Как только Рэм это понял, он успокоился.
Не привыкать, в конце-то концов. Привычная игра — он чужой и в тылу врага. Не взорвали же вместе с куском коридора? Значит, хотят договариваться, ждут. А языком болтать он умеет.
Лифт нёсся то вниз, то горизонтально, то поворачивал. Значит, система была исправна.
Рэм на всякий случай отмечал на браслете время спуска, горизонтального движения, повороты. У него нарисовалась небольшая карта этого замысловатого движения.
Может быть, раньше такое движение лифта было в порядке вещей, а может, он огибал повреждённые участки. Но, так или иначе, спускался всё ниже.
Наконец встал, и двери тут же открылись.
Со света во тьму. И Рэм замер, моргая. Пока не привык к рассеянному слабому свету сверху.
Перед ним была пещера. Ну или стилизованный под неё огромный зал.
Да, наверное, зал, иначе пол был бы неровный, усыпанный камнями. Но пол был залит бетоном или какой-то дорожной смесью. Ни камешка.
Рэм огляделся: потолок и стены зала-пещеры тонули во тьме. Может, там даже кто-то стоял и наблюдал за «гостем». Спина прямо зачесалась.
— Добрый вечер! — громко сказал Рэм, и эхо понеслось по залу, здороваясь с ним. — Я пришёл!
Глава 26
Комбриг не пошёл провожать Рэма, ему было достаточно созерцать это безобразие — поход новоявленного Мальбрука — на развёрнутом над столом экране.
Он полулежал в кресле, забросив щиколотку правой ноги на бедро левой, и шарил глазами по столешнице в поисках чего-нибудь, подходящего для снятия стресса. Чтобы порвать, разбить, сжечь… Но аккуратные дежурные, как назло, содержали палатку в идеальном порядке.
Процессия из восьми бойцов, сержанта Доброго и ташипа скрылась в развалинах, и комбриг убрал ногу. Рассиживаться было особенно некогда. Кто-то должен и текучкой заняться. Беженцами, вылезанцами или как их там? Что б их дакхи съело!
Не могли передохнуть за эти месяцы. Что они вообще там жрали, под землёй?
На браслете замигал сигнал дальней связи, и комбриг вывел его окошечком на экран и моргнул: слишком яркий свет был в каюте генерала Берга.
Каюта была капитанской, хотя надобности там торчать у генерала не имелось — капитаном «Дагона» был хороший исполнительный вояка, который никогда не высовывался, не нарушал приказов, не орал на начальство. Голубь, что б его дакхи…
— Думитреску, ты успокоился? — генерал Берг — осанистый рыжий мужик — на политес плевал, здороваться не считал нужным, и это было его обычное состояние.
Он мог начать разговор с мата. Особенно, если учитывать, как они прощались три дня назад.
Однако генерал был пока по-своему вежлив, и это настораживало.
— Я и не напрягался, — рыкнул комбриг.
Если Берг и остыл от предыдущего разговора, то это его проблемы.
— Ага, — сказал генерал Берг и глотнул чего-то из кружки. — Это я, а не ты: побрился на лысо и нашивки спорол? Хочешь, пришлю чаёк? — предложил он. — Успокаивает. Это меня Осимо своими чаями травит.
Осимо был капитаном «Дагона». Комбриг его знал очень шапочно — уж больно они друг в друга не попадали.
Прямолинейному комбригу Осимо казался лицемером и двудушником, хотя многие в крыле полагали, что капитан «Дагона» всего лишь умеет себя держать. Самому себя — на цепь — это же достойно уважения, верно?
— Вы мне уже прислали тут одного… — Комбриг взглянул на ту часть экрана, где только что была группа, ведущая Хэд знает куда, младшего сержанта Рэма Стоуна. — …Чайника.
— А что такое? — деланно удивился Берг.
— Ну, можно было ещё курсанта прислать. Или лучше этого, — комбриг щёлкнул пальцами, подыскивая нужное слово: — Юниора из отряда «Первого колониста», лет двенадцати.
— Дерзишь? — констатировал Берг и перешёл на шипение. — А мне только что звонил по выделенке командующий объединённым Югом лендсгенерал Макловски… И спрашивал, что у нас с Пратом.
— И что? — не принял заговорческого тона комбриг.
— И я не сказал ему, что один саботажник сидит на грунте, дерзит, не исполняет приказы, швыряется нашивками… Ты всё ещё уверен, что повстанцы взорвут Прат? Ну и где он, твой взрыв?
Комбриг набычился и уставился в стол.
— Будет вам взрыв, — выдавил он. — Скоро.
— Когда? — Берг взметнулся над столом рыжей молнией и вызверился в экран: — Давай-ка, бросай этот спектакль! Прат в текущих переговорах карта серьёзная. У Севера здесь было много лабораторий и торговых контрактов. Нужно восстановить связь, дать повстанцам понять, что война закончилась! Слышишь меня, скотина упрямая?! Войне конец! Перестань дурить, Думитреску, или я тебя сниму с грунта вместе с твоей бритой головой! Я ждал три дня! Версия о взрыве бредовая и никакого смысла уже не имеет! Сегодня переговоры завершатся теми уступками, что уже есть. Перемен там не ждут. На Прате должно быть тихо, и ты мне это тихо обеспечишь! Я в гробу видал твои выбрыки! Надень нашивки! Как капитан ты меня устраиваешь, и твою отставку я не принимаю. Работай! Понял меня?
— Так точно, — отозвался комбриг, едва разжимая зубы.
— Всё! — Берг хлопнул ладонью в экран и его волевое лицо пошло рябью. — Даже если взрыв планировался — он уже никому не нужен. Сворачивай свою канитель. Гаси станции. К вечеру жду доклада. Отбой связи.
Окошечко выделенки свернулось.
Комбриг уткнулся глазами в стол.
Берг идиот. Если переговоры ещё не закончились, то остаётся и риск. Прат — не такая простая планета.
Здесь зарыто слишком много денег и интересов торговых кланов и групп. Экзотика, Юг и Север Империи — все отметились. Эту планету не поделить — только взорвать, чтобы никому не досталась.
А у него ещё и мальчишка под землёй. Мало рыжего сумасброда Берга, потом прилетит этот Дерен…
Ну, почему всё руководство Армадой — такие больные кретины, которые не видят ничего дальше своего носа!
Комбриг погладил себя по лысине, активировал карту, на которой уже месяц ставил пометки о горных работах на Прате, которые удавалось засечь. Посмотрел на радиальные линии, бегущие от Дхары к другим городам.
Если повстанцы не взрыв готовят, то он себе ещё и хвост пришьёт, как у ташипа!
Дверь в палатку подёргали. Она не запиралась, но, когда комбриг не желал никого видеть, привязывал ее верёвочкой от москитной сетки, и своим хватало, чтобы догадаться.
Тут, однако, попался кто-то недогадливый и дёрнул посильнее.
— Я занят, — крикнул комбриг с раздражением.
— Это хорошо! — ответил чей-то весёлый голос, и в палатку вломился плечистый, но худощавый мужик с длинным носом и холодными рыбьими глазами.
