— Тогда во что? — отозвался Горчаков. — В рифмы?
— Или в фанты? — флегматично спросила Лиза.
— Ага, а еще в города предложите. Вот вы душные, конечно. Начнем с «Крокодила». А там посмотрим.
Вообще, я рассчитывал в этом мире быть королем безалкогольных вечеринок. Ну а что? За моими плечами вся индустрия игр, как настольных, так и салонных (именно так здесь принято было говорить). Вот только что-то пошло не по плану.
Мои футболисты слишком превратно поняли правила. Они решили, что надо придумывать такие слова, чтобы дворяне ничего не угадывали. И понеслась: бабайка, босовики, тарасун. Первое было барочным рулем для управления плотом, второе обувью без голенищ, а третье — вторично перегнанная молочная водка (это футболисты уже после рассказали). То есть, все то, что ни Лиза, ни Илья знать не могли.
Но и дворяне в долгу не остались. В редкие моменты перехвата хода, они требовали показывать циркуль, джезву, полонез или этикет. Поэтому спустя минут десять я решил поиграть в «Мафию».
И что-нибудь изменилось? Да ни фига. Во-первых, название сразу заменили на «Застенец». Потом долго извинялись передо мной, мол: «Николай, мы не в этом смысле» и «Вашблагородие, это ж шутка», но «ночью» у них решительно приходили застенцы и делали свое грязное дело. То есть, убивали мирных и несчастных имперцев. Тьфу ты, жертвы пропаганды.
И, само собой, у футболистов первым умирали дворяне, у дворян футболисты. Протопопов, кстати, после недолгих колебаний присоединился к Елизавете Павловне под осуждающие взгляды простолюдинов. Когда мнения расходились, начинались бурные переговоры. Такие, что «город» мог просыпаться.
Появилось даже желание все бросить — мол, пропасть между слоями общества можно залить лишь алкоголем, чего мне делать категорически не хотелось, неожиданно зашла третья игра — «Угадай, кто я?». Та самая, где листки с именами клеили на лоб. Вот тут мои гости внезапно забыли про сословия и вместе смеялись над главноуправляющим государственным здравоохранением Зубко по прозвищу Десна, которого пытался угадать Фима, почему-то известного всем булочника Яна с набережной реки Смоленки, бывшего руководителя Третьим Отделением Зубарева и прочее, прочее.
Я сидел и кивал, будто что-то понимал в этих непонятных персонах. С другой стороны, не пыхтят от злости — уже хорошо. Конечно, мировая революция и всеобщее равенство в мои планы не входили, но мне почему-то очень хотелось, чтобы эти разные мальчишки (и девчонка) немного сблизились.
Ну, и можно сказать, что это почти получилось. Когда вечер подошел к концу, то прощались все если не друзьями, то добрыми знакомыми.
— Спасибо, вашблагор… Коля.
— Спасибо.
— Всего хорошего, — расшаркивались футболисты.
Когда они ушли, засобирались и мои лицеисты. Разве что Протопопов в спешке наворачивал то, что не успел съесть, привстав со стула, но до сих пор склонившись над столом.
— Подождите немного, у меня есть разговор. Вы же не думаете, что мы тут просто собрались поесть и весело провести досуг?
— Разве нет? — почему-то с испугом спросил Горчаков. Он все время прикидывал самые плохие варианты.
— Есть одно дело. Вот только собираться в открытую как-то слишком палевно. В смысле, заметно. А так жандармы в курсе, что мне перепало немного денег. И что обычно делают дворяне в таких случаях?
— Кутят, — согласился Протопопов. — В один кабак, потом в другой. Пока все деньги не спустят на шампанское и девиц, а после еще должны остануться.
— Ну вот, — кивнул я. — Пусть думают, что я встал на этот скользкий путь. Но теперь к делу. Давайте поговорим о магии, не все же нам практиковаться, уроки прогуливая. Лиза, как твои успехи в работе с даром?
Разговор с Будочником никак не шел из головы. По поводу учиться и учить. Может и вправду у меня удастся подтолкнуть новых друзей к пробуждению и использованию силы.
— Да никак, — ответил вместо нее с набитым ртом Протопопов. — Мы на дню раз десять Елизавету Павловну занудой называем, толку чуть.
— В приличном обществе, которым данное собрание и является, говорить не прожевав пищу считается дурным тоном, — холодно заметила Дмитриева.
— Но ведь он прав, — пожал плечами Горчаков. — Особых успехов не замечено. Да и не особых тоже.
— Хорошо, Лиза, а теперь вспомни, что ты чувствовала, когда впервые проявился дар. Я понимаю, это может быть очень личным.
— Подумаешь, — вздернула красивой головкой Дмитриева. — То дела давно минувших дней. Что чувствовала… Горечь, негодование, обиду. Все это как-то вместе сошлось, если честно.
— Там, в лицее, было что-то похожее?
— Наверное, — неуверенно сказала та.
— Тебе надо найти свою точку входа, — ответил я. — То, что запустит дар. Вы были правы, обидное слово не сможет каждый раз выступать катализатором. В смысле, толчком к применению силы. Это все находится на более глубинном уровне. Я свою точку входа нашел. Смотрите.
Форма компаса была сложной, но само заклинание не требовало больших затрат по силе. Скорее предельную внимательность. И вот спустя нескольких долгих секунд надо мной появился нужный прибор.
— Лицей, — сказал я. Необходимо было говорить про объект, который ты уже посещал.
Все получилось. Стрелка повернулась в правильном направлении. Магический навигатор заработал.
— Ничего себе, — с завистью сказал Горчаков.
— Будочник? — только и спросила Лиза.
— Он самый.
— И как ты себя чувствуешь?
— Нормально все, — отмахнулся я, понимая о чем она. — Относительно. Разве что много колдовать сразу не могу. Выматываюсь. Но я не о том. Лиза, тебе нужно сосредоточиться на всех тех эмоциях, пережить их снова. Это и будет точкой входа. И после многочисленных тренировок проявление дара станет автоматическим.
— Авто каким? — не понял Протопопов.
— Легким. Ну, давай, попробуй.
Дмитриева закрыла глаза, наморщила свой прекрасный лобик и… ничего не произошло. Ну да, чего-то я в себя поверил. У Будочника не сразу получилось со мной, хотя он опытный маг, а я решил, что сейчас скажу пару напутственных слов и все, вуаля.
— Ничего страшного, надо пробовать, тренироваться, — сказал я, чуть улыбнувшись. Успокаивая в первую очередь себя.
— Коля, ты не обижайся, но чушь это все, — отозвался Протопопов. — Пережить эмоции. Я тысячу раз переживал. И что? Может и не дано нам никогда дар проявить. Выветрился он давно тем единичным выплеском, и теперь мы недомы. Вот зачем так далеко осетрину поставили?
Он, не задумываясь, протянул руку к блюду с рыбой, стоявшему на другом конце стола. То взмыло в воздух и опустилось возле Макара. А мерзавец даже бровью не повел. Вцепился могучими пролетарскими пальцами в деликатес и стал его жадно поедать. Как в него только влезает столько?
