Глава двадцатая
Два недостающих пальца
Робертсон Шарп Третий предпочел встретиться не у себя в кабинете. Грейс не интересовало, какие у него на то были причины. Прибыл он с опозданием и, усевшись за столик, сразу же выложил суть проблемы.
– Хочу, чтобы вы знали, – резко и неприветливо начал он, – что руководству не доставляет радости тот факт, что мы тут беседуем.
Как будто объяснений больше не требовалось, он принялся изучать меню.
Меню было очень разнообразным. Шарп предложил для встречи заведение под названием «Серебряная звезда» на углу Шестьдесят пятой улицы и Второй авеню – кофейню столь древнюю, что Грейс вспомнила, как когда-то поссорилась с бойфрендом за одним из столиков в противоположном конце зала. Вдоль стены тянулась длинная стойка, где можно было заказать крепкие, пусть и безнадежно старомодные напитки (вроде виски с содовой и льдом или «буравчик» – коктейль из джина или водки с соком лайма), а прямо у входа красовался большой стеклянный шкаф с медленно вращающимися кексами, колоссальных размеров эклерами и наполеонами).
Грейс не сочла необходимым ответить, к тому же не хотела обострять отношения с Шарпом без крайней на то нужды. Он делал ей одолжение. Ей стоило бы ценить, что он вообще согласился увидеться с ней – с женой бывшего сотрудника, к тому же сотрудника уволенного! Так что она подавила желание хорошенько пнуть Шарпа ногой под столом.
Шарп был крупным мужчиной, длинноногим, хорошо одетым: при галстуке-бабочке и в рубашке в узкую коричневую и белую полоску, поверх которой красовался ослепительно-белый и тщательно отутюженный халат. Его имя – настоящее имя, а не прозвище, данное ему Джонатаном, – было вышито на нагрудном кармане, из которого выглядывали две авторучки и мобильный телефон. Затем, довольно дружеским тоном, словно его предыдущая реплика относилась к совсем другому случаю, Шарп спросил:
– Что будете?
– М-м, возможно, сэндвич с тунцом. А вы?
– Неплохо, я то же самое.
Он захлопнул затянутое в толстый пластик меню и небрежно бросил его на стол.
Затем они посмотрели друг на друга.
Робертсон Шарп, многие годы известный в ее доме под кличкой «Третьесортный», штатный врач-куратор Джонатана в первые четыре года его работы в Мемориале и заведующий педиатрическим отделением, казалось, моментально забыл, зачем сюда пришел. Потом вроде бы снова вспомнил.
– Меня просили не встречаться с вами.
– Да, – негромко ответила Грейс. – Вы уже говорили.
– Но я подумал, что если вы целенаправленно решили переговорить со мной лично, то вы, разумеется, имеете право выслушать мое мнение и все мои предположения. Очевидно, вы пребываете в сущем кошмаре и… – Он замолчал, как будто так и не смог подобрать подходящего слова.
– Спасибо, – ответила Грейс. – Ситуация непростая, но сейчас у нас все хорошо.
Грейс даже не соврала, поскольку имела в виду только себя и своих близких. К ее удивлению, хоть и приятному, Генри по-настоящему полюбил новую школу и обзавелся кругом друзей, где все страстно «фанатели» от японского аниме и киношедевров Тима Бёртона. Он по собственной инициативе обратился в местную бейсбольную лигу и теперь с нетерпением ждал возможности пройти конкурс на поступление в команду «Лейквилл Лайонз». Генри даже к холоду привык, хотя утром по пути в Нью-Йорк все же попросил взять из дома еще немного теплой одежды. Однако на дорогу до Манхэттена ушло больше времени, чем Грейс рассчитывала, так что пришлось оставить Генри у отца и Евы, а самой мчаться прямо сюда.
Появился официант, толстый грек, так и пышущий теплотой и радушием. Грейс в дополнение к сэндвичу заказала еще и чай, который тотчас принесли – с пакетиком в бумажном конвертике на краю блюдца.
Даже за эти несколько минут Грейс успела решить, что доктор Шарп, скорее всего, немного «тормозной». Блестящий врач, вне всякого сомнения, однако с ярко выраженной нехваткой социальных навыков, в частности, общения. Он смотрел ей в глаза только в случае крайней необходимости, да и тогда лишь затем, чтобы подчеркнуть свою позицию, а не для того, чтобы лучше вникнуть в сказанное ею. Хотя Грейс говорила мало – нужды не было. Джонатан всегда подчеркивал, что Шарп без ума от своих размышлений и голоса, которым излагает их окружающим. Без намека на деликатность Шарп принялся обсуждать то, что уже давно считал «проблемой» Джонатана Сакса. Слушая его – очень внимательно, – Грейс изо всех сил сдерживалась, чтобы не броситься на защиту Джонатана.
«Этот Джонатан недостоин твоей защиты», – без конца твердила она себе. Но легче от этого не становилось.
– Мне не хотелось брать его на работу. Сами можете представить, какого уровня врачей мы берем в нашу больницу.
– Конечно, – согласилась Грейс.
– Это старший ординатор захотел принять Джонатана. Тот прямо-таки околдовал его.
Грейс нахмурилась.
– Так, так, – наконец проговорила она.
– Я потом это понял. Понял и почувствовал. Когда встречаешь Сакса, то думаешь: «Ух ты! Вот личность так личность». И вот что я вам еще скажу. Любой врач отдает должное эффекту плацебо. Плацебо может иметь массу форм. Личность тоже может быть плацебо. Я проходил обучение и практику у одного хирурга – дело было в Остине, где я тогда работал в ординатуре. Он специализировался на очень сложной и трудной операции, на удалении опухоли, образовывающейся на аорте. Знаете, что такое аорта?
Тут он посмотрел на нее, практически в первый раз за встречу. Видимо, этот вопрос Шарп счел весьма важным.
– Да, конечно.
– Вот и хорошо. Поэтому люди со всех уголков света съезжались в Остин, штат Техас, чтобы именно этот хирург их прооперировал, и правильно делали, потому что он – один из лучших в мире специалистов по подобным операциям. И вот что я хочу сказать. У этого хирурга не хватало двух пальцев на левой руке. Их ему раздробило еще в детстве, когда он лазил по горам.
– Да, да, – откликнулась Грейс, пытаясь понять, как эта история связана с темой их разговора. А еще гадала, как вернуть беседу в нужное русло. Ей вообще не было особого дела до хирурга из Остина, штат Техас.
– Так вот. Как вы думаете, сколько человек, увидев руку этого хирурга, думали: «Знаете что, пусть лучше меня оперирует хирург, у которого все пальцы на месте», – а потом уезжали искать другого специалиста?
Грейс поймала себя на мысли, что ее действительно интересовал ответ.
– Не знаю. Ни одного? – вздохнула она.
– Ни одного. Ни пациента, ни члена семьи. Вот такой он был личностью. Личностью, которая сама по себе являлась лекарством. Плацебо. Понимаете, о чем я? У меня такого никогда не было.
«Интересно, почему», – раздраженно подумала Грейс.
– Но одной харизмы врачу недостаточно. Мое поколение ценило во врачах только профессиональные навыки. Вашему мужу повезло оказаться у нас в очень подходящее время. Пациенты долгие годы пытались до нас достучаться, и наконец-то мы к ним прислушались. То есть, – рассмеялся он, главным образом себе, – пытаемся прислушаться. Новый подход состоит в том, чтобы не только лечить, но и утешать пациента.
