— Грата, капитан, — улыбнулся Линнервальд. — Каждый делает то, что он должен себе и миру. Если он не делает этого, причинность затягивает его в мешок личной граты и завязывает горловину. Мы должны делать, чтобы жить. Ведь никто, кроме нас.
Капитан кивнул, а куда было деваться? И регент отключился.
Ему тоже нелегко дался этот разговор. Общаясь, истники давят друг на друга со страшной силой, не жалея и не щадя, ибо побеждает тот, в ком воля понимания момента сильнее.
Капитан «Персефоны» и сам был не огранённым, но очень крупным камнем, сродни камням Дома Аметиста. И Линнервальд не захотел затягивать разговор свыше необходимого.
В капитанской стало невыносимо тихо, и дежурный, вежливо созерцавший во время разговора капитана и регента только то, что ему было положено — контрольный пульт — выдержав пару минут, собрался с духом, чтобы завести разговор.
Парень давно привык к выплескам силы. Привык к страшному давлению на нервы, когда кэп бывал не в духе.
Он потёр ноющий лоб и решил, что надо бы предложить начальству йиланчика. Горяченького. И ну его уже, этот аукцион.
Дежурный решительно повернулся к капитану и увидел, что тот… спит, откинувшись в ложементе.
Парень бесшумно поднялся, потягиваясь, понизил в капитанской температуру, отрегулировал вентиляцию, накрыл спящего пледом.
…Ну и подстава с этими эрцогами… Кэп рассердился, конечно… Да и Дерен не обрадуется.
Дежурный помахал руками, разминаясь, пару раз присел и взялся писать Дерену сообщение, стараясь не переврать все эти сложные экзотианские имена.
Надо же, какой-то Дом хочет, чтобы Вальтер стал наставником девчонки и определил, пригодна ли она править домом Оникса? Ничего так себе, да?..
Интересно, а голограмма девчонки свежая? Уж больно юной выглядела восемнадцатилетняя Сейко. Этакий нежный цветочек…
Хотя грудки у цветочка уже созрели… Можно бы урожай собирать…
Дежурный поулыбался-поулыбался и портрет девушки Дерену переслал тоже.
Ну и ребятам потом переслал.
Пульт-то всё пишет, а портрет реально существующей девушки никакой секретностью обладать не должен.
Зато голограмму этой Сейко можно повесить в общей каюте и пить в её обществе чай. Довольно забавное занятие.
Дерен зашёл в капитанскую утром, когда время ожидания корта в контрольной точке на пути к Асконе уже истекло.
Пассажирское судно не вышло из зоны Метью. Теперь об этом сообщали официально.
— Я ещё с комкрыла поговорил, — ответил капитан на его немой вопрос. — Но самим нам сейчас выйти на экзотианскую территорию никак нельзя. Рос-то готов рискнуть, не вопрос. Но ведь вы же засветитесь. Там же надо не просто выйти. Там, похоже, кому-то по рогам настучать надо. Если бы техническая неисправность, ты бы не дёргался, я ж тебя знаю.
— Я посмотрел список пассажиров, — сказал Дерен. — На корте летит очень известный юрист, Юнмар Ченич. Он эмигрировал на Аскону ещё до войны, но сейчас переводит свою фирму назад в Империю.
— А-а… Это из беглецов от войны? — усмехнулся капитан. — Сволочь и ренегат?
— Ну, вроде того, — согласился Дерен. — Но состояние у него всё равно не сопоставимо с Рэмкиным. И если это рейдеры, то они там по нашу душу.
— А что там такое с состоянием Рэма? — нахмурился капитан.
— Йилан — вообще тема прибыльная, — пояснил Дерен очевидное. — Когда пару десятков лет назад рынки в Империи начали падать в ожидании неприятностей, и уже понятно было, что война всё равно начнётся, дальновидные люди всё равно покупали плантации с прицелом на окончание конфликта. Йилан — один из немногих стимуляторов нервной деятельности, разрешённых в Империи. Было понятно, что рано или поздно дела пойдут в гору. Ну, вот они и пошли.
— Сильно?
— Плантация уже дороже в два раза, чем год назад. И это только начало. Рэму нужно будет сейчас переутвердить права….
— Стоп, — насторожился капитан. — А что там с правами?
— В двадцать один это положено по экзотским законам.
— Дерен, а ты здоровый, что послал его одного? — рассердился капитан. — Ты почему мне ничего не сказал?
— Капитан, это чисто формальная процедура, — удивился лейтенант. — Документы нельзя будет даже выносить из Администрата. Тем более что ему завтра уже двадцать один.
— А в чем тогда смысл переподтверждения?
— Ну…— Дерен задумался, потом открыл файл на браслете и полистал. — «Перед тем, как наследнику должен исполниться двадцать один год, наступает шестимесячный мораторий», — прочёл он. И пояснил: — Рэм мог в течение этих шести месяцев сам отказаться от наследства.
— Сам?
— Ну да, есть такой прецедент в Содружестве.
— И на одном корте с ним летит известный юрист? И весь полет они его обрабатывают?
— Да ну, на Рэма где сядешь, там и слезешь, — не согласился Дерен. — Влюбиться ему не в кого, шантажировать его нечем. Бред, капитан.
— Бред? По графику он бы прилетел на Аскону завтра. В последний день, когда мог бы сам отказаться от наследства.
— Но это невозможно было так подгадать.
— Линнервальд бы смог.
— Вы полагаете, эрцоги так обнищали, что... — Дерен вывел над браслетом собственный график дежурств, потом график транзитных судов. — Может быть, мне вылететь следом за ним?
— Нет уж, — усмехнулся капитан. — Я вижу по твоему настрою, что парень цел?
Дерен кивнул.
— Ну, вот пусть сам и разбирается. Мне тут вчера Линнервальд весь мозг вынес насчёт личной граты. — Капитан Пайел внимательно посмотрел на Дерена, раздумывая, говорить ему или нет.
Тот опустил глаза, и капитан понял: знает, зараза! Ну, вот откуда опять, а?!
Он поискал глазами дежурного, к счастью уже сменившегося с вахты. Вызвал карту первой палубы, чтобы найти этого недоделанного керпи!
И тут в капитанскую без стука вломился зампотех, капитан Келли.
Его седоватые, коротко стриженные волосы стояли дыбом, лицо было в красных пятнах.
Капитан вскочил, вспомнив про аукцион и предчувствуя страшное:
— Келли, что у тебя опять? Ты купил пятый реактор?!!
Глава 24. Керпи
Имперский спецоновский крейсер «Персефона».
Капитанская рубка
Капитан Пайел знал, что больше всего на свете его зампотех, капитан Тьярро Келли, мечтает купить запасной реактор для крейсера.
Где и как он собирается хранить эту махину, в голове у капитана Пайела не укладывалось. Но Келли был техническим гением, и план у него, скорее всего, имелся. Вот только природное косноязычие не давало понять какой.
