— Вернуться? Как? — Рэм взял с песка одежду.
Обмыться бы?
— Все когда-нибудь возвращаются, — пояснила Амаль совершенно серьёзно.
Она отряхнула от песка платье, набросила и стала затягивать шнуровку.
— Помочь? — спросил Рэм и взял из её пальцев одну из верёвочек. — Я понял, как надо тянуть.
Амаль улыбнулась.
«Чего же она такая маленькая?» — думал Рэм с тоской.
Рядом был сад. И трава. Но она же совсем ребёнок. Она даже не поймёт, если поцеловать её.
Амаль подняла на него золотистые глаза. Завязала верёвочки. Указала на реку:
— Иди, смой песок. Я отвернусь.
Те, кто стоял у могилы, расходились небольшими группами, а стоявшие поодаль эйниты в белых одеждах начали бросать в могилу землю.
За оцеплением заволновались какие-то люди, тоже, наверное, желающие проститься. Тоо знали и в городе, и с Локьё прилетели родственники.
Рэм смыл песок, разделся и прополоскал трусы. Амаль старательно разглядывала сад.
Она решила, что он стесняется наготы? Да если бы её…
Рэм заметил, что полиция начала пропускать к могиле людей и стал торопливо одеваться.
— Пойдём, — позвал он Амаль. — А то сейчас много их набежит.
Загорающая на берегу эйнитская молодёжь тоже потянулась к могиле.
Когда подошли Рэм и Амаль, вокруг могилы было уже много эйнитов — пожилых и совсем юных. Все они были босые, в свободной одежде. Только самые старшие — в одинаковых белых рубахах. У мужчин рубахи были короче, у женщин — длиннее.
— Кто это? — прошептал Рэм.
— Это проводящие.
— Жрецы?
— Нет, — прошептала Амаль. — Те, кто может провести в мире свою линию. Покажи ладонь?
Рэм отпустил руку девочки и раскрыл перед нею ладонь.
— Видишь линии? — спросила она. — Так и везде в мире. Но проводящие могут провести свою. — Амаль улыбнулась. — Смотри, твой Дерен!
Дерен стоял рядом с Росом и Бо, в паре десятков шагов от капитана Пайела.
— Смотри, какой тёмный человек, — покачала золотистой головкой Амаль, уставившись на одного из экзотов.
Другие ушли и бросили его одного. И капитан Пайел тоже стоял один и оглядывался, словно он заблудился.
— Человек как человек, — пожал плечами Рэм.
— Ты глубже смотри. От него другой свет идёт. Серый.
Глава 19
Рэм куснул губу, разглядывая невысокого пожилого дядьку в лиловых тряпках. Наверное, он резко похудел, иначе, почему одежда просто висела на нём?
Отметил угрюмое, нездорового цвета лицо и… скованные руки.
— Смотри, — сказал он девочке. — Это пленник! Наверное, опасный. Или болеет — потому и серый.
— Болезнь другого цвета — уверенно ответила Амаль. — Он думает про плохое. Его зверь пьёт его красную кровь, и она становится серой.
— Зверь? Это… метафора какая-то?
Рэм осёкся, начал подыскивать слова. Вряд ли Амаль изучала метафоры, она же маленькая.
Но девочка его поняла.
— Почему метафора? — удивилась она. — Метафора — иносказание. А внутри человека живёт настоящий зверь — его инстинкты. Мы биологически готовы убивать с удовольствием. Гормоны радости выделятся у нас даже тогда, когда мы просто думаем об убийстве.
— Человек не думает об убийстве, — не согласился Рэм. — Зачем?
— Разве человек не радуется, когда убивают его врага?
— Ну, ты придумала, — улыбнулся Рэм. — Я видел трупы таггеров. Условно — они враги. Но никакой радости у меня не было.
Амаль покачала головой.
— Тебе просто рано понимать такое в себе. И мне рано. Понимать себя, отслеживать, как в глубине души просыпаются твои настоящие эмоции — очень трудно. Нас учат, как надо думать. Как правильно и положено человеку. И нам кажется, что мир наш такой, как о нём говорят. Но ты пошёл служить в Армаду Империи, значит, твой зверь уже пробуждался.
— Ты не понимаешь, — вздохнул Рэм. Ему было немного обидно слушать про себя, что он — зверь. — У меня убили родителей. Я должен был убежать куда-то. У меня не было другого выбора, только записаться в спецон. Это не потому, что меня радует, что я буду кого-нибудь убивать.
— И ты не думал про месть? — удивилась Амаль. — Совсем-совсем? И внутри не рождалась тёмная волна радости? Невесёлой такой радости. Она — словно тёмный свет: «Я отомстил…»
Рэм сглотнул.
— Откуда ты знаешь?
— Меня когда-то не забрали домой родители. То есть они забрали. И неделю я была дома с ними. А на вторую мама не выдержала. Она взяла меня за руку и опять отвела в храм. И убежала, втолкнув меня в темноту, где только линии светятся у алтаря. В храме никого не было. Я не видела, где дверь. Я ощупывала в темноте стены. А потом села и заплакала.
— И ты хотела ей отомстить? Матери? — тихо спросил Рэм.
— Это проснулся мой зверь, — вздохнула Амаль. — Очень рано.
— Да, — выдохнул Рэм. — Я тоже хотел отомстить. Юристу, который донёс на моих родителей. Сжечь его таким же светочастотным. Наверное, это плохо.
— Это хорошо, — сказала Амаль. — Ты уже знаешь своего зверя. Он есть у всех. Не надо бояться его увидеть. Пока ты не видел его — ты не победишь. Но теперь ты знаешь, против кого надо бороться.
Рэм мотнул головой. Можно было забыть слова Амаль, не думать над ними. Отказаться. Она же ещё маленькая, глупая.
Но радость, когда он думал про смерть юриста… была. Тёмная и злая.
На кусочки этого гада. Сжечь в такой же белый пепел, что остался от родного дома!
Рэм замолчал. Он смотрел, как к могиле подходили всё новые и новые люди: военные и гражданские, адепты эйи в простецких, храмовых платьях или ритуальных длинных одеждах.
И все они бросали в могилу по горсти земли. Горсть за горстью.
И только серый человек всё говорил о чём-то с капитаном Пайелом.
* * *
— Куда Энрек запропастился? — спросил Дерен.
Предатель Имэ так и вертелся вокруг капитана. Остальные высокие гости разошлись по двое или по трое. У них накопились свои важные разговоры.
Лендслер и Локьё говорили с инспектором Джастином. Эрцога Симелина увёл генерал Абэлис. Он читал ему надписи на могильных плитах.
Энрек был не из их компании, он должен был остаться с капитаном, но вдруг пропал. Уследить, куда он подевался, пилоты не успели.
Капитан Пайел хмурился. Он не хотел разговаривать с Имэ, но не мог от него отвязаться.
Рос стукнул по браслету, жалея, что у Энрека нет маячка, как у пилотов. Тогда ему можно было бы написать, невзирая на то, что они не знакомы…
