Слово «семья» ударило Грейс, словно обухом по голове. Казалось совершенно непостижимым (хотя чему тут, казалось бы, удивляться), что у Виты есть семья, о которой Грейс ничего не знала. У Грейс тоже своя семья! То есть была – когда-то.
– Расскажи-ка мне все о своей семье, – храбро, по-взрослому заявила Грейс.
– Ой, ты со всеми познакомишься. Разумеется! Я тебя отчасти и позвала-то сюда, чтобы потом увезти к нам на ужин. Решила воспользоваться случаем, пока ты рядом.
– Что ж, полагаю, «рядом» я еще долго буду.
– Вот и хорошо. Твой отец был в этом совсем не уверен. Хотя я понимаю, что случай непростой, – напрямую сказала Вита, но с ободряющим – слегка даже «лечебным», сразу заметила Грейс – кивком.
Они подошли к самой сути вопроса: жизненный кризис весьма и весьма внушительных масштабов сблизил двух старых подруг. И одна из них (у которой такого кризиса, скорее всего, не было) вот-вот выскажет комментарий вроде: «Я же говорила», или: «Вот как бывает, когда ты пренебрегаешь моими советами», или еще что-то в этом роде. Но нет, Вита была или слишком воспитанной, или слишком уверенной в себе, чтобы заявить такое. Но думала она, совершенно точно, именно об этом. Разве сама Грейс на ее месте не думала бы?
Хотя не исключено, что и нет.
Грейс вздохнула.
– Да, множество неясностей. Предстоит во многом разобраться. У меня сын. Он здесь, со мной. Просто прекрасный мальчишка.
– Так я и поняла, – улыбнулась Вита. – Его дед уж точно в этом уверен.
– Сын ходит в местную среднюю школу. Ты знаешь, что учебный план по математике в Хусатоник Вэлли на самом деле опережает программу Рирдена? А ведь раньше я и не ведала, какой же я сноб.
Вита рассмеялась.
– Я сама была приятно удивлена. Для одного из моих детишек пришлось найти частную школу, и не потому, что нам казалось, что девчонка в чем-то отстает. У нее возникли проблемы иного рода, и пришлось подыскать школу поменьше. Где меньше любопытных глаз, понимаешь? Но я уверена, Рирден приучил твоего сына…
– Генри, – подсказала Грейс.
– Генри. Приучил Генри очень хорошо делать все, за что бы ни брался. Только поступив в университет Тафтса, я поняла, какое хорошее образование получила. В таких местах, как Рирден, тебя учат учиться. А каково быть родителем ученика Рирдена? – с неподдельным интересом спросила Вита.
Грейс, помимо своей воли, начала расплываться в улыбке.
– Самая странная и жуткая участь на свете. Помнишь Сильвию Стайнмец?
Вита кивнула.
– Она единственная из наших выпускниц, чей ребенок учится в одном классе с моим сыном. Так вот, в родительском комитете Сильвия – один-единственный вменяемый человек. А все остальные – о господи, сколько же у них денег. Вряд ли ты когда-то видела такое скопление знаменитых и «имеющих право» людей. Просто представить себе не можешь.
– Ой, могу, – вздохнула Вита. – Я по-прежнему выписываю «Нью-Йорк таймс». И ни капельки не жалею, что не живу среди таких людей. Однако должна признаться: мне было больно и досадно, что мои дети не отправятся учиться в Рирден. Как же все было прекрасно, весь этот идеализм в наши юные годы. Насчет детей рабочих. Помнишь?
Грейс с улыбкой пропела:
Здесь каждый – с молотком иль с циркулем в руке —
Найдет себе занятье по душе!
Как она могла забыть?
И тут она поняла, что все это у нее отнял Джонатан. Он убил мать ученика из Рирдена. Генри теперь никогда не вернется в Рирден – это жестоко, но очевидно, а Грейс никогда не вернется в Нью-Йорк. Не самая страшная потеря в жизни, но все равно тяжелая.
Грейс расспросила Виту о детях – всего их было трое. Мона, десятиклассница в частной школе Грейт-Баррингтона, жившая мечтами о спортивной карьере в плавании. Четырнадцатилетний Эван, буквально одержимый робототехникой, и Луиза, такая ласковая от рождения, что в семье ее прозвали «Подлизой», которая уже сейчас, в шесть лет, увлеклась лошадьми. Вита была замужем за адвокатом, специализирующимся на судебных спорах и процессах по экологическим делам. А экологическая обстановка в Питтсфилде по-прежнему была не на высоте, даже после первых слушаний по восстановлению промзон.
– Ты со всеми познакомишься, – заверила ее Вита. – Мы еще успеем до смерти тебе надоесть.
– Ты на меня не злишься? – неожиданно для себя спросила Грейс. Повисло неловкое молчание, но ничем не отличающееся от прежних пауз. – Извини, что спросила в лоб. Я – злилась раньше. Теперь мы больше не злимся друг на друга?
Вита вздохнула. Она сидела по другую сторону стола, огромного и заваленного разноцветными папками.
– Не могу точно ответить на твой вопрос, – наконец проговорила она. – Думаю, что не злюсь. А если бы и злилась, то только на себя. Хотя на самом деле я очень на себя злюсь. По-моему, я слишком легко сдалась. Я позволила ему прогнать меня прочь из города. Мне кажется, этим я тебя подвела.
– Ты… – Грейс была совершенно сбита с толку. – Что?
– Я позволила твоему мужу, который очень сильно меня раздражал и выводил из себя с самой первой минуты знакомства, разлучить меня с самой лучшей и любимой подругой. Тогда я ведь даже откровенно не призналась тебе, насколько глубокими были мои опасения насчет Джонатана. Вот этого я себе простить не могу. И хочу за все это перед тобой извиниться.
Грейс, не мигая, смотрела на подругу.
– Не волнуйся, я не жду, что ты вот так щелкнешь пальцами и с ходу меня простишь. Для меня это стало большой проблемой. Слава богу, я живу в Восточном Массачусетсе, где на каждом углу по психоаналитику или психологу. Даже передать тебе не могу, как часто меня буквально толкали связаться с тобой и все это высказать. Разумеется, я этого не сделала. Говорят же, что психиатры – самые худшие из пациентов.
Вита невесело усмехнулась. Затем продолжила:
– Ведь он мне не просто не нравился. Помню одного парня, с которым ты встречалась на первом курсе, – по-моему, он был полным неудачником, и я без всяких проблем тебе это высказала.
– Верно, – со вздохом согласилась Грейс.
– И я могла понять, почему тебя так тянуло к Джонатану. Он обладал неким магнетизмом, притягательностью. Такой очаровательный и умный. Но когда он посмотрел на меня, то есть – в самый первый раз тогда, вечером… Помнишь? Когда я искала тебя и спустилась вниз, а вы стояли в коридоре? Когда он на меня посмотрел, то словно бы сказал: «Полегче, не зарывайся. Это – мое».
Грейс ни слова не смогла сказать и просто кивнула.
– Так что с самого начала я почувствовала, что это очень тонкое и непростое дело. Сперва я попыталась заставить себя пересмотреть свое отношение к нему. Ну, знаешь, забыть тот случай в подвале и начать общаться как ни в чем не бывало. Не помогло. Потом я постаралась подождать, гадая, заметишь ли ты хоть что-нибудь. Но этого не произошло. Из-за этого я на тебя тогда обозлилась. Еще пыталась с тобой об этом поговорить.
