Я прочитала только последние несколько, которые были видны на моем экране, когда я открыла наш предыдущий разговор.
Мое сердце гулко стучало в груди, а рука дрожала, когда голос Тео громко и ясно звучал в моей голове, когда я читала его слова.
Ты моя, Эмми. Ты можешь бежать, ты можешь прятаться, но в конце концов, я найду тебя, и я покажу тебе, где твое место.
Это была угроза, или, по крайней мере, я думаю, что это должно было быть, но ничто в его словах меня не испугало. Я не была уверена, было ли это потому, что то, через что я прошла за предыдущие двадцать четыре часа, было намного ужаснее, чем все, что мог сделать со мной Теодор Чирилло, или мне просто не хватало острых ощущений.
Наше короткое время, проведенное вместе в классе в Найтс-Ридж, кажется, что это было миллион лет назад. И после того, как я увидела, как он уходит от меня, обращаясь со мной так же, как я обращалась с ним несколько раз до этого, я не могу не втайне желать его.
Я всегда хотела того, чего не могу иметь.
Открыв чат, я прочитала сообщения, которые пропустила.
Его светлость: Какие у тебя планы на неделю?
Его светлость: Ты думаешь, что ненавидишь меня?
Его светлость: Я расцениваю это как «да». Или это, или ты слишком занята тем, что получаешь удовольствие, представляя, как я лежу здесь в своей постели с моим членом, умоляющим тебя…
Весь воздух вырывается из моих легких, когда я перечитываю это сообщение.
Он лжет.
Он, должно быть, лжет. Верно?
Я прикусываю нижнюю губу, представляя его посреди его черной спальни, его мускулистое тело, вытянутое на огромной кровати, и его пальцы, обхватившие его длину.
Меня охватывает жар, жидкая похоть наполняет мои вены и пульсирует в моем клиторе.
Его светлость: Я не собираюсь кончать. Я хочу твою руку, а не свою. Я хочу твое тело, а не холодные простыни, окружающие меня. Я хочу, чтобы твой злой, грязный рот говорил мне, что я недостаточно хорош, что я тебя не заслуживаю.
Мое сердце учащенно бьется, когда я улавливаю каждую частичку его уязвимости в этих словах.
Его светлость: Все, что ты сказала обо мне, правда. Но ты меняешь меня. Ты изменила меня. Я хочу быть лучше. Для тебя. Только для тебя. Всегда для тебя. Моя жена.
Мои глаза так широко раскрыты, что, клянусь, они вот-вот выскочат.
Я сбрасываю с себя одеяло, когда мое тело горит, и неверие омывает меня.
Я не могу поверить, что он действительно признает эти вещи о себе.
Его светлость: Я надеюсь, что ты уснула и что ты не просто игнорируешь меня, когда я истекаю кровью через телефон. Хотя, я не могу винить тебя, если ты читаешь все это и злобно хихикаешь, планируя лучший способ использовать это против меня. Если да, то сделай это. Я уверен, что Себ поможет, если тебе это нужно. Но если ты спишь и не замышляешь мое эпическое грехопадение, то я надеюсь, что ты спишь хорошо и тебе снятся все те ужасные вещи, которые ты хочешь, чтобы я с тобой сделал. Сладких снов, Мегера. x.
— Вау, — выдыхаю я.
Я на полпути к прочтению этого сообщения, предполагая, что мне все это померещилось, когда из моей двери раздается тихий стук.
— Эм? — Раздается голос отца.
— Да, я не сплю, — отвечаю я, с сожалением блокирую телефон и бросаю его обратно на кровать.
Пододвигаясь, я сажусь спиной к изголовью кровати, когда он входит.
— Привет, как ты себя чувствуешь? — Спрашивает он, его брови озабоченно хмурятся.
— Лучше, раз у тебя есть кофе, — говорю я, мои глаза следят за кружкой, когда она движется ко мне.
Он передает его, и я немедленно обхватываю его обеими руками и подношу к носу, вдыхая насыщенный аромат, когда он опускается на край моей кровати.
— Как у тебя дела? — Он спрашивает снова после того, как я делаю глоток, о чем я сразу же жалею, когда он обжигает кожу на моем языке.
— Я в порядке, — говорю я, но из-за боли в моем голосе мои слова звучат неубедительно.
— Эмми, тебе не нужно притворяться со мной. — Он обхватывает мою ногу своей гигантской, испачканной чернилами рукой и сжимает в знак поддержки. Я смотрю ему в глаза, когда эмоции и усталость, несмотря на то, что я только что проснулась, захлестывают меня.
— Д-да, я знаю, — выдавливаю я сквозь комок в горле, когда слезы обжигают глаза докрасна. — Просто… сейчас легче притворяться, понимаешь?
Его плечи опускаются в поражении, когда он слышит меня. — Черт, Эм. Мне чертовски жаль.
Слезы, наконец, наполняют мои глаза, когда я смотрю на расстроенное выражение лица моего отца.
В этот момент ясно видно, что он берет на себя вину за всю эту ситуацию.
— Папа, нет, — говорю я, наклоняясь вперед, ставя свою кружку сбоку и обнимая его за плечи и крепко сжимая его. — Ни в чем из этого нет твоей вины.
— Эм…
— Ты ошибаешься, — уверяю я его. — Мы ни в чем этом не виноваты.
Его тело содрогается рядом с моим, заставляя мою грудь болеть.
Мой папа — лучший человек, которого я знаю. Я ненавижу тот факт, что он страдает из-за моих глупых решений.
— Я говорил тебе, что это безопасно, что Волки не представляют угрозы. Если бы я не сказал тебе этого, ты бы не оказалась среди них.
— Я доверяю тебе, папа. Если ты говоришь, что они не были угрозой, то я верю, что ты действительно так думал. Они солгали тебе, и мы ничего не можем с этим поделать.
— Мне следовало быть более осторожным. Я не должен был верить Луису Чертову Вульфу на слово, когда он сказал мне, что ты его не интересуешь.
— Он этого не делает. Не совсем.
Папа высвобождается из наших объятий и с любопытством смотрит на меня.
Мы не разговаривали прошлой ночью. После того, как я исчезла здесь со Стеллой и Калли, он в основном оставался внизу. Пайпер сказал мне, что он был слишком зол после всего случившегося и допрашивал Круза и ребят.
Я понимаю. На самом деле мне тоже не хотелось все это пересказывать, несмотря на то, что я нуждалась в ком-то, в чем-то. Точная причина, по которой я потянулась за своим телефоном и написала сообщение Тео.
Мне нужна была эта связь с кем-то, чтобы напомнить себе, что я в безопасности, что все кончено.
— Ты сказала мне по дороге домой, что ему нужна была твоя мама, — мягко говорит папа. — Но сказал ли он что-нибудь еще?
Я качаю головой. — Нет. Он просто хотел знать, где она была. Как ты думаешь… — Папа снова сжимает мою ногу, когда я замолкаю. — Ты думаешь, она солгала нам о своей причастности ко всему этому? — Наконец спрашиваю я, в ужасе от предстоящего ответа.
