— Сбой иммунитета, лихорадка… — Брат Ове помедлил. — Здесь так часто бывает и с той, и с этой стороны гор. Но теперь у нас есть Телёнок, и община стала расти.
— Может быть, преемник родится здесь? — спросил Дерен.
— Может быть, — кивнул старик без уверенности и позвал слугу, такого же старика.
Тот безропотно принёс мешочек сухих ягод, фруктов и трав. Заварил в пузатом чайнике-термосе.
Дерен улыбнулся, вспоминая тот, первый термос с йолем.
— Я прилетел спросить вас о Прате, — сказал он. — Планета хочет торговать от лица Содружества. Я подумал, что мне нужен тот, кто понимает в причинностях и линиях. Возможно ли это? Может ли Прат перейти под протекторат торговой палаты Дома Оникса?
— А сам ты не видишь? — удивился старик.
Слуга, шаркая и кряхтя, поставил на стол поднос с горячими пирожками. Водрузил туда же чайник с йолем.
— Иди, отдыхай, — заметил его скрипение брат Ове. — Дальше мы сами. — И пригласил гостя: — Садись. Думаю, будет правильно, если йоль разольёшь ты.
Дерен погладил холодный бок толстенного чайника, стараясь ощутить — пора разливать или нет. Убрал руку.
— Ты обучался как будущий эрцог Дома Аметиста? — в лоб спросил брат Ове, вернув гостю его неделикатность.
— Нет, — Дерен качнул головой. — Меня просто некому было учить работать с причинностью. Я воспитывался в союзе Борге. Там другие традиции. Я обучался работе с телом причины, не с паутиной.
— С костями мира? — уточнил брат Ове.
— Да, я слышал и такое название, — кивнул Дерен. — Но видеть паутину могу. Эйниты учили меня видеть линии Эйи. Думаю, это паутина и есть.
— Хорошо, — сказал брат Ове.
Он выпрямил худые костистые плечи, откинулся в кресле и закрыл глаза.
Ягоды тойку набухали в чайнике. И молодые сосновые свечки. И почки берёзы, растёртые с плодами агги, похожими на урюк.
Время задумалось, обернулось на запертый в чайнике запах.
Вальтер Дерен, тогда ещё просто пилот торговых линий, пил свой первый йоль с девушкой с белыми ресницами. Дочерью предателей человеческого рода, Изабеллой Кробис.
Брат Ове выпрямился и открыл глаза.
— Мне нечем тебе помочь, лейтенант Дерен, внук предательницы предателей, — грустно сказал он. — Я видел ясно: повстанцы с Прата не ищут связей с великими Домами Содружества. Они не хотят торгового протектората. Слова их — песок. Не верь в них. Я вижу связи — и связи эти — иного цвета. Я не мог перепутать: свой я ещё пока различаю.
Дерен наклонил голову, благодаря старика за ответ, хоть и не ожидал именно такого.
Это что, выходит, повстанцы просто врут, заявляя, что хотят протектората Содружества? Но зачем?
— А что ты видел сам, пока я медитировал? — спросил брат Ове.
— Глаза, — сказал Дерен. — Я вспоминал пустые глаза фанатиков из резервации. Пытался вспомнить глаза Изабеллы, но… Но я не знаю, что это значит?
* * *
Когда Рэм выбрался из развалин водонапорной башни, то сразу заметил двух десантников.
Теперь они отбросили конспирацию, ведь повстанцы знали, что Рэм внутри. Стояли безо всякой маскировки, прямо напротив спуска. И даже ждали.
Наверное, они услышали шаги Рэма. Последние двести метров идти было легко, и стук тяжёлых магнитных ботинок нехило так разносился по развалинам.
— Всё в порядке? — спросил Рэм, всматриваясь в лица десантников — молодые и даже весёлые.
Один десантник выглядел совсем мальчишкой, почти как Рэм, второй был постарше.
— Так точно, — отозвался тот, что постарше. — Группа вернулась в расположение бригады, женщину доставили в походный госпиталь, господин мла…
— А пацаны где? — перебил Рэм.
— В палатке комбрига, господин младший сержант.
— И что они там делают?
Десантник не выдержал наивных вопросов Рэма, улыбнулся и ответил не по уставу:
— На вопросы отвечают, наверное.
«Хэд… — подумал Рэм. — Похоже, пацанов надо выручать».
Он оказался прав. В палатке комбрига бывших приютских пацанов ожидало всё самое лучшее — наручники с датчиками психоэмоционального состояния, военный медик и два здоровенных сержанта.
Будь это просто бойцы — Рэм, может, и не подумал бы лишнего. Но он знал, что ремесло кáта тоже требует обучения.
Кáтами палачей называл командующий, лендслер Макловски, здоровенный, пожалуй, покрупнее сержанта Нуба, мужик. Смуглый, с тёмными, словно бы без зрачков, глазами.
Командующий долго был с капитаном на Кьясне, когда его доставили туда от хаттов после операции на мозге, а потом поднялся и на «Персефону».
Дерен тоже тогда постоянно находился при капитане, и Рэма не гнал.
Тут-то парень и наслушался про то, что на Севере вроде и не пытают, но в плане насилия над сознанием порядки там ещё хуже. И про то, что палачей называли когда-то «заплечных дел мастерами» за умение ловко выворачивать руки из плечевых суставов. Вроде как это считалось искусством — причинить боль и не покалечить.
Потому Рэм внимательно осмотрел и Накира, и Трайна, ища следы насилия. Непонятно было, сильно он опоздал или нет?
Вроде бы пока обошлось, ведь нельзя же совсем без следов? Пусть даже это следы страха в глазах.
Сам комбриг сидел за тактическим столом с погашенной для конспирации картой и копался в браслете. Видимо, искал там какой-нибудь особо коварный вопрос.
— Ну вот поэтому к вам из развалин никто и не выходит! — с порога оповестил его Рэм, как только удостоверился, что пришёл вовремя. — Отпустите парней, сержант. Нам ещё с ними работать.
Комбриг кивнул подручным (или заплечным¸ кто их там знает?), и те увели пленников.
Но явно не для того, чтобы отпустить. Для этого сержант Нуб должен был что-то им приказать, а он только рукой махнул.
И взревел, как только мальчишки скрылись за дверью палатки:
— Что ты себе позволяешь!
Он приподнялся, лицо налилось кровью. Этакое святое возмездие в человеческом облике.
Мама рассказывала Рэму, что Ной, построив ковчег, противопоставил своё маленькое человеческое «я» возмездию богов. Они хотели всех уничтожить, а маленький слабый человек восстал и спасся.
Но Рэм почему-то не ощутил себя маленьким и слабым.
Спина у него зачесалась, конечно, но это были мурашки смеха. Сержант Нуб — здоровенный бритый багровый мужик — был и в самом деле похож на древнего бога, напавшего на атеиста.
Рэм был приучен Дереном к такому психическому давлению, какого комбригу даже в головидео не показывали.