Стратегию женщин, пытающихся одеться индивидуально, я продемонстрирую на примере праздничной одежды Сони. Большую часть своих нарядов она приобрела в магазине винтажной одежды; среди них жакет 1940‐х годов, китайский жакет 1950‐х годов и вышитый жилет 1930‐х годов – из черной плотной шерсти, с широкой тесьмой золотого шитья и бисером на вороте. Последняя вещь вообще-то мужская и свободно свисает с плеч маленькой и стройной Сони. Женщина носит жилет на голое тело в сочетании с темно-синими или серыми укороченными брюками; это скорее причудливый, нежели консервативный образ. Соня надевала этот жилет на вечеринку по случаю своего двадцать первого дня рождения и на помолвку. Поскольку информантке редко выпадает случай надеть его, она говорит, что хотела бы иметь шкаф-витрину, чтобы хранить его там. Даже будучи частью активного гардероба, эта вещь имеет эстетическую ценность. Жилет скрадывает фигуру, прячет ее от посторонних глаз. Ранее, в главе, посвященной персональной эстетике, я рассказывала о переживаниях Рози: она неудачно выбрала наряд, и связанные с ним негативные эмоции ощущались как тяжесть кожаной юбки – неприятная, поскольку адекватное самоощущение ассоциировалось у Рози с легкостью. В случае с Соней все иначе: праздничная одежда в принципе подразумевает, что ее хозяйка сознает, во что одета. Как только вещи становятся удобными и сливаются с носителем, они, по определению, переходят в разряд привычной повседневной одежды.
Вещей, вроде упомянутого выше жилета, в праздничном гардеробе Сони много. Другая важная его составляющая – индийская одежда. Родители Сони – индийцы, но сама она родилась в пригороде Лондона и жила в Индии лишь некоторое время. В юности девушка отказывалась носить индийскую одежду. Сейчас ей немного за тридцать, недавно она впервые ездила в Индию без родителей и, к большому удовольствию своей матери, начала проявлять интерес к индийским костюмам. Соня никогда не носит их как повседневную одежду и надевает лишь по торжественным случаям. Подобным же образом ведет себя Мумтаз, чьи родители также родом из Индии. У Мумтаз огромный выбор индийской одежды, которую она постоянно носила в Индии, а теперь, вернувшись в Лондон, надевает эти вещи только на свадьбы или другие официальные мероприятия. Формальный случай удачно ассоциируется с традиционной одеждой; кроме того, в ситуации, когда большинство таких вещей не носит, традиционный наряд, казалось бы, принципиально конформистский, на деле интерпретируется как особенный, индивидуальный. Для Сони, в отличие от Мумтаз, индийская одежда никогда не была привычной. Она купила несколько нарядов во время недавней поездки в Индию со своим партнером и уже планирует надеть один из них на свадьбу. Его топ сшит из золотого шелка с бронзовой и темно-синей цветочной вышивкой; свободная длинная юбка и шарф выполнены из темно-синего шифонового шелка, расшитого золотыми цветами. Соне нравится создаваемый топом «старинный, винтажный, антикварный образ». Наряд не осмысляется принципиально как индийский: его эстетика вписывается в привычный стиль Сони, подбирающей гардероб в магазинах винтажной одежды.
Праздничную одежду носят только на светских мероприятиях в присутствии других людей, а не дома, в одиночестве. В тех случаях, когда на вас смотрят другие, уникальный образ навязывается контекстом. По словам Сони, ей нравится, что люди замечают жилет 1930‐х годов, поскольку он очень необычный. Парадокс в том, что, создавая уникальный образ, она соответствует общему представлению об индивидуальности. В частности, Соня конструирует индивидуальный образ с помощью индийской одежды. В повседневной жизни ее этническая принадлежность никак не отражается на гардеробе. Как писал Холл (Hall 2005: 94), этническая принадлежность, будучи неизбежно значимой для нас, не всегда репрезентируется открыто. Однако в некоторых случаях этническая принадлежность может превратиться в составляющую осознанно конструируемой идентичности. Так и здесь: в повседневной жизни Соня не находит должным акцентировать и делать зримой свою этническую принадлежность. Индийские наряды для нее – особый ресурс, потому что они актуализируют те аспекты личности и семейной истории Сони, которые та обычно предпочитает не подчеркивать. Так женщина может выглядеть особенной, оставаясь при этом собой. Ей удается соответствовать обобщенному и абстрактному идеалу уникального «я» благодаря своему специфическому ресурсу и демонстрации своей этнической принадлежности.
Работа, дом и развлечения: где же настоящая «я»?
Ношение привычной и непривычной одежды решает разные проблемы, связанные с женской идентичностью. Женщины знают, что привычная одежда безопасна; непривычная же одежда, которую носят редко, помогает ответить на важный вопрос: «Могу ли я быть другой?» Как правило, непривычную одежду надевают по особым случаям, и потому до сих пор речь шла о ней в связи с обсуждением нормативных ожиданий, связанных с тем или иным мероприятием. Женщины надевают непривычные им вещи, чтобы встроиться в социальный контекст, и зачастую дресс-код становится удобным поводом опробовать определенную идентичность. Праздничная одежда для мероприятий подразумевает позиционирование себя в рамках определенной социальной ситуации. Однако обычная одежда, например рабочая, подразумевает взаимодействие с аналогичными сарториальными кодами. Привычные вещи прежде всего отвечают самоощущению хозяйки. Вместе с тем, надевая на работу одно и то же любимое платье-рубашку, женщина все равно одевается в соответствии с определенной социальной ролью. Поскольку таких ролей много, почти у всех информанток имелся ряд наборов привычной одежды. Вот, например, Маргарет. Ей немного за тридцать. Она замужем, живет в Северном Лондоне и работает учительницей начальных классов. У нее есть три основных набора привычной одежды: рабочая, домашняя и выходная. Рабочую одежду женщина носит ежедневно, она вся одного типа: приталенная рубашка в сочетании с серыми или черными свободными брюками. У всех топов и рубашек, которые она надевает на работу, есть воротнички, которые придают наряду формальный вид. У Маргарет два основных требования к рабочему гардеробу: во-первых, в нем должно быть удобно, а во-вторых, он должен создавать адекватный деловой, серьезный образ. Маргарет порицает директрису своей школы за то, что та носит пуховик и поясную сумку: «Почему бы ей просто не купить нормальную сумочку, как у всех?» Маргарет редко носит юбки на работу, считая, что это хлопотно. Тем не менее она осознанно старается выглядеть женственно: этой цели служат сумочки и расцветки приталенных рубашек; например, Маргарет нравится сиреневый цвет.
Информантка использует рабочую одежду, чтобы подчеркнуть специфические аспекты своей личности, или «компетенции» (в гофмановском смысле), которые подходят для ее социальной роли. Кроме того, она пытается скрыть те аспекты «я», которые для этой роли нерелевантны: например, рубашка со слишком глубоким вырезом или обтягивающая блуза были бы неуместны, поскольку сексуальность плохо вяжется с работой Маргарет. Облачение в деловую одежду – часть процесса конструирования специфического ситуативного «фрейма» (Goffman 1974). Надевая дома рабочие брюки и рубашку, Маргарет уже готовится к погружению в профессиональное пространство, к тому, что ей нужно выглядеть и вести себя определенным образом. Акт «фреймирования» также является актом «исключения» (Garfinkel 1984): рабочий контекст маркируется как специфический, отличный и отделенный от других жизненных ситуаций. Маргарет использует гардероб, чтобы четко делить разные сферы своей жизни. Ее одежда распределена по трем категориям: рабочая, домашняя и выходная. Категории настолько жестки, что Маргарет никогда не удается до конца сносить свою рабочую одежду – и это несмотря на то что многие ее домашние и выходные брюки очень похожи на рабочие по стилю: свободные, мешковатые, с кулиской на талии, темных цветов. Деление одежды на рабочую и домашнюю позволяет Маргарет провести границу между двумя сферами своей жизни; она признается, что находит это очень полезным: «жизнь становится проще», когда одежда четко категоризирована. Возвращаясь домой с работы, она всегда переодевается в джинсы или обычные брюки, футболку и серый флис от Timberland. Именно материальные объекты, как указывает К. Нипперт-Энг (Nippert-Eng 1996), помогают людям разграничить разные пространства, квалифицируемые как «территории „я“».
