На Лизу с тихими вздохами смотрел весь наш подготовительный курс — тринадцать изгоев, которые не смогли сотворить простейшее заклинание седьмого порядка. А познакомился с ней именно я. Причем довольно просто и незамысловато, переступив через свою стеснительность.
Вопреки ожиданиям, непосредственно магии нас не учили. А пока лишь подготавливали к ней. К примеру, на кузнечном деле мы махали молотками, как заведенные. Чтобы потом с легкостью создавать кованые заклинания. Когда наступит это потом — оставалось загадкой.
Также нас подготавливали и к «плетенке». Заключалось это в незамысловатой процедуре — вязании шарфов. Вот тут и оказалось, что если махать молоткам у нас хоть как-то получалось, то работать со спицами не умел никто.
Кроме разве что Лизы. Воспитание у нее было хорошее. Поэтому вязать и вышивать она могла почти что с завязанными глазами. Вот без всякой мысли и подошел к ней с одной единственной просьбой — показать что и как. А она не отказала.
— Это ты, что ли, тот самый застенец? — только и спросила девушка.
— Я, — не стал отрицать очевидное. — Ирмер-Куликов, к вашим услугам.
— Дмитриева Елизавета Павловна, — сделала легкий реверанс та.
Так и познакомились. А позже к нам подтянулись Горчаков с Протопоповым.
Вопреки ожиданиям, ребята не смотрели на меня, как на невиданную зверушку, в отличие от большинства. И даже шарахаться не собирались. А переборов стеснительность, стали живо интересоваться моим миром, искренне удивляясь быту застенцев. Пацанов, понятное дело, изумляли самолеты, машины, скоростные поезда и сотовые телефоны. Лиза больше любопытствовала по поводу моды. Когда я сказал, про бикини на наших пляжах, она покраснела и чуть в обморок не грохнулась. А после буквально завалила вопросами.
— Как вы можете это есть? — скривился Горчаков.
— А че? Нормальная жрачка, — пожал плечами Макар, тут же поглядев на девушку. — Прошу прощения, еда.
— Да, бывало и хуже, — поддержал его я.
— Видимо, в вашем мире с продуктами все не так уж хорошо, — ковырнула с некоторым сомнением тушеную капусту Лиза.
— Ага, так плохо, что мы снабжаем вас всей едой, — ухмыльнулся я.
Что интересно, я до сих пор называл этот мир «ваш», а тот, покинутый, «мой». Ничего с собой не мог поделать. Да, может, и не надо было ничего делать. Не стоит забывать кто я и зачем здесь нахожусь. Думаю, в скором времени доблестные разведчики все же спросят свое.
— Ладно, надо, значит, надо, — зачерпнула вилкой тушеную капусту Лиза. — Если сейчас не поесть, после фельдфебеля с ног валиться будешь.
Это правда. Фельдфебель, хромой военный с мрачным выражением лица, в гробу видел все титулы и звания. И муштровал нас, как самых настоящих солдат. Мы, например, могли по полчаса стоять спиной к стене для выправки осанки. А если он не дай бог почувствует запах сигарет (некоторые из учащихся баловались), то все занятие мы будем бегать, нарезая круги по внутреннему двору.
— Эй, иди сюда, — прозвучало совсем рядом. Буквально у соседнего стола.
Я дернулся, ожидая, самого худшего. Но оказалось, что несколько аристократов перегородили путь одному из юнкеров, худенькому низенькому пацану в круглых очках. Заметив мой взгляд, один из них злобно зыркнул и стал говорить тише. И судя по выражению очкарика, приятного в его словах было мало.
Я внимательно рассматривал троицу. Заводила у них крепкий и высокий пацан лет восемнадцати. Рядом тощий и чуть ссутулившийся парень с торчащими передними зубами и длинным кривым носом. Про себя я ему и кличку придумал — Крыса. Последний был огромным амбалом. Даже идеально подогнанный мундир не мог скрыть его живота. Что интересно, его я как раз вспомнил. Он шел на экзамене аккурат передо мной. Зубарев, четвертый ранг.
— Это не наше дело, — негромко произнес Горчаков. — Николай, двое там шестеранговых, а один вообще пятерка.
— Четверка, — поправил его я. — Зубарев. И разве я куда-то лезу?
Для убедительности даже пришлось пожать плечами.
Лиза закусила губу, явно не от умопомрачительного вкуса тушеной капусты, но промолчала. Так бы и это незначительная чужая стычка и прошла мимо меня, если бы аристократ не сказал напоследок уже громче, чуть издеваясь.
— Не сбежишь? — спросил заводила.
— Я вас не боюсь, — с вызовом произнес очкарик. — И готов отвечать за свои слова.
Хотя голос и весь его вид говорил об обратном. Пацан чуть ли не дрожал.
— Ну, смотри, Самарин, мы будем ждать.
У меня в мозгу щелкнуло. Самарин! Конечно, это не тот самый, кому Ирмер адресовал письмо относительно меня. А, скорее всего, сын. Но это шикарный случай выйти на отца и поговорить.
— Илья, ты у нас почти всех знаешь, — сказал я, глядя на удаляющихся аристократов. — Вот этот, который в очках, кто такой?
— А, тот? Самарин, у него дядя в Сенате. Он семерка.
Семерка — это хорошо. Их классы рядом с нашими, мы даже иногда пересекались на общих предметах. Той же ковке. Просто раньше я не обращал на этого тощего пацана внимания. Хотя он ничего, с гонором. Не зассал против нескольких. А еще меня позабавило, что даже в мире высокородных все было, как у нас. Сильный гнобил слабого.
— Что, Николай, тоже распробовал вкус высокой кухни? — ехидно спросил Горчаков.
— Ага, уже минуту вилку возле рта держишь, — прыснула Лиза.
— Я просто наслаждаюсь, — улыбнулся в ответ я.
А в голове уже созрел план. Что ж, иногда нужно заниматься благотворительностью. Особенно, когда несколько дурней хотят отоварить одного худого пацана.
То ли фельдфебель был сегодня слишком мягок, то ли я сильно погружен в свои мысли, однако занятие пролетело, как миг. А в кузне я не сводил взгляда с Самарина. Да, хлипок парнишка. Молоток держит даже не ладонью, а пальцами.
— Вот на кой черт им эти гвозди? — жаловался рядом Горчаков, глядя на собственное кривоватое творение.
— Поди плохо? — пожал здоровыми плечами Макар. — Тебя кормят, одевают, мастерству учат. Если не сложится, потом в кузнице подмастерьем работать будешь.
— Или вязанием заниматься, — улыбнулась Лиза, убирая с раскрасневшегося лица прядь волос.
— Я вообще-то граф, — возмутился Горчаков.
— Ага, Калиостро, — хмыкнул я. — Бери пример с Елизаветы Павловны. Она не спрашивает, зачем ей ковать гвозди и стучать молотком. А просто делает. Знаешь, полезное занятие для благородных. Очень уж вы много думаете, а говорите еще больше.
— Господа юнкеры, — зычный голос преподователя Михаила Сергеевича раскатился по кузнице, — у вас осталось десять минут занятия. Потихоньку заканчивайте, складывайте инструмент по местам и вешайте фартуки.
— Скорей бы новый день, чтобы мы опять ничему не научились, — буркнул Горчаков.
