Ощущение инаковости стало еще явственнее в процессе вечеринки, и Клэр чувствовала себя некомфортно. Приобретенные в итоге на работе джинсы были призваны помочь ей вписаться в компанию, показать, что она делает покупки в правильных местах. Однако эффект получился обратным: сказав девушкам, что джинсы были из их магазина, Клэр почувствовала, что коллеги смотрят на нее свысока: «Они явно подумали: „Она не может позволить себе ничего другого, ей приходится покупать со скидкой“». Дискомфорт Клэр объяснялся не тем, что она была неправильно одета, а тем, что она не вписывалась в социальную группу. Клэр попыталась соответствовать чужим представлениям о правильной одежде. Однако ее самоощущение было настолько тесно спаяно с гардеробом и знанием того, что именно ей подходит, что в конце концов она вернулась к привычным ей вещам: черной рубашке и джинсам. Клэр важнее, чтобы одежда соответствовала ее самоощущению, а не случаю.
Всякий раз, когда это возможно, Клэр носит одежду, в которой она чувствует себя комфортно. Она отказывается от этой рутины лишь в тех случаях, когда мероприятие явно предполагает дресс-код, которому необходимо соответствовать: например, танцевальный вечер или свадьба. В ее гардеробе есть пять нарядов, которые она надевала только однажды; каждый из них был приобретен к определенному случаю, и, хотя все они так или иначе контрастируют с ее обычной одеждой, они ей нравятся. Например, она очень ценит костюм, купленный для выпускного бала: топ с воротником-хомутиком и шелковую юбку бронзового цвета. Приталенный и покрытый бронзовыми пайетками топ создает четкий сверкающий силуэт. Юбка плотно облегает талию и бедра, а затем, расширяясь, спускается до пола. Она шелковая, с верхним тонким слоем флера, поэтому в складках проступает маслянистый радужный блеск, в сами складки сморятся как всполох белой молнии. При движении жесткая ткань трется о ноги, и шелк-сырец шуршит. Клэр надевала этот наряд всего один раз; это воплощенная память об одном-единственном событии, первом бале, о котором Клэр до сих пор рассказывает с воодушевлением. Сочетание юбки формального стиля и сверкающего топа было необычно, и у Клэр возникало осознанное ощущение «я», облаченного в красивый костюм. Т. Хейнс (Haynes 1998), рассуждая о нарядах дебютанток, пишет, что пышно украшенные драгоценными камнями и бисером корсетные платья обеспечивают физическую и психологическую трансформацию их владелиц. Подобным же образом сияющие на свету блестки и жесткая фактура ткани меняют Клэр на материальном уровне; она сознательно взаимодействует с собственным образом с помощью наряда, который заставляет ее выглядеть и чувствовать себя совсем иначе, чем обычно. В повседневной жизни Клэр все время носит одну и ту же одежду, но, одеваясь на бал, она должна соответствовать дресс-коду, и благодаря новому наряду женщина не только выглядит, но и ощущает себя по-другому.
«Теперь я настоящая женщина!»: соответствие норме
Бальное платье Клэр – классический пример непривычной одежды. Поскольку Клэр не имеет обыкновения носить такие вещи, наряд контрастирует с ее обычным «я», воплощенным в актуальном гардеробе. Соответствуя ожиданиям, связанным со статусом мероприятия, она вступает во взаимодействие с этим нарядом на материальном уровне, открывая новые грани своей личности: Клэр ощущает себя «элегантной, гламурной». Как показывают беседы с информантками, нормативный дресс-код зачастую не подавляет подлинную личность женщины, а воспринимается как средство расширить ее возможности. Мари двадцать восемь лет, она делит квартиру с другом и работает в книжном магазине. У нее почти нет праздничной или выходной одежды. В гардеробе много брюк и рубашек для работы, а также повседневных футболок и джинсов, которые она надевает дома или в паб. Когда Мари идет в паб со своим соседом, парой близких друзей или сестрами, у нее нет повода наряжаться. У нее есть только один особенный наряд, купленный специально для официального благотворительного ужина, куда ее пригласили. Мари собиралась надеть что-нибудь черное из своего наличного гардероба, но друзья настояли, чтобы она купила и надела платье. В итоге женщина приобрела черное платье длиной до колен, на бретелях. Бретельки и верхняя часть платья, с вырезом в форме чашек бюстгальтера, сделаны из атласа, а свободный низ сшит из черного полиэстера. Поскольку других платьев у Мари не было, покупка, по ее словам, была «чем-то вроде испытания»: «Я хочу сказать, я рада, что купила его, но на самом деле я не очень понимала, что делаю. Мне также пришлось купить туфли, пару чулок и бюстгальтер без бретелек, то есть не только само платье, но и все, что к нему полагалось!»
В шутку она говорит, что с этим платьем она «стала настоящей женщиной». У нее никогда не было такого платья, и в нем ей пришлось учиться двигаться иначе, чем она привыкла (поскольку туфли были на каблуке, а юбка – совсем не то, что брюки). Более того, участница исследования признается, что в платье почувствовала себя другой, более женственной. Наряд действительно чрезвычайно традиционен, именно такое платье считается женственным, и многие женщины сочли бы, что его легко и удобно носить. Дж. Джиллис, исследовавший семейную жизнь современного западного общества, указывает на несоответствие между идеализированным образом семьи, увековеченным мифами и ритуалами, и реальными семьями, в которых мы живем (Gillis 1996: xv). Первая служит идеальной моделью для реальных повседневных практик семейной жизни (см. также: Miller 2001). Точно так же и здесь: Мари никогда раньше не стремилась осознанно быть женщиной или женственной, и теперь она пытается сделать это, используя наряд, нормативный для конвенциональной женственности, но не соответствующий тому, как женщины обычно, в большинстве своем, одеваются. Многие женщины не испытывают потребности сознательно конструировать свою гендерную принадлежность, она просто интегрирована в их повседневные практики. Янг (Young 2005) замечает, что «быть женщиной» и «быть женственной» – не одно и то же. Мари всегда была женщиной в смысле проживаемой и воплощенной гендерной принадлежности, но она не была открыто и подчеркнуто женственной (Young 2005: 6) в смысле соответствия ассоциированным с этим понятием социальным условностям. В рассматриваемом примере Мари стремится изменить себя и создать конвенционально прекрасный образ, и поскольку это ее первый опыт, она выбирает наряд, отвечающий наиболее очевидному представлению о нормативной женственности. Этот случай, наряду с остальными, демонстрирует главное свойство одежды, призванной изменить свою владелицу: она должна отличаться от базового гардероба. Мари преображает себя с помощью подчеркнуто нормативного наряда: так она открывает новые грани своего женского «я».
Индивидуальность как конформизм
В рассмотренном выше случае редко надеваемая праздничная одежда позволяет Мари опробовать новую личность. Случается также, что выходной наряд и соответствующий дресс-код активируют аспекты личности, не находящие проявления в обычной жизни женщины. Кайзер (Kaiser 2003: 186) определяет идентичность как «структурированный набор характеристик, которые индивидуум воспринимает как представляющий или определяющий его или ее личность в конкретном социальном контексте». Облачение в одежду подразумевает позиционирование себя в рамках определенной социальной ситуации, и поэтому соответствующие ей сарториальные коды позволяют женщинам обретать разные идентичности. Соня – британка азиатского происхождения. Ей чуть за тридцать, она живет в собственном доме в Южном Лондоне со своим партнером, который работает бухгалтером. Когда Соня остается дома, чтобы поработать над диссертацией, она всегда надевает одну и ту же одежду; как правило, это мешковатые брюки и облегающие топы с высоким воротником темного цвета (она не любит обнажать тело, часто даже избегает топов без рукавов). Необходимость надеть что-нибудь другое служит поводом для напряженных размышлений и примерки нарядов у гардероба. В подобных случаях Соня прикидывает, как она смотрится со стороны. Дома обычно нет нужды выглядеть индивидуально: это желание связано у нее с представлениями о нормативных ожиданиях посетителей того или иного мероприятия. От Сони ждут, что ее наряд будет уникальным, лучше всего выражающим ее личность. Конформизм и индивидуальность, таким образом, противопоставлены друг другу. Отмечая противоречие между стремлением выглядеть похоже на других и желанием выделяться, Зиммель (Simmel 1971) выделяет две разновидности индивидуализма. В первом случае индивидуализм может пониматься как равенство, свобода от социальных ограничений и иерархий, при которой все вольны одеваться одинаково. Во втором случае, характерном для современного общества, индивидуальность отождествляется с уникальностью, с возможностью выделиться из толпы. По Зиммелю, эти две формы индивидуальности появляются постепенно в процессе исторического развития. Однако, если рассматривать их вместе, есть шанс, что в сфере культурно обусловленных ожиданий индивидуальное скорее будет интерпретироваться как уникальное. На деле, однако, люди зачастую одеваются очень похоже; то есть применительно к области практик следует говорить о другом типе индивидуализма, при котором все вольны одеваться одинаково. Люди одновременно подражают тому, что носят другие, и соответствуют ожиданиям, диктуемым социальным контекстом. Даже если они стремятся выглядеть уникально, эти усилия все равно выглядят как конформистский акт, как желание соответствовать дискурсу индивидуальности.
