Мордоворот согнулся пополам, завыл, его дружок урока не усвоил. В руках он перебирал обрезок трубы, возлагая на него все надежды. Я улыбнулся, когда ясночтение указало мне на изъян — ему-то с больными коленями в этом бизнесе точно делать нечего. Пригнувшись за миг до того, как труба врежется мне в грудь, сбил его с ног подсечкой. Нелепо взмахнув руками, бормоча грязные ругательства, он потерял равновесие и завалился. Его собрат, к моему удивлению, уже пришел в себя и был горазд на сюрпризы. Отскочил на пару шагов, в его руках тотчас же мелькнул нож. Что ж они так любят надеяться на свои железки?
Здравый смысл меня охолонил, говоря, что не стоит вести себя столь нагло и опрометчиво. Сила — хорошо, ловкость еще лучше, а демонические способности так и вовсе самая колбаса, но не стоит забывать, что даже здесь у меня жизнь все еще по-прежнему одна.
Делая шаг назад, принял боевую стойку, ждал, что вот-вот утреннюю тишину в клочья разрежет милицейский свисток. Но он молчал, как будто назло.
Бугай бросился на меня, метя в живот. Ему не хватило сноровки — увернулся, заблокировал его руку захватом, что есть сил ударил головой в грудь. На этот раз ему хватило. Хватая воздух ртом, как выброшенная на берег рыба, он вновь попятился. Руки ослабли, он схватился за шею, чуя свою полную беспомощность передо мной. Залихватски качнув головой, отвесил пинок прямо в челюсть — я же обещал, что будет больно и ногами? А обещания надо выполнять.
Милицейский свисток все-таки дал о себе знать звонкой, почти мелодичной трелью. Я представил себе беседу в обществе этих замечательнейших людей и решил, что уж как-нибудь обойдусь без этого.
Нырнул в тот же переулок, что и мальчишка, едва не попал под выезжавший из-за поворота автомобиль. В удивлению водителя, по-голливудски прокатился по его капоту, на прощанье хлопнул по стеклу. Юркнул в первый попавшийся подъезд — мне повезло. Дом был с черным ходом. Вырвался прочь и на свободу под неумолимые проклятья разбуженной консьержки.
Милиция здесь оказалась куда настырней: преследовали прямо по пятам, будто заведомо знали, куда я побегу. Ла-адно, посмотрим, как им такой фокус?
Я запрыгнул на уходящую под самую крышу пожарную лестницу. Во мне играла молодая кровь, требуя движений, действий и чего-нибудь еще. Не знаю, отважилась ли милиция подняться за мной следом, но я перепрыгнул на крышу соседнего здания — воздух зазвенел в ушах, где-то внутри зародился страх, что я не долечу и переломаю себе все кости — вот так и глупо.
Ноги коснулись твердой поверхности. Черепица, старая и давно требовавшая замены, колко затрещала под моими шагами, каждый шаг норовил стать последним. На место страху пришел детский ужас с поучительным голосом бабушки: «Вот сейчас поскользнешься и…»
Я его не слушал. Перепрыгнул на чей-то балкон. Увидевшая меня влюбленная парочка встрепенулась, будто пугливые птицы. Я мысленно позвал Биску, но та не отозвалась. Здравый смысл, когда я вновь оказался на земле, не сдерживая смеха спрашивал, как представлял себе такое общение? На что вообще надеялся, когда послал ее за мальчишкой?
Ответа я не знал, но вдруг моего плеча коснулась рука. Ну если это очередной мордоворот, то держите мое удивление четверо…
Удивлению понадобились не четверо, а семеро — обладателем руки был седой черт. Не говоря ни слова, он указал мне пальцем на дальний переулок, кивнул на маленького, размером с мяч бесенка. Отскакивая от бордюров пешеходных дорог, он поскакал — все так же не говоря ни слова. Бискина работа? Или какая-то хитрая чертовья ловушка? Говорил же мне Сатана, что потребует платы, скажет, где и какой алтарь надо очистить — вот и ведут…
Первое. Бесенок в последний раз ударился оземь и провалился в преисподнюю, затащив меня в подворотню. Тяжело дыша и тщетно пытаясь взобраться на каменную стену, мальчишка метался испуганной крысой. Еще чуть-чуть — и казалось, что он в самом деле взлетит.
Заметив меня, он хрипло вскрикнул и повалился наземь. Я сбавил шаг — куда теперь спешить? Не чувствовал, что он от меня не сбежит — попросту знал.
— Ну что, дружочек? Я же просил не усложнять. Чтобы не было по-плохому.
Не знаю, как я там сейчас выглядел, но уж точно не благообразно. Парень перебирал ногами по земле, даже когда врезался спиной в стену. Будто надеялся слиться с ней и стать единым целым, а то и, чего доброго, провалиться сквозь.
Я нагнулся, когда оказался рядом с ним, и протянул руку, давая последнюю возможность разойтись по-хорошему.
Он захныкал вдруг, вытаскивая из карманов все, что там только было. В меня полетела россыпь рублевых купюр вперемешку с мелочью.
— На, забирай, Сатана! Подавись! Мне, может, жрать дома нечего? — Он заревел от собственной беспомощности.
У меня сердце ушло в пятки — я почему-то тотчас же понял, что моей бумаги у него нет…
Глава 18
Из подворотни я выходил на ватных ногах, будто пьяный. Во рту пересохло, голову терзали разные мысли.
Безумие холодными пальцами лезло под самую черепушку, бесстыдно лапая сокровенные мысли, выворачивая наизнанку надежду, вытряхивая из смертной усталости пыль. Стлало покрывалом под самые ноги — на, мол, пользуйся, будь благодарен.
Я оборачивался на хнычущего воришку еще несколько раз, будто в тщетной надежде что попросту ошибся. Хлопнул по карману рубахи — в какой-то миг показалось, что я суну сейчас туда руку и нащупаю жесткие края документа. А мальчишка — что мальчишка? Может, мне попросту привиделось?
Документа не было.
Надежда металась от одной догадки к другой, желая зацепиться хоть за одну. С пеной у рта она готова была доказывать, что на самом деле он просто забрал деньги. Деньги? Откуда у меня деньги?
Я покачал головой, зажмурившись на мгновение. Страшно захотелось схватить Биску за шкирку — где бесы носят эту чертовку?
Словно услышав мои мысли, она тут же соткалась прямо из воздуха. Полуобнаженное тело с едва прикрытой девичьей грудью, в маленьких трусиках, прислонилась к чему-то, что больше всего напоминало мусорный бак. Ожидание ей претило: будто устав меня ждать, она обмахивалась платком.
— Что же, мальчик, ты не весел? Что же голову повесил? — В ее голосе мне послышалась то ли насмешка, то ли издевка. Я поднял на нее взгляд — она знает о том, что случилось. Даже больше чем знает.
Мой листок был у нее в руках. Им она и обмахивалась.
Не знаю, что случилось первым — меня отпустило или я с трудом подавил в себе желание врезать ей хорошенькую такую затрещину. Качнул головой, выхватывая бумажку, спешно убирая к себе в карман. Говорить ничего не хотелось.
Она плелась следом, как самодовольная собачонка. Будто только что облаяла здоровенного бульдога, и тот, поджав хвост, в ужасе убежал.
— Прости, маленький, ты был так раним. Грешно было упустить возможность поиздеваться над тобой. Ты же потешался над моим именем, так чего же таишь теперь обиду на меня?
