой скрипочку (скрипку) и поприсутствовать или подыграть на репетиции их оркестра? А Грейс чуть не ответила, что Генри вообще-то не «присутствует» и играть его учили вовсе не так. И было очень трудно представить себе ученика Виталия Розенбаума просто «присутствующим» или подыгрывающим другим музыкантам (хотя старый венгр вряд ли вообще снизошел бы до того, чтобы называть Лео и других членов «Дома на ветру» музыкантами). Но Грейс ничего такого не сказала, хотя приглашение тоже не приняла. Но вдруг принялась расспрашивать – причем крайне неуважительным тоном, – в чем же все-таки разница между скрипкой и скрипочкой (иначе – народной скрипкой), и Лео ответил коротко и ясно:
– В отношении.
– В отношении, – повторила она с изрядной долей скепсиса. – Вот уж точно.
– Видете, как все просто, – добавил он, явно довольный собой.
– Но… в отношении к чему?
– О, я мог бы вам рассказать, но тогда не смог бы в полной мере ответить за последствия. Может, отложим эту тему на несколько недель?
Грейс ответила ему сухим кивком.
Потом они встали и вместе вышли из кафе. Лео помахал на прощание рукой женщине за стойкой, а Грейс, которой удалось хотя бы на час отвлечься от без мыслей о своей тяжелой жизни, вернулась к машине, села за руль и поехала на север.
Несколькими днями ранее у нее состоялся короткий разговор с Витой по телефону в доме у озера, и в надежде на повторение Грейс снова включила старый аппарат в розетку. И полминуты не потребовалось, чтобы отыскать рабочий телефон Виты в библиотечной интернет-комнате, но набираться решимости наконец набрать номер и позвонить пришлось долго. Разговор получился… ну, учитывая, сколько лет они дружили, слишком официальным и натянутым. Но Вита вдруг предложила встретиться, и не где-нибудь, а в своем офисе в Питтсфилде. Грейс моментально согласилась.
Однако она не то чтобы этого хотела.
Ну, она сама не знала, чего хотела.
Грейс ехала не спеша, то и дело высматривая наледь на шоссе 7, особенно на поворотах. Дорога наконец стала казаться знакомой. В роли мегаполиса у Грейс теперь был Грейт-Баррингтон, и именно сюда она ездила, когда не могла купить что-то в Канаане или в Лейквилле – то есть почти всегда. Она так сильно привязалась к беркширскому торговому центру, что прежняя любовь к «Эли» в Верхнем Ист-Сайде сильно померкла. Грейс также познакомилась с парой неплохих ресторанов, лавкой мясника и антикварным магазином, где среди прочего продавался фарфор «Хевиленд», который отец обещал ей отдать.
Она всегда считала Грейт-Баррингтон милым и уютным городом. Была тут на сто процентов американская Мейн-стрит, однако сам город круто изгибался, как шпилька, и казалось, что здесь целых два центра, и в каждом хотелось прогуляться. С этим местом было связано много воспоминаний: давно снесенный универмаг, в котором мама любила покупать обувь, книжный магазин «Буклофт», где Грейс душными летними днями выискивала старые книги по психологии, и огромный антикварный магазин, где они с Джонатаном купили пейзаж с косарями, который теперь висел у них в столовой на Восемьдесят первой улице.
Так это по-прежнему их картина? У них в столовой? Грейс была вовсе не уверена, захочется ли ей вновь увидеть этот пейзаж, как и что-либо другое, напоминающее о том, что раньше считалось ее семейной жизнью.
Небо помрачнело к тому времени, когда она проскочила Ленокс и направилась на северо-запад по названному Витой адресу. Дорога миновала полный жизни мир Беркшира с концертной площадкой «Танглвудз» и музеем Эдит Уортон, и потом за окном замелькали фермы, которые сменились промышленными окраинами Питтсфилда. До этой границы простирались детские воспоминания Грейс – здесь ее пару раз водили в Колониальный театр и каждое лето в один из непогожих дней – в музей Беркшира. Не исключено, что и Вита ездила с ней, когда гостила у Грейс в доме на озере. Странной казалась мысль, что Вита обустроилась в краю, с которым ее когда-то познакомила Грейс. Питтсфилд был из тех городов, которые проезжаешь проездом. Некогда величественные постройки теперь стояли в опасных районах, куда страшно заглядывать вечерами. Город увядал.
Медицинский центр «Портер» располагался в одном из зданий бывшего комплекса компании «Стэнли Электрик мануфактуринг». То был целый городок из строений, облицованных красным кирпичом. Но, глянув на табличку у поста охранника, Грейс повернула к перестроенному жилому дому с классической бело-зеленой отделкой и маленькой табличкой с надписью «Администрация». Она припарковалась, осмотрелась по сторонам и оценила сложившуюся ситуацию. Вита, согласно подписи в ее электронном письме, была исполнительным директором этого учреждения. Впрочем, в кирпичном городке располагался лишь главный офис, вся же компания простиралась от Уильямстауна на севере до Грейт-Баррингтона на юге. Согласно информации с веб-сайта, который Грейс изучала в библиотеке, центр занимался всем: интервенционным лечением наркомании, программами для несовершеннолетних матерей, индивидуальной психотерапией, групповой терапией по лечению фобий и депрессии, а также проводил назначенные по решению суда принудительные курсы лечения наркозависимых и лиц, совершивших преступления полового характера. «Вся психиатрия в одном флаконе», – подумала Грейс, рассматривая с водительского сиденья длинные кирпичные здания. Много лет назад, сразу после ее свадьбы, когда они с Витой переходили на выпускной курс (Вита специализировалась на социальной службе, Грейс – на психологии, но общей их целью было стать психоаналитиками со специализацией на индивидуальной терапии), Грейс пророчила своей подруге совсем иную профессиональную стезю.
«А я, к тому же, отличалась талантом предугадывать последствия», – мрачно подумала она.
Грейс застегнула куртку и подхватила сумочку. Через секунду заперла машину.
Внутри, в перестроенном парадном вестибюле, было тепло, очень тепло. Женщина примерно ее возраста с просвечивающей сквозь стремительно редеющие волосы кожей на голове пригласила Грейс присесть на строгих форм диванчик, украшенный белыми круглыми кружевными салфеточками. Грейс подчинилась и принялась рассматривать чтиво, которое предлагалось ожидающим посетителям: «Психология сегодня: краткие резюме» и иллюстрированную книгу по истории Питтсфилда. Грейс взяла последнюю и полистала: раскрашенные открытки с фотографиями заводов «Стэнли Электрик мануфактуринг», широкие улицы с элегантными домами в викторианском стиле – какие-то из них она, наверное, проезжала по пути сюда, – семейные пикники на траве и бейсбол, много бейсбола. Питтсфилд, очевидно, всегда был крупным бейсбольным центром. Надо будет рассказать об этом Генри.
