Да и сама я стала за последний год совсем другим человеком, с горькой усмешкой подумала Фейт. Эрик не оставил мне никаких иллюзий, и наша встреча, похоже, будет непростой. Но мое присутствие на крестинах ребенка совершенно необходимо, так что надо держать себя в руках.
— Кто ухаживает за маленьким Никки? — спросила она.
— У нас прекрасная няня, — с готовностью отозвалась Эвелина. — Жюли прямо-таки молится на ребенка! Она местная, но прекрасно говорит по-английски, и мы надеемся, что ребенок заговорит сразу на двух языках. Интересно, на каком языке он произнесет свое первое слово?
— «Мама» и «папа» звучит одинаково на обоих языках, — заметил Гюстав, перестраиваясь в другой ряд, чтобы обогнать туристический автобус.
Хотела бы я знать, как Эрик воспринял новость о будущем братишке? — подумала Фейт. Уж явно без восторга. Разница в тридцать четыре года никак не способствует близости между братьями. Уж мне-то известно, как непросто Эрик смирился с браком отца. Учитывая все обстоятельства, у него были веские причины подозревать Эвелину в корысти и неискренности. Он не сомневался, что она все подстроила, и, надо признать, я разделяла его подозрения. Но теперь все это уже не имеет значения — брак скреплен рождением ребенка, что является неоспоримым доказательством любви Эвелины к мужу.
К тому времени, когда машина свернула с главной магистрали, совсем стемнело. Миновав деревню, они наконец въехали в ворота виллы «Лаура». Фейт вышла из машины и окинула взглядом фамильную резиденцию семейства Кьюте. Похоже, здесь ничего не изменилось. Неудивительно, подумала она, ведь что такое один год для дома, который служил не одному поколению!
Фейт не узнала человека, который выгрузил из багажника машины ее вещи, хотя тот явно не был в доме новичком. Неделя, которую я провела здесь год назад, слишком малый срок, чтобы запомнить всю многочисленную прислугу, решила Фейт, хотя этой недели вполне хватило, чтобы изменить всю мою жизнь.
Стоп! Нечего предаваться воспоминаниям! — приказала она себе. Что было, то было. Хорошо, если Эрик тоже со всем смирился.
Огромный холл по-прежнему поражал своей роскошью. Пол покрывал изысканный персидский ковер, на стенах висели картины, по большей части портреты представителей разных поколений семейства Кьюте. Лестница с затейливо вырезанными балясинами вела на второй этаж. Все сверкало идеальной чистотой.
В дальнем конце холла появилась высокая худая женщина, вся в черном, и окинула Фейт непроницаемым взглядом. Должно быть, экономка, которую уже давно собиралась завести Эвелина, догадалась Фейт.
— Это Николь, — представила женщину Эвелина, словно угадав мысли падчерицы. — Она ведет дом, так что насчет быта обращайся к ней.
— Добрый вечер, Николь, — поздоровалась Фейт по-французски.
В ответ последовал легкий кивок.
— Для тебя приготовлена та же комната, что и в прошлый раз, — продолжала Эвелина. — Думаю, тебе сейчас надо привести себя в порядок, а все остальное уж потом.
Если под «всем остальным» подразумевается встреча с Эриком, подумала Фейт, то действительно лучше отложить — мне нужно время, чтобы собраться с силами.
— Очень хочется посмотреть на малыша, — неожиданно для себя попросила Фейт. — Может, он сейчас бодрствует?
— Он бодрствует в любое время. — Эвелина усмехнулась. — Потому я и приставила к нему Жюли. Мне необходимо высыпаться. Пошли, я провожу тебя.
Детская находилась в том же крыле, где жил Эрик, но располагалась так, что плач ребенка не мог его беспокоить. Нянька Жюли оказалась молодой женщиной лет двадцати пяти, с невыразительным лицом и гладко зачесанными назад темными волосами. Она приветливо поздоровалась с гостьей и проводила женщин через светлую, современно меблированную игровую в спальню ребенка. Малыш спал в уютной, нарядно убранной массивной деревянной колыбели, которая помнила, вероятно, не одно поколение детей семейства Кьюте.
— Вот, взгляни, — с гордостью сказала Эвелина.
— Какой хорошенький! — выдохнула Фейт, не в силах сдержать легкой зависти. — Впрочем, это неудивительно при таких родителях, как ты и Гюстав. У него темные волосики.
— И смуглая кожа. Гены Кьюте явно преобладают. — Эвелина, по-видимому, нисколько не сожалела, что сын не унаследовал ее светлые волосы и белую кожу. — Я, правда, хотела девочку, но ни о чем не жалею, — добавила она, поправляя одеяльце на ребенке, и этот заботливый жест был красноречивее любых слов.
— Но ты можешь сделать новую попытку, — с усмешкой заметила Фейт.
Мачеха бросила на нее осуждающий взгляд.
— Нет уж, с меня достаточно! Не было бы и этой, если бы у меня не закончились противозачаточные пилюли во время медового месяца.
— Вот уж проблема так проблема! — фыркнула Фейт. — В любой аптеке контрацептивов навалом!
— Маленькие островки в Тихом океане обладают массой достоинств, но, увы, не изобилуют аптеками.
— Ведь есть же и другие способы. — Фейт понизила голос, хотя Жюли вышла в соседнюю комнату.
Эвелина улыбнулась и едва заметно пожала плечами.
— По мнению Гюстава, к ним прибегают лишь из страха подцепить дурную болезнь, поэтому то, на что ты намекаешь, полностью исключалось. Единственным выходом могло быть лишь воздержание, но, как ты понимаешь, воздержание и медовый месяц понятия несовместимые! Я решила, что ничего страшного не произойдет, если устроить небольшой перерыв в приеме пилюль, и вот что из этого вышло.
— Из этого вышло такое чудо! — восхищенно прошептала Фейт, любуясь спящим ребенком.
— Лучше бы ты убедила в этом Эрика, — проворчала Эвелина. — Мне кажется, он считает все это попыткой упрочить мое положение в семействе.
— Я не собираюсь ни в чем убеждать Эрика. По крайней мере, не теперь. Я здесь только для того, чтобы участвовать в крестинах, — твердо сказала Фейт, не отводя глаз от малыша.
Эвелина покачала головой.
— Я все понимаю. Тебе нелегко будет снова встретиться с ним, но ты переживала и не такое.
Она права, подумала Фейт. Мне следовало быть честной с Эриком с самого начала, тогда ничего не случилось бы.
— Теперь уж ничего не изменишь, — проронила Фейт, стараясь, чтобы голос звучал равнодушно. — Может, мне удастся вздремнуть до ужина? Денек у меня был не из легких!
Эвелина поняла намек.
— Хорошая мысль. У тебя в запасе целых два часа.
Оставив малыша заботам Жюли, они прошли по коридору в галерею, опоясывающую холл. У Фейт вдруг задрожали колени: на самом верху лестницы она заметила мужчину, которого меньше всего ожидала увидеть именно сейчас.
Он почти не изменился. На оливково-смуглом лице с резкими чертами властвовало все то же выражение упрямой решительности.
— Здравствуй, Эрик, — поздоровалась Фейт, справившись с волнением.
