— Думаю, я предпочитаю взрослых, — признаюсь я.
— Я уверена, что ты передумаешь после пяти дней отсутствия.
— Посмотрим. Приятных снов, — говорю я, выбегая из комнаты, прежде чем она попытается убедить меня пойти на эту чертову вечеринку. Калли и Стелла не нуждаются в ее помощи в этом вопросе.
Я переодеваюсь и натягиваю рубашку, которую мне действительно не следовало оставлять, не говоря уже о том, чтобы использовать для сна. Затем я беру свой ноутбук и учебники и забираюсь в кровать, чтобы хотя бы немного продвинуться.
В итоге я работаю до потери сознания, откидываясь на подушки с ноутбуком, все еще согревающим мои бедра, в то время как прохладный зимний воздух снаружи охлаждает мои щеки.
Глава 6
ТЕО
— Извини, сынок. Он занят, — говорит Гален со своего места за компьютером в комнате охраны моего отца.
— Что ж, ему придется отвлечься от дел. Мне нужно кое-что обсудить с ним. Сейчас.
Игнорируя отца Стеллы, я врываюсь в комнату. Стефанос, отец Алекса и Деймона, тоже поворачивается ко мне, но все остальные солдаты, работающие здесь, мудро сосредотачивают свое внимание на текущей работе.
— Тео, — приветствует Стефанос, хотя я вижу беспокойство, сверкающее в его глазах.
Я отбрасываю все это в сторону. Мне насрать, чем сейчас занят папа.
Я стучу один раз из вежливости, прежде чем открыть дверь.
Есть только очень небольшая горстка мужчин, у которых есть яйца, чтобы вот так подойти к боссу, но я один из них. Каждый раз у меня есть эта затаенная надежда, что меня может поприветствовать мой отец, а не босс. До сих пор я всегда был разочарован.
Я думаю, что любое воспоминание о тех немногих случаях, когда мой отец ставил свою роль отца выше этой Семьи, — это просто далекое воспоминание.
Мне грустно за Рею, Атласа и Лариссу.
Когда я был в их возрасте, наш дедушка все еще был у руля. Но когда он скончался, отец взял верх, и его жизнь превратилась в работу.
Я понимаю. Управлять этой Семьей, бизнесом, это много. То, что я полностью готов взять на себя в один прекрасный день, но будь я проклят, если это будет за счет детей, которых оставили дома.
Я знаю, что это оставляет мне два очень очевидных выбора. Не заводи детей. Окунуться в эту жизнь с самого начала и забыть, что иметь собственную семью — это вообще вариант. Или пусть они будут достаточно молоды, чтобы мне не пришлось поворачиваться к ним спиной, когда придет время.
Папа еще относительно молод. Надеюсь, у него еще есть несколько лет в запасе. Но жизни, которыми мы живем… они опасны, и знание того, что у него хорошее здоровье, на самом деле не признак того, что у меня может быть какое-то время, прежде чем этот стул с высокой спинкой за его темным столом станет свободным.
Черт возьми, это может быть завтра для любого из нас, кого мы знаем.
Но можно ли сделать так, чтобы у меня не было детей? Не совсем.
Я наследник всего этого. Конечно, я хочу передать это своему собственному сыну. Если я этого не сделаю, тогда все достанется Атласу.
Я думаю о милой улыбке моего младшего брата, и мой желудок болезненно сжимается от мысли, что скоро он начнет приобщаться к этой жизни. Ему десять. Когда я был в его возрасте, я уже стрелял из пистолета с большей точностью, чем большинство взрослых, и меня отделяло всего несколько коротких лет от того момента, когда я впервые направил ствол на человеческое тело.
Конечно, это было только для того, чтобы калечить, а не убивать. Это произошло примерно год спустя. Но все же воспоминания об этом заставляли меня просыпаться в холодном поту по ночам.
Я рассказал об этом папе в первый раз, когда проснулась в ужасе, когда этот изуродованный монстр преследовал меня, утверждая, что отомстит, когда он ткнул ножом мне в лицо, но он просто отмахнулся от этого.
— Это был просто сон. Это должны быть монстры в реальной жизни, которых ты должен бояться, солдат, — я помню, как он говорил мне.
С того дня он усилил мое обучение, сделав своей единственной задачей на несколько лет убедиться, что я настолько опасен и настолько психически испорчен, насколько это возможно.
Он превратил меня из ребенка, который боялся темноты, в безжалостного убийцу, выполняющего его приказы.
Я буквально последую за ним в ад и обратно по его приказу. Я верю, что он знает, что делает, но на этот раз… на этот раз он зашел слишком далеко.
— Я же говорил тебе, что меня нельзя прерывать, — гремит сердитый голос отца, когда я толкаю дверь шире и вхожу внутрь. — Тео, — резко бросает он, как только его глаза встречаются с моими.
К счастью, он здесь не с одной из наших подпольных танцовщиц. Наверное, я должен быть благодарен, что здесь только он и Эван.
— Весело провели день? — Я спрашиваю своего дядю, который, черт возьми, почти с ног до головы покрыт чьей-то кровью.
Это может принадлежать одному из миллиона человек, но у меня есть подозрение, что я точно знаю, у кого он это выбил.
— Можно и так сказать, — говорит он, встает со стула перед папиным столом и проскальзывает в смежную ванную, я полагаю, чтобы помыться.
Папа откидывается на спинку стула и смотрит на меня.
Между нами повисает неловкое молчание, пока я выдерживаю его убийственный взгляд.
Он вполне мог превратить меня в солдата, каким хотел, чтобы я был, чтобы убедиться, что я никого не боюсь. К сожалению, это относится и к нему.
— Я этого не сделаю, — говорю я в конце концов, когда он ясно дает понять, что не собирается начинать.
— Это было не предложение, Теодор. Это работа. К работе, к которой ты отнесешься серьезно.
— Но почему? Тебе нужно дать мне больше.
Он качает головой, явно не впечатленный моим отсутствием послушания.
Я почти смеюсь про себя. Я был более чем снисходителен к этому. Большинство нормальных людей потеряли бы свой чертов разум, когда они посмотрели на этот контракт, как я сделал пару недель назад. Большинство людей отказались бы тут же.
О чем он меня просит… то, что он сделал без моего разрешения или даже ведома, выходит за рамки чертовски приемлемого.
— Она уже тебя достала, солдат?
— Она заноза в гребаной заднице. Так как насчет того, чтобы ты точно сказал мне, что я ищу, и дал мне половину гребаного ключа к разгадке того, с чем я здесь столкнулся.
Его глаза удерживают мои еще десять секунд, прежде чем он достает свой телефон из внутреннего кармана куртки и нажимает на экран, прежде чем незнакомый голос заполняет воздух.
— Это была Эмми, — умоляет женщина, явно испытывая боль. — П-пожалуйста, прекрати. Пожалуйста, не делай мне больно. Я-я сожалею.
