Понятие непосредственной причины гораздо более туманно. «Примерный уголовный кодекс» гласит, что результат не должен быть «слишком отдаленным или случайным, чтобы иметь [обоснованное] отношение к ответственности исполнителя или тяжести его преступления». В настоящее время задача определить это остается на усмотрение судьи. Я бы предположил, что это форма достаточной причины: были ли действия подсудимого достаточными, чтобы с достаточно высокой вероятностью вызвать событие, которое на самом деле привело к смерти?
Хотя смысл непосредственной причины весьма расплывчат, смысл достаточной причины довольно ясен. Используя контрфактивные обозначения, мы можем определить вероятность достаточности (the Probability of Sufficiency; PS) как равную P (YX = 1 = 1 | X = 0, Y = 0). Эта запись заставляет нас представить ситуацию, когда X = 0 и Y = 0: обвиняемый не стрелял в жертву и жертва не бежала под летящее пианино. Затем мы спрашиваем: насколько вероятно, что в такой ситуации выстрел (X = 1) приведет к результату Y = 1 (попадание под пианино)? Этот вопрос требует контрфактивного суждения, но, думаю, большинство из нас согласятся, что вероятность такого исхода будет чрезвычайно мала. И наша интуиция, и «Примерный уголовный кодекс» предполагают, что, если PS слишком мала, мы не должны обвинять ответчика в причинении Y = 1.
Поскольку разница между необходимыми и достаточными причинами очень важна, я думаю, стоит закрепить эти две концепции на простых примерах. Достаточная причина встречается чаще, и мы уже встречались с этой концепцией в случае с расстрельной командой в главе 1. Там было достаточно, чтобы выстрелил либо солдат A, либо солдат B, чтобы вызвать смерть заключенного, но ни то ни другое (само по себе) не было необходимо. Итак, PS = 1 и PN = 0.
Все становится немного интереснее, когда наступает неопределенность, например, если каждый солдат имеет вероятность не подчиниться приказам или промахнуться. Предположим, у солдата А есть вероятность не попасть pA, тогда его PS будет 1 — pA, ибо это его вероятность поразить цель и вызвать смерть. Его PN, однако, будет зависеть от того, насколько вероятно, что солдат B воздержится от стрельбы или промахнется. Только при таких обстоятельствах у солдата А возникла бы необходимость стрелять; т. е. заключенный был бы жив, если бы солдат А не выстрелил.
Классический пример, демонстрирующий необходимую причинность, — случай с пожаром, который возник, потому что кто-то зажег спичку. Задается вопрос: что вызвало возгорание, зажженная спичка или присутствие кислорода в комнате? Обратите внимание, что оба фактора одинаково необходимы, ведь без одного из них пожар не произошел бы. Итак, с чисто логической точки зрения, оба фактора в равной степени ответственны за возгорание. Почему же тогда мы считаем зажигание спички более разумным объяснением возгорания, чем присутствие кислорода?
Чтобы ответить на этот вопрос, рассмотрите два предложения:
1. Дом остался бы цел, если бы не зажгли спичку.
2. Дом остался бы цел, если бы не было кислорода.
Оба предложения верны. Тем не менее я уверен, что подавляющее большинство читателей выбрало бы первый сценарий, если бы их попросили объяснить, что стало причиной пожара — спичка или кислород. Итак, чем объясняется разница?
Ответ явно имеет некое отношение к нормальности: наличие кислорода в доме вполне нормально, что вряд ли справедливо в отношении зажженной спички. Разница не проявляется в логике, но видна в двух измерениях, которые мы обсуждали выше, PS и PN.
Если мы примем во внимание, что вероятность зажечь спичку намного ниже, чем вероятность иметь в доме кислород, мы обнаружим количественно, что для спичек высоки и PN, и PS, а для кислорода PN будет высоким, а PS — низким. Не поэтому ли мы интуитивно виним спичку, а не кислород? Вполне вероятно, но ответ может оказаться сложнее.
В 1982 году психологи Даниэль Канеман и Амос Тверски исследовали, как люди выбирают причину («Ах, если бы»), чтобы «отменить» в воображении нежелательный результат, и обнаружили определенные закономерности. Одна из них состоит в том, что люди чаще представляют «отмену» редкого, а не обычного события. Так, если мы «отменяем» пропущенную встречу, то с большей вероятностью скажем: «Ах, если бы поезд ушел по расписанию», чем «Ах, если бы поезд ушел раньше». Кроме того, мы склонны жалеть о собственных действиях (например, что подожгли спичку), а не о событиях вне нашего контроля. Способность оценивать PN и PS на основе нашей модели мира предполагает, что у нас есть систематический способ принимать во внимания эти соображения, а значит, когда-нибудь мы научим роботов давать содержательные объяснения для необычных событий.
Мы видели, что PN воплощает обоснования для критерия «необходимой причины» в юридической практике. Но надо ли учитывать PS в уголовном и гражданском праве? Я считаю, что это необходимо, ибо внимание к достаточности подразумевает внимание к последствиям своих действий. Человек, который зажег спичку, должен был предвидеть наличие кислорода, но обычно никто не считает, что следует откачать из дома кислород перед церемонией зажжения спички.
Какой же вес необходимым и достаточным компонентам причинно-следственной связи важно придавать закону? Философы права не обсуждали правовой статус этого вопроса, возможно, потому, что понятия PS и PN не были формализованы с такой точностью. Однако, с точки зрения ИИ, очевидно, что и PN, и PS нужно участвовать в формировании объяснений. У робота, которому было поручено объяснить, почему возник пожар, нет другого выбора, кроме как рассмотреть и то и другое. Сосредоточенность только на PN подтолкнет к необоснованному выводу о том, что поджигание спички и наличие кислорода в равной степени являются подходящими объяснениями. Робот, который будет давать такое объяснение, быстро утратит доверие владельца.
Необходимые причины, достаточные причины и климатические изменения
В августе 2003 года Западную Европу поразила ужасная жара, самая сильная за пять веков. Больше всего пострадала Франция. Правительство страны заявило, что жара стала причиной 15 тысяч смертей, причем жертвами в основном оказались одинокие пожилые люди, не имевшие дома кондиционеров. Что же было настоящей причиной их смерти: глобальное потепление или неудача оказаться не в то время и не в том месте?
До 2003 года ученые-климатологи избегали размышлений над такими вопросами. Расхожее мнение было примерно таким: хотя такой феномен чаще возникает из-за глобального потепления, невозможно приписать это конкретное его проявление предшествующим выбросам парниковых газов.
Майлз Аллен, физик из Оксфордского университета и автор приведенной выше цитаты, предложил способ добиться большего: использовать показатель, называемый долей приписываемого риска (Fraction of Attributable Risk; FAR), чтобы количественно оценить эффект климатических изменения. Для применения FAR надо знать два числа: p0 — вероятность аномальной жары, подобной жаре 2003 года, до климатических изменений (например, до 1800 года), и p1 — ее вероятность после климатических изменений. Так, если вероятность удваивается, справедливо сказать, что половина риска связана с изменениями климата. Если она утраивается, то с изменениями климата связаны две трети риска.
