У Сашеньки от восторга прямо дыхание перехватило.
– Он что… Так прямо и сказал?
– Так и сказал. А кем ты ему приходишься? Родственницей?
Сашенька покачала головой.
– Нет, мы просто дружим.
– Дружите? Понятно, – произнес Юра и почему-то погрустнел.
Видимо, подумал о том же самом, что и сама Сашенька. Ради друзей так метаться не станут. Но если Сашеньку эта новость радовала, то Юра выглядел скорее опечаленным.
– Предлагаю вернуться к этой мадам и поговорить с ней.
Так они и сделали. К этому времени Эва уже успела навести на себя марафет и расплачивалась у стойки администрации спа-центра. Улучшившийся внешний вид улучшил и ее настроение. Она милостиво кивнула Сашеньке и погрозила пальцем Юре.
– Хулиган! А если бы я убилась?
– А если бы вы ее убили?
– Скажешь тоже, не стала бы я никого убивать. Просто поговорить хотела.
От былой вспышки ярости не осталось и следа. Теперь Эва улыбалась и была настроена благодушно.
– Скажи мне, крошечка-хаврошечка, правду. Эта скрипка у тебя?
– Нет.
Эва долго смотрела на Сашу, потом пожала плечами.
– Где же она?
– Сама голову ломаю. Мне же ее вернуть надо. Хозяин скрипки и полиция думают, что скрипка у вас. Но раз вы ее тоже не крали, я просто не представляю, где она может быть.
Эва нахмурилась.
– Что-что? Как это полиция думает, что скрипка у меня? Почему?
– Ну, медальон, который вы потеряли у меня дома, он же принадлежит вам.
– Вот где я его потеряла! А я-то думала, где я его посеяла. Медальон тогда хоть верни.
– Рада бы, да не могу. Он сейчас в полиции.
– Скрипки нет. Медальона нет. Хеленка по-прежнему в психушке. Хороши дела, нечего сказать.
И взглянув на Сашу, она грустно сказала:
– А я ведь эту историю с возвращением Анечки только ради нее и затеяла. Хотела, чтобы Шепелева эта в больницу к Хелене сходила. Ведь прямо одно лицо у мошенницы с покойной Анечкой. Думала, глядишь, обманет она Хелену, а к той здоровье вернется. Нет, куда там. Сердце – вещун, так Хелена всегда говорила. Не удалось Шепелевой его обмануть. И со скрипкой облом вышел. Да еще следователь теперь за мной гоняется. Он ведь мне уже звонил. Колпаков его фамилия, правильно?
– Да.
– Звонил, – кивнула Эва. – А я подумала, шутит надо мной кто-то. А теперь понимаю, это он по поводу скрипки со мной потолковать хочет.
– А еще насчет нападения на Сергея и убийства Лены Шепелевой.
– Этого мне только не хватало! А я возьму и не пойду.
– Этим вы сделаете свое положение только хуже.
– Куда уж хуже!
– Так вы понимаете, – строго произнес Юра, – что если ваше сегодняшнее нападение на свидетельницу повторится, то вы первая на подозрении окажетесь? Не стоит вам усугублять ситуацию, в которой вы очутились.
– Не бойся, – усмехнулась Эва. – Не обижу я твою подружку. Я ведь ни к кому зла не питаю. Единственно, что Никифору и этому сморчку – Петру Карловичу, отомстить хотелось. Да видно, не в этот раз. Ничего, я терпеливая, подожду.
На этом разговор с Эвой и закончился. Предупреждение ей было вынесено. И можно было ожидать, что занятая решением своих собственных проблем, она на время оставит Сашеньку в покое. Юре тоже нужно было возвращаться на службу. А Сашенька поехала домой.
К ее удивлению, возле дома ее ждали. Это был Гена, тот самый паренек, ученик Петра Карловича.
– Ты на занятия не ходишь. Петр Карлович тоже не говорит, что с тобой, только улыбается загадочно в ответ. Вот я и решил приехать, убедиться, что с тобой все в порядке.
– Где адрес взял?
– Петр Карлович сказал.
– Ну, что мне с тобой делать… Пошли в гости, коли так.
Гена радостно согласился. Но когда на пороге их поприветствовал Аладдин, испуганно вскрикнул. Похоже, Гена боялся собак. Но Аладдина это ничуть не смутило, он воспринял восклицание за приглашение поиграть с ним и залаял от радости еще громче. Гена в собаках совсем не разбирался, побледнел и прислонился к стене, выставив перед собой футляр скрипки, словно защищаясь ею. И Саше стоило немалого труда, чтобы утихомирить Аладдина и успокоить Гену.
– Заходи, заходи! Он добрый!
Аладдин все так же высоко прыгал, что умудрился лизнуть Сашеньку в нос. Яго летал над ними по коридору, выкрикивая в ее адрес приветствия на трех языках – немецком, японском и еще каком-то незнакомом, который мама считала китайским, папа тайским, а Сашенька склонялась к мнению, что это древний фарси. Но вообще, попугай был полиглотом, в каждом языке он знал слова приветствия и набор ругательств, которые с удовольствием исполнял.
Саша затащила Гену на кухню, выставила оттуда Аладдина и налила гостю чая. Сначала разговор не клеился. За дверью бушевал разочарованный в своих надеждах Диня, которому во время чаепития хозяев всегда полагался какой-нибудь лакомый кусочек. А тут такой облом. Собака лаяла на разные голоса, и Гена всякий раз вздрагивал и испуганно косился на дверь, словно ожидая, что Диня вышибет ее своим мощным телом.
По причине нервного состояния разговор с Геной не клеился. Но и сидеть молча тоже было глупо. Гостя надо развлекать, это Саша помнила точно. Она перебирала самые разные темы, но разговаривать Геша не мог. Оставалась одна-единственная последняя, на которую Сашенька возлагала особые надежды.
– Как там наш Петр Карлович поживает?
Про своего обожаемого учителя Геша мог говорить часами.
– Переживает! – тут же откликнулся мальчик. – Сегодня после урока рассказывал мне историю о двух друзьях и одной прекрасной девушке, в которую они оба были влюблены. Потом девушка сделала свой выбор, но второй друг остался рядом. И когда у его любимой и его друга родилась дочь, перенес свои чувства на нее. Растил, баловал, покупал подарки и игрушки. А когда подросла, сделал предложение и женился на ней.
– И что было дальше?
– Петр Карлович не сказал, но обещал, что расскажет продолжение на следующем занятии. А мне показалось, что он это про себя рассказывает.
– Разве он был женат?
Гена помотал головой, он тоже не знал.
– Кар-рамба! – вдруг завопил из-за двери попугай дурным голосом.
Гена выронил из рук чашку, она упала и покатилась по столу. Чай разлился. Гена страшно перепугался. А Яго за дверью не унимался:
– Т-р-ревога! – вопил он. – Свистать всех наверх!
– Что… Что это?
– Это наш попугай. Он не опасный.
Но Яго твердо вознамерился довести впечатлительного Гену до обморока.
