— А ты живой, — продолжала она.
А я живой. Снова кивнул, снова не спорил. Не отмоленный, не от… поенный? Не отпоённый? Неважно. Главное же другое…
— Где ж ты таких грехов нахвататься успел? — недоумевая, злилась Бися. Здесь, в саду этом, если верить ее словам любой грех разрастается до небывалых размеров. И всяк горазд оказать радушный прием своему бывшему носителю.
— Это не мои, — прочистив горло, хрипло отозвался, покачав головой, и ткнул себя же пальцем в грудь. — Его.
— Ты мне-то не звезди! — вырвалось у демоницы. — Тут только грехи, которые ты на свою душу навлек, пока тут был. Ты что вытворял? Ел детей? Насиловал фламинго? Ты всего день в этом мире от силы!
Я лишь пожал ей плечами в ответ, утер пот со лба.
— Я всего лишь пытался выжить. Не думаю, что это очень уж грешно.
— Тут без тебя решают, что грех, а что нет! — все больше ярилась девчонка. Земля под ее копытцами вздрогнула, я краем уха уловил неприятный, противный шорох. Тело среагировало само. Пушечным выстрелом бросился, к ней сшиб с ног; кубарем мы покатились по земле.
В мое лицо тотчас же уперлось что-то мягкое, небольшое, бесконечно упругое. Я стиснул непрошенную подушку, отрывая от нее лицо — и увидел только чрезмерно испуганное лицо дьяволицы. И без того красная кожа на ее щеках налилась совсем уж пунцовым румянцем — я самым наглым образом держался за ее небольшую грудь.
— Дурак, паскуда, извращенец!
Она тут же отвесила мне пощечину, а я-то ведь всего лишь спасти ее хотел. Разрывая недра земли, из самых глубин поднимался вооруженный шпагой великан — в нем было два с половиной метра росту. Лица было не разглядеть за окружающим его туманом. Черный плащ, черная шляпа — не сразу, но я узнал в нем того поганца, которого прикончил сразу же, едва оказался в этом теле.
Это, мать вашу, была самозащита! Ничего не знаю, с какого бока это грех? Но у преисподней на сей счет было иное мнение.
Бися настойчиво спихнула меня с себя, вскочила на копыта, прикрыла ощупанную грудь руками. Великан двинулся на меня резво, не давая и мгновения, чтобы сориентироваться. На меня будто бы несся скоростной поезд — удивительно ли, что я вильнул в противоположную сторону, позволив ему пронестись мимо. Остро заточенная железка пронзила воздух над моей головой, задрала волосы — мне в пору было присвистнуть собственной ловкости. Наверное, не виси дьявольская защита на кулдауне, я бы предпочел лучше воспользоваться ей, чем доверять своей второй шанс подобным авантюрам.
Резко развернувшись, противник рубанул наотмашь, попытался наколоть меня — в самый последний момент мне удалось улизнуть. Утробно зарычав о своей досаде, он поднял на меня взгляд, полный ненависти. Я почти видел, как внутри его очей пляшут огоньки реванша — будто сам Ад дал ему возможность расплатиться со мной за свою гибель.
О, он готов был воздать и щедро добавить от себя. Биси для него как будто не существовало — он сосредоточил все свое внимание на мне. Несуразно шустрый, невероятно ловкий для собственных размеров, он, казалось, был везде и сразу.
На языке ожившего покойника сидели тысячи пожеланий мне на светлую жизнь да на долгую память — но вместо него говорил клинок.
Паршивец сделал красивый пируэт, прежде чем вновь перейти в атаку, блокировал рукой мою попытку противостоять, пинком отшвырнул прочь, сбив с ног. Могучее тело великана в один шаг настигло мое сжавшееся на земле тело. Я загривком чуял, как голодное до моей крови острие клинка готово пронзить меня насквозь — здесь и прямо сейчас. Ла-адно, теперь сыграем иначе!
Я стиснул зубы. Тень с моей спины вихрем вскружилась, мглистые руки приняли всю тяжесть удара на себя, отвели его в сторону. Потом мрак, исчезая, ударил мертвецу по глазам. Не ожидав подобной подставы, он зашатался.
Восстанавливая равновесие, он резко отскочил назад. Вынырнул покоившийся в ножнах кинжал, ножницами по воздуху свистнули лезвия. Да уж, видать, парень при жизни был не из последних. То, что мне удалось убить его так легко, можно было объяснить только тем, что он не ожидал подобного от полудохлого, готового принять последний удар щенка. Не знаю, не выведи я его тогда из игры, управился бы Ибрагим с ним? Что-то мне подсказывало, что нет.
Он не давал мне покоя. Рывком я оказался на ногах лишь для того, чтобы увидеть перед собой готовое вонзиться мне промеж глаз жало. Подался вперед, поддавшись призывам собственного тела — оно у меня умница, само знает, как уберечь эту задницу от раннего упаковывания в деревянный макинтош. Ударил поганца в колено — поток тьмы с моей ладони изогнутым клинком вспорол плоть покойника. Вместо крови из него вытекло рваное облачко того самого тумана.
Боль не остановила его — словно не замечая ее, он попытался прикончить меня, прихлопнув ногой. Ну уж нет! Знаешь, парень, мне не очень по нраву те, кто машет у меня перед носом железкой. И уж точно никакого восторга не вызывают мерзавцы, готовые за деньги прикончить ребенка. В особенности когда тот самый ребенок — я и есть!
Тьма взбурлила во мне новыми силами. Словно заправский борец, я схватил покойника за ногу, резко потянув на себя. Потеряв равновесие, он рухнул, впрочем, не желая оставлять попыток достать меня. Защита перезарядилась, даруя три секунды полной неуязвимости — кинжал ткнулся в меня, словно в несокрушимую стену. Ведают ли призраки удивление? Многое бы отдал, чтобы посмотреть на выражение его лица. Вместо этого я что есть сил обрушил ребро ладони на локоть негодяя — тот мерзко хрустнул, кинжал выпал из бледных рук, загремев по камням бесполезной железкой. Я схватил его за грудки просторного плаща, желая познакомить противную рожу с тяжестью моего кулака.
Белесым призраком он выпорхнул прочь из плаща. Закружился на месте, не выпуская шпаги из рук, смертельной юлой понесся на меня. Можно ли убить призрака? Я не знал. В играх всегда получалось. Но то в играх — там и магический клинок под рукой, и улавливающий эктоплазму бластер…
Он выпрямился передо мной во весь свой новый рост. Ног у призрака не было — словно у джина из диснеевского мультфильма, его нижние конечности смыкались в расплывчатую точку. Руки бугрились мышцами, жилы играли на толстой бычьей шее. Торс представлял собой зависть любого скульптора. Не иначе как при жизни поганец был большим любимцем женщин.
— Бися! — выкрикнул я, желая, чтобы застывшая в одной позе демоница хоть чуточку соизволила прийти мне на помощь.
Все это время, не моргая стеклянными глазами, она смотрела на нашу битву — так смотрят дети, впервые увидевшие чудеса телевизора. Она встрепенулась испуганной птицей, заморгала, будто приходя в себя и пытаясь понять, где находится. Злой сарказм так и желал подскочить к ней, отвесить еще и пенделя под шикарную задницу и мерзким голосом пожелать доброго утра и скорее, мать ее, просыпаться!
Призрак атаковал яростно и не ведая пощады. Лишившись плаща и кинжала, он будто разом растерял большую часть своих умений. Из профессионального убийцы обратился в тупоголовое быдло. Вереща и завывая на все голоса, он жалил клинком воздух — мне везло избегать с ним встречи, но я почти чуял, как удача песком утекает сквозь пальцы. А на вдруг проявившемся жутком, испещренном морщинами лице вместо азарта отразилось нечто вроде торжества. Он как будто уже видел мою смерть. Представлял, как его мертвенно-холодные, узловатые пальцы ухватят мое пронзенное тело и разорвут его в клочья, словно неуместное любовное письмо. Он жил мечтой и наслаждением, словно наждаком снимая очередной слой моей везучести.
