– Убью, – бормотал Касим. – Год будет вегетарианцем! Капусту вместо свинины жрать будет!
Рэм не отрываясь смотрел на голограмму навигаторской, а оттуда – на обзорный экран.
Куриные и свиные туши совершали медленный и красивый заплыв вокруг станции. В результате ЧП она обзавелась очень оригинальными спутниками.
В каюту вернулся пилот-инструктор старший сержант Эрг. Он был злой и всклоченный.
– Руки ему оторвать! – ругался он, разбирая на фрагменты компрессионку.
Астахов показал глазами на Рэма, и Эрг замолчал.
– Ну и что вы тут все сидите? Наливайте уже. – Пилот-инструктор рухнул в кресло и подплыл в нём поближе к столу.
По его словам выходило, что сделать кое-что для спасения Илинга было можно, если бы в навигаторской вовремя подсуетились.
Но кто был виноват, Рэм так и не понял.
Он и не догадался, что это за «безрогий витрувианский козёл», из-за которого случилось ЧП.
Зато сообразил, как выходить с браслета в станционную дэп-сеть, нашёл библиотеку и выяснил, что никакого витрувианского козла в природе не существует. Но спрашивать ничего не стал, видно было, что не ответят.
ЧП ещё не закончилось. Илинга, который не очень-то перенёс своё агрессивное спасение, забрал медик. Вся техническая обслуга станции стояла на ушах по случаю поломки модуля, а сержанты… пили и ругали неведомого козла.
Причём Астахов морщился каждый раз, но тоже ругался.
Рэма никому вести в барак не хотелось, а одного его отпускать было нельзя. Потому что «попадётся на глаза Марвину – прибьёт».
Пацану налили чаю. Он сидел в уголке, настраивал спецбраслет, иногда тихонько спрашивая что-нибудь то у Касима, то у Астахова.
Спецбраслет не только демаскировал самого Рэма, но и позволял ему видеть всех членов станции, если их маячки были в рабочем режиме.
Он нашёл дядю Серёжу, написал в технический чат, что обязательно забежит завтра, если Астахов отпустит.
Нашёл и всех своих недругов, бездельно шатающихся сейчас между бараком и столовой. Выяснил, что стандартные пометки маячков можно менять, стёр подпись Раймонд Алфред и подписал «Райский дебил».
Он сидел так тихо, что подвыпившие сержанты постепенно перешли с мата на байки из тяжёлой спецоновской жизни.
Пошли шутки про курей, плавающих в вакууме и пожираемых антивеществом, и Рэм вспомнил про катер.
Он был класса земля-воздух, значит, там был реактор анитвещества?
– А почему не было взрыва? – спросил он на пробу, не понимая, будут ли ему отвечать, если не по делу.
Настройку спецбраслета сержанты принимали, как повод для обращения. А остальное было пока непонятно.
Но Касим ответил:
– Это ещё условия нужны для разгерметизации. Удара мало.
– А если бы реактор разгерметизировался – станции хана? – предположил Рэм.
– В смысле – хана? – переспросил Касим и задумался. Покопался в браслете: – Теоретически щиты бы выдержали.
– Реактор антивещества повредить при столкновении или взрыве – почти невозможно, – пояснил Астахов. – Но и заглушить его совсем – тоже нельзя. Он – как семечко. Будет носиться в пространстве, жрать сам себя. И рано или поздно где-нибудь вылупится, аннигилировав кусок пространства.
– Лет через десять? – уточнил Рэм.
– Никто не знает пока. Люди столько ещё не живут, – усмехнулся сержант Эрг и принёс вторую бутылку.
– А на десантной шлюпке большой реактор?
– Смотря какая шлюпка. В кулак или в два.
– Он снизу крепится, да? – осенило Рэма.
Он же видел в ангаре какое-то отверстие снизу. Как раз в кулак.
– Наблюдательный какой щенок, – рассмеялся Касим. – Может, правда шпион?
Глава 21
Сержанты засмеялись, как шутке, и Рэм, напрягшийся было, выдохнул.
Он никак не мог привыкнуть к тому, что в школе и дома его любопытство всячески поощрялось, а в спецоне оно оказалось таким опасным.
Но удержаться от вопроса не смог:
– А правда, что пилоты иногда сами реактор взрывают?
– В академию его надо, – сказал Астахов. – Он нас с ума сведёт своими вопросами.
– Да кто ж его такого возьмёт, – пожал плечами инструктор. – Там сейчас правила набора дико зажали. Он должен тут выучиться, отлетать год. И только потом можно поступать.
– А почему так?
– Война. Перестраховываются. Тоже шпионов ищут. А Стоун у нас – готовый шпион.
Рэм решил, что разговор увели в сторону и про реактор ему не ответят. Секретность, наверное. Но ошибся.
– Вот с «Персефоны» которые, те пытались как-то взорвать реактор, – неожиданно вспомнил инструктор. – Задача, кстати, совсем не простая. При случайной разгерметизации – далтитовый кожух затянет микроповреждение. Реактор будет «фонить», поджирать далтит, а далтит – снова затягивать повреждение. В таком состоянии даже летать можно. Сам реактор не взорвётся, пока утечка не достигнет критической массы.
– А как же они тогда? – удивился Касим.
– Отморозки… – Астахов протянул Рэму кусочек сухой колбасы.
Слишком солёная, явный неликвид, – оценил Рэм. Но колбасу сжевал.
– Я думаю… – инструктор поскрёб колбасу от белого соляного налёта, замолчал и стал пилить твёрдый брусок.
Колбаса была длинная и не резалась совершенно. Сыр уже давно съели, а на борьбу с колбасой терпения у сержантов не хватало.
– Думаю… – вернулся Эрг к мысли. – …Можно проточку кинуть с реактора антивещества на плазменный. Вот тогда может рвануть. Но я вам тут не кружок умелые руки.
– А зачем они хотели взорвать реактор? – Рэм стащил кусочек колбасы.
– Так делают при нападении алайцев или таггеров, чтобы в плен не сдаваться, – пояснил Астахов.
– Но мы же с алайцами не воюем?
– Официально. Но мы же – спецон. Кто знает, что там у парней было за спецзадание. Одни слухи.
– «Персефона» подчиняется непосредственно генералу Мерису, – напомнил Астахов. – Это особисты в квадрате. С одной стороны там лучшие по рейтингу пилоты, с другой – врагу не пожелаешь служить в условиях, когда границ у тебя нет.– Вот смотри. – Он повернулся к Рэму и вызвал над браслетом голограмму. – Это рейтинг крыла. Разноцветные шарики – личные достижения. На самом верху – красные – это пилоты без рейтинга. Уровень «бог». А теперь мы делаем вот так… – Он щёлкнул по браслету. – И ты видишь, что все красные шарики – это примерно спецон. На кораблях крыла красных – всего пара десятков. А теперь смотрим номер личного рейтинга… Опа. Вот он, твой Эмор, который Илинга вытащил. Понял, где? Вот так-то. А парень ещё молодой совсем. Двадцать три года. Сорок четвёртый результат в крыле. Это, малый, нам всем как повеситься. Но с него и требуют такое, чего лучше не знать.
