Райт ответил на этот вопрос, начертив путевую диаграмму (рис. 12).
X — это вес детеныша при рождении. P и Q — два фактора, о которых известно, что они влияют на вес детеныша: P — продолжительность беременности, а Q — скорость роста в утробе матери. L — это число детенышей в помете, которое влияет сразу и на P, и на Q (при большом помете детеныши растут медленнее, а беременность длится меньше). Важно обратить внимание, что X, P и L можно измерить для каждого животного в отдельности, а Q — нельзя. Наконец, A и C — внешние причины, по которым у нас нет данных (т. е. наследственные и средовые факторы, влияющие на продолжительность беременности и скорость внутриутробного развития вне зависимости от числа детенышей в помете). Важное предположение, что эти факторы не зависят друг от друга, выражается отсутствием стрелки между ними, равно как и причины, влияющей на оба этих фактора.
Теперь можно сформулировать вопрос, стоявший перед Райтом: каково прямое влияние продолжительности беременности P на вес при рождении X? Данные (5,66 грамма за день) ничего не говорят нам о прямом влиянии — они дают нам только корреляцию, смещенную за счет влияния числа детенышей в помете L. Чтобы найти прямое влияние, мы должны устранить это смещение.
Рис. 12. Диаграмма причинности (путевая) для примера с весом при рождении
На рис. 12 прямое влияние обозначено путевым коэффициентом p, соответствующим пути P → X. Смещение за счет числа детенышей в помете соответствует пути P ← L → Q → X. А теперь в игру вступает магия алгебры: величина смещения равна произведению путевых коэффициентов вдоль по данному пути (иными словами, l умножить на l’ и умножить на q). Общая корреляция тогда равна просто сумме путевых коэффициентов по обоим путям: алгебраически p + (l ∙ l’ ∙ q) = 5,66 грамма в день. Если бы мы знали величину путевых коэффициентов q, l и l’, мы бы могли рассчитать второе слагаемое и вычесть его из 5,66, получив p. Но мы их не знаем, потому что Q, например, невозможно измерить. Но именно здесь и проявляется гениальность метода путевых коэффициентов. Метод Райта расписывает, как выразить каждую из посчитанных корреляций в соответствующих терминах. Сделав это для каждой из измеренных пар (P, X), (L, X) и (L, P), мы получаем три уравнения, которые решаются алгебраически для неизвестных путевых коэффициентов, p, l’ и (l ∙ q). После этого задача решена, желаемая величина p найдена.
Сегодня мы можем обойтись вообще без математики и рассчитываем p посредством беглого изучения диаграммы. Но в 1920 году это был первый случай, когда математику призвали объединить корреляции и причинность. И это сработало! Райт вычислил, что p равно 3,34 грамма в день. Другими словами, если все другие переменные (A, C, L, Q) остаются постоянными и только срок беременности увеличится на один день, средний рост веса при рождении составит 3,34 грамма. Заметим, что этот результат имеет внятный биологический смысл. Он говорит нам, с какой скоростью детеныши растут в каждый день внутриутробного развития. Число 5,66, напротив, биологически бессмысленно, потому что оно смешивает два разных процесса, один из которых не каузальный, а антикаузальный (или диагностический): это связь P ← L.
Приведенный пример преподает нам два урока. Первый: причинный анализ позволяет нам находить численные выражения реальных процессов в реальном мире, а не только структуры данных. Детеныши растут со скоростью 3,34 грамма в день, а не 5,66 грамма в день. Урок второй: следили вы за математикой или нет, но в путевом анализе мы делаем выводы об индивидуальных причинно-следственных отношениях, изучая диаграмму в целом. Чтобы оценить каждый индивидуальный параметр, может понадобиться структура всей диаграммы.
В воображаемом мире, где наука развивается логично, ответ Райта Найлзу должен был бы вызвать всеобщий научный восторг, а затем его методы с энтузиазмом стали бы применять другие ученые и статистики. Но судьба распорядилась иначе. «Одна из загадок истории науки в период с 1920 по 1960 годы — это практически полное отсутствие применения путевого анализа, за исключением самого Райта и селекционеров животных, — писал один из коллег Райта генетик Джеймс Кроу. — Хотя Райт продемонстрировал много примеров возможного применения своего метода, ни по одному из предложенных им путей никто не пошел».
Кроу не знал об этом, но такое загадочное умолчание коснулось и общественных наук. В 1972 году экономист Артур Гольдбергер оплакивал «постыдную неизвестность» работ Райта в тот период и отмечал, с энтузиазмом новообращенного, что «подход [Райта] стал искрой, воспламенившей нынешний интерес к каузальным моделям в социологии. Ах, если бы мы могли обратиться к современникам Райта и спросить — почему вы не обратили внимания? Кроу дает такой ответ: „путевой анализ не годится для программ-„консервов”. Пользователь должен самостоятельно сформировать гипотезу и создать годную диаграмму из множества причинных последовательностей”». Действительно, Кроу указал на важный момент: путевой анализ, как и любое упражнение в области причинно-следственных связей требует умения научно мыслить. Статистика же, как это часто случается, не поощряет его, способствуя появлению программ-«консервов», применяемых механически. Ученые всегда будут предпочитать рутинные вычисления на основе данных методам, которые бросают вызов их научным познаниям.
Рональд Эйлмер Фишер, непререкаемый авторитет в области статистики в поколении после Гальтона и Пирсона, характеризует эту разницу лаконично. В 1925 году он пишет: «Статистику можно назвать… наукой о методах редукции данных». Обратите внимание на слова «методы», «редукция» и «данные». Райту претило представление о статистике как только о собрании методов — Фишеру оно было по душе. Причинно-следственный анализ, подчеркнем, не сводится к данным: в ход анализа мы должны инкорпорировать некоторые представления о процессах, которые приводят к появлению этих данных, и тогда мы получаем в результате нечто, что исходно в наших данных не содержалось.
Но в одном Фишер был прав: если убрать из статистики причинность, редукция данных — это все, что вам остается.
Хотя Кроу и не упоминает этого, биограф Райта Уильям Провин указывает еще на один фактор, который мог повлиять на недостаток поддержки путевого анализа. С середины 30-х годов ХХ века Фишер считал Райта своим врагом. Я ранее цитировал воспоминания Юла о том, как отношения с Пирсоном резко становились натянутыми, если кто-то не соглашался с ним, и невозможными — если Пирсона критиковали. Совершенно то же самое справедливо и в отношении Фишера. Последний устраивал продолжительные вендетты всем, с кем был не согласен, включая Пирсона, его сына Эгона, Ежи Неймана (о них обоих будет подробнее в главе 8) и, конечно, Райта.
