Торговец нового гостя не испугался и продолжал заученно снижать скорость. А вот Горец заметался, задёргался. Включил двигатели, повёл было крейсер с орбиты, но потом снова покорно лёг в дрейф.
Эспилер был больше бедняги Горца раз в пять, а мощнее — во все двести. И выстрелить он бы успел и на скорости. Или выкинуть шлюпки вот с такими же отморозками, как Рэм. И уж они не стали бы церемониться.
— И что теперь, а? — спросил Кифара пришибленно.
— Ждать, — пояснил Рэм. — Корабли не военные, рисковать не будут. Торговцу на торможение нужно ещё минут двадцать, не меньше. А по ТБ — все тридцать. Пока оба судна не лягут в дрейф, опроситься мы вряд ли сумеем.
Парень вытащил на экран вязь маячков и обратился к Кифаре:
— Проверьте, все ли ваши люди получили медпомощь, оповестите пассажиров, что корт задерживается планово, из-за возмущений рентгеновской. Делайте свою работу, так вам будет спокойнее.
Кифара покосился на экран:
— А эти?
— Я ни разу даже не слышал, чтобы у таггеров были корабли класса «экс». Так что нападения нам ждать не следует. А если нас обвинят в чём-то незаконном, то всё равно позволят войти в прыжок и выйти на следующую опорную точку. Связи-то тут нету. Патруль не вызвать. Так что будем торговаться за выход к Асконе. Тут нам без вариантов.
Рэм повернулся к техникам:
— Парни, у вас есть двадцать минут. Размяться, оправиться, дойти кому нужно до медотсека. Пилоты отдыхают по одному. Один остаётся, у другого — десять минут. Сами решайте, кто первый.
Пилоты переглянулись. Второй неуверенно поднялся из ложемента.
— А если опять стрельба? — спросил связист.
— Проехали, — улыбнулся Рэм. — Может, нас и арестуют, но стрельбы больше не будет точно.
Кифару он этой фразой так «успокоил», что тот аж воздухом подавился.
Ну а что тут можно было ещё сказать? Торговый альянс был противником незаконных сделок. Но стрелять по корту с пассажирами??
Теперь неприятности грозили только Кифаре, и он это понимал.
— Может, и вам тогда отдохнуть, уважаемые? — буркнул он, имея в виду Рэма и Ченича. — Я сам с ними разговор буду делать. С этими…
Предложенное было логичным. Капитан и главный навигатор — мертвы. А за пассажиров отвечал Кифара, ему и договариваться.
Но Рэм покачал головой.
— За капитана сейчас я, — сказал он твёрдо. — И пока меня не сменят, я буду выполнять все его обязанности.
Глава 25. Ожидание
Пассажирский корт, следующий по маршруту «Аннхелл — Питайя — Аскона».
Навигаторская
Кифара поморщился, как от зубной боли, и Ченич едва сдержал улыбку. Если бы начальник охраны знал, что Рэму завтра исполнится двадцать один год, вот тогда бы зубы у него действительно заболели.
Кифара и так страдал, что им командует мальчишка. И командует умело.
Ченич бы даже предположил осторожно, что стержень у Рэма не от одной имперской военной выучки. Было в парне и что-то от истников.
И не только в плане иммунитета к психическому насилию.
Дар его был мягким, малозаметным. Рэм не давил, как Старый, но потихонечку прогибал, подстраивал команду под себя.
— А вы, господин Ченич? — Кифара мрачно воззрился на юриста. — Может, пусть вас проводят уже в каюту? Вам бы не помешало отдохнуть, а?
Кифара улыбнулся такой перекошенной улыбкой, что юрист даже мысли не допустил, будто можно уйти из этой проклятой навигаторской в свою каюту и лечь на кровать.
На такую удобную кровать. Чтобы уложить, успокоить как-то перенапряжённую голову, которая казалась ему камнем, упавшим на шею.
Пока шёл бой, он не замечал усталости, а теперь тело налилось тяжестью, заныла спина, а голову всё сильнее сдавливал невидимый обруч.
— Мне бы кофе, — попросил юрист. — И таблетку от головы. Моя помощь может вам понадобиться при переговорах. Торговое законодательство я знаю так же хорошо, как и уголовное.
Кифаре не понравился и этот ответ.
— А молодого человека? — он кивнул на Ули, утопающего в кресле, как тощая мышь. — Его тоже нельзя отправить куда-нибудь отдохнуть?
Похоже, начальника службы охраны напрягало количество невольных свидетелей его скорого позора.
Ченич посмотрел на навигаторскую «глазами Кифары» и понял: пилоты, техники, этот несчастный Ули — все они сидели перед голоэкраном и готовились смотреть фильм про разоблачение охранника-контрабандиста.
— Этого молодого человека мы оставим отдыхать при мне. — Рэм нехорошо сощурил глаза. — А то знаю я вас — отдашь, а потом обратно не выцарапаешь.
— Но молодой человек сам признался, что убил официанта, — развёл руками Кифара. — Его всё равно не ждёт ничего хорошего. Как только мы отсюда выберемся, мне придётся отправить его под замок.
— А что, велась какая-то запись? — поинтересовался Ченич тем особенным противным голосом, какой бывает только у юристов.
— Ну, как бы и нет, — слегка смутился Кифара. — Но все же слышали! Он же сказал это сам…
— Слышали? — перебил Ченич. — Вот прямо чётко слышали и будут свидетельствовать? Там же было шумно, стрельба. А потом стресс, и состояние аффекта у парня. Он мог вообще кричать что-нибудь, не имеющее отношение к реальности.
Юрист улыбнулся хищной профессиональной улыбкой: мол, это всё вам нужно сначала доказать на суде, а уже потом навешивать ярлыки. А то ведь я могу зацепиться и за ложное обвинение. Вы всё-таки при исполнении, господин Кифара, вам нельзя так огульно…
Кифара понял и набычился, собираясь ответить, но Ченич показал ему на проекцию торгового корабля, и начальник охраны удалился, возмущённо сопя.
У него и вправду дел было невпроворот: пассажиров успокоить, поговорить с медиками насчёт раненых, найти замену убитым сотрудникам ресторана, ведь рано или поздно пассажиров придётся кормить.
Рэм благодарно улыбнулся юристу, а Ули обессиленно закрыл глаза, всем телом вжимаясь в кресло.
Тюрьма откладывалась, но это пока. Но что будет на Асконе?
— А почему так долго идёт торможение? — спросил Ченич, чтобы перебить неприятное ощущение от разговора с Кифарой. — Весь полёт — это какие-то постоянные разгоны да торможения…
Рэм понял и подхватил разговор.
— Сорок минут нужно пассажирскому судну, чтобы не рвать двигатели и нормально затормозить, — пояснил он. — Военному — двадцать, там нормы допустимых на экипаж нагрузок другие.
— А тебе сколько надо на торможение? — подначил его Ченич.
— Мне? — не понял Рэм.
— Когда ты на шлюпке?