— Где ты, чертов мудак, — кричит он, так сильно дергая за веревки на запястьях, что я боюсь, как бы он не оторвал себе руки.
Я понятия не имею, чем связаны мои, но папины крепко стянуты кабельными стяжками, которые врезаются в его кожу и увеличивают лужу крови на полу под ним.
— Успокойся, — прошу я.
— Успокоиться? Успокоиться, черт возьми? Этот мудак привязал мою девочку к гребаному стулу. — Он смотрит на меня, его глаза задерживаются на моей щеке. Видя боль в его глазах, я даже не хочу думать, как это выглядит. — И он, черт возьми, причинил тебе боль.
— Я…
Он пронзает меня взглядом, который тут же обрывает мои слова.
— Иди сюда и посмотри мне в лицо, ты, гребаный мудак.
Я смотрю на отца, опустив подбородок. Как будто он совершенно другой человек, чем тот, с которым я росла. Думаю, что могу пересчитать по пальцам одной руки, сколько раз я слышала, как он ругался, но сейчас папа ведет себя, как одержимый.
Я прищуриваюсь, глядя на него, изучая, как слюна вылетает у него изо рта, а его тело дрожит от едва сдерживаемой ярости.
Я вообще знаю своего отца?
Тяжелые шаги, доносящиеся из темноты, останавливают его крики, и через тридцать нервных секунд появляется он.
Страх пробегает по моей спине, и взгляд Виктора останавливаются на мне, прежде чем опускается по моему телу.
— Это позор. Мне очень понравилось то немногое, что на тебе было надето.
Папин стул дребезжит, когда он снова пытается вырваться.
— Успокойся, Уильям. Ты должен гордиться своей девочкой. Похоже, она вся в отца.
Папин взгляд прожигает меня, но я отказываюсь отводить взгляд от монстра, уставившегося на меня.
— Отпусти его, — требую я.
Виктор задерживает мой взгляд на мгновение, прежде чем кожа вокруг его глаз сморщивается, и он откидывает голову назад, смеясь.
— Ух ты, Скарлетт. У тебя яйца больше, чем я когда-либо думал. Как жаль, что мать когда-то сбежала с тобой. Ты могла бы стать для меня настоящей ценностью. — Его взгляд снова задерживается на моем теле, и мой желудок сжимается от отвращения.
— Оставь ее в покое. Это не имеет к ней никакого отношения, — ревет папа.
— О, но, Уильям. Это имеет к ней самое непосредственное отношение. Видишь ли, не только ты меня обманываешь, а вы оба. И можете поспорить на свои гребаные задницы, что я собираюсь докопаться до сути.
— Я не имею к этому никакого отношения. Я сделала то, что ты хотел, и установила твои камеры, — выплевываю я. — Не моя вина, что ты не получил информацию, которую хотел.
— Нет, но это привело к тому, что один из моих лучших людей оказался в больнице, не так ли, Скарлетт.
— О чем он говорит? — требует ответ папа, но я снова отказываюсь смотреть на него.
— Несчастный случай с Кейном не имеет к этому никакого отношения.
— О, еще как имеет. Он был зол, и ты толкнула его через край.
— Его действия за гранью моего контроля.
Он вздыхает и качает головой.
— Кажется, это у тебя обычное дело, да? Сначала Райли, а теперь Кейн. Ты проклятие, Скарлетт Хантер.
Папа ахает, но мы оба не обращаем на него внимания.
— Так почему же ты пошел ко мне? У тебя тоже есть гребаное желание умереть? — Я ухмыляюсь.
Он хихикает, холодно и зло, и я чувствую это до кончиков пальцев ног.
— Итак… — говорит он, наконец, переводя взгляд от меня к моему отцу. — Папочка, ты хотел сказать своей дочери, почему вы оба здесь, или мне оказать тебе честь?
— Пошел ты. — Папа плюет Виктору в лицо.
Он достает из кармана носовой платок и вытирает слюну, прежде чем поднять руку и ударить папу прямо в лицо. Его нос снова разбит, и с подбородка льется поток крови.
— Прекрати, пожалуйста, — кричу я. — Прекрати. Это не его вина.
— Ох, Скарлетт, видишь ли, это как раз его вина, — возражает он, отступая на шаг от моего отца и снова вытаскивая носовой платок, чтобы вытереть костяшки пальцев. — Твой папочка не просто тупой механик, во что он заставил тебя поверить. Он управляет большей частью моей цепочки поставок.
— Что? — спрашиваю я, отшатываясь в шоке. — Нет, ты лжешь. Не может быть. Нет…
— Прости, милая. — Голос отца прорывается сквозь мой шок, и я сижу, уставившись на него с широко открытым ртом.
— Что?
— Это правда. Я работаю на этого мудака.
От слов отца из горла Виктора вырывается рычание.
— Это никогда не входило в мои намерения, но кое-что случилось, и у меня не было другого выбора.
— Но кто-то выкупил гараж, они заплатили долги, они… — Приходит осознание. — Это был Виктор.
На лице Виктора появляется самодовольная ухмылка.
— Папа, как ты мог? — плачу я.
Он продал свою гребаную душу дьяволу.
— У меня не было выбора, или вы бы остались на улице, но я бы никогда не сделал этого со своей семьей.
— Но ты все же отпустил нас. Когда мама решила, что с нее хватит, ты просто стоял там и позволил нам уйти.
— Ладно, как бы весело это ни было, — говорит Виктор, останавливая все, что я собиралась сказать. — Вам обоим предстоит усвоить очень важный урок.
Мое тело дрожит от безмолвной угрозы в его голосе.
— Никто не проявляет ко мне неуважения, не действует за моей спиной, не пытается украсть. — Он смотрит прямо на моего отца. — Не делает больно моим мальчикам. — Он поворачивается ко мне. — Без последствий.
— Я не украл у тебя ни единого гребаного пенни, Виктор, — умоляет папа.
Он делает шаг ко мне, вытаскивая плоскогубцы из заднего кармана, обходя мой стул.
— Нет, — рявкает папа, явно понимая, к чему все идет. — Не прикасайся к ней, пожалуйста. Вымести это на мне.
— Папа, нет. Ты только что сказал, что ничего не сделал.
Виктор колеблется позади нас, хотя я уверена, что это не потому, что он не может решить, кому из нас навредить. Он извращенный ублюдок, и более чем счастлив помучить нас обоих, не задумываясь.
Знаю, что многие слухи, которые ходят вокруг Харроу-Крик о его поведении, преувеличены, но они исходят из доли правды, я точно это знаю.
Слезы катятся по моим щекам при мысли о том, что он обрушит свой гнев на моего отца, когда тот невиновен. Виктор может ему и не верить, но я верю.
Мой отец никогда бы не сделал ничего из этого добровольно. Я считаю, что у него не было выбора, и он сделал это ради своей семьи. Это тот человек, которого я знаю. Мой отец.
Виктор двигается, и я наблюдаю за каждым его шагом через плечо, когда он подходит к моему отцу.
