Я выдохнул, вспомнив, что на нее не отреагировала моя лицензия, выданная Николаевичем. Может, и быть ей моей спутницей, да вот только не сейчас: на кровнорожденную она не тянула.
Это, хмыкнула ирония, если учесть, что ангелы вообще рождаются. Быть может, они прямо из одних только лишь добрых намерений появляются.
Славя не умела читать мыслей, как Биска, но тотчас же подтвердила мою смелую догадку.
— Мы не появляемся как люди. Нас не рожают. Собственно, нас и относят-то к детям Богов разве что по ошибке.
— Постой, — остановил ее жестом, чуть не поперхнувшись — Ты хочешь сказать, что верующие ошибаются? Я своими глазами видел Сатану: да что там, твоя церковь и чуда-юда машины — это единственное место, где я не вижу чертей с бесами. Тут весь прогресс на одних только них и крутится…
— В твоем мире не так? — Она сделала глоток, чуть прикрыв глаза. Я возмущенно затряс головой.
— Конечно же, нет! У нас правит наука!
— Ах, вон оно что. Инквизатории?
— Не думаю, что наших спецов от науки можно так назвать. Они, скорее, из соседнего, противоборствующего лагеря.
Мои слова заставили ее задуматься, все больше и больше растягивая мое и без того уходящее в никуда время.
— Наверное, потому ты и не поймешь. Здесь инквизатории получают знания от бесов. Изобретения… на самом деле не такие уж и изобретения. Бесы раскидывают сумрачные мысли по головам людей, подталкивают, помогают им родиться. Конечно, с каким-то своим определенным умыслом. Инквизатории первыми поняли, как взять нечистую силу в свое услужение — и обратили их замыслы против них самих.
— Из твоих уст это как-то слишком мрачно прозвучало. Будто ты недовольна тем, что бесов держат в кулаке.
— Недовольна? Я? — По ее тону я понял, что сморозил глупость. Чтобы кто-то вроде Слави испытывал подобные чувства? Меня начинали посещать мысли, что и все остальные ее эмоции — лишь красивая ширма, за которой прячется самое настоящее чудовище.
— Ладно, вернемся к тому, с чего начали. Как вы появляетесь? А вообще-то, мы про чернила с тобой говорили и это… арабское письмо.
Она выдохнула, взяла деревянную кружку. Поставила передо мной.
— Что ты видишь?
— Кружку, — как будто бы я мог ответить ей как-то иначе.
— А я вижу целую историю. Тот, кто ее вырезал, был страшно обижен и зол. Он вкладывал все, что чувствовал, в этот кусок деревяшки. Я собираю такие вещи — они не дают забыть о том, что мир состоит не только из радужных и радушных прихожан. Что он насквозь заполнен цинизмом, едким ядом сарказма. Это дисциплинирует.
Я осмотрелся по сторонам, глянул на тарелку. Почему-то мне представилось, что тоже вижу историю ее создателя — мрачную, как вся моя жизнь, и тяжелую, будто мои ночные думы. Прогнал наваждение прочь — не хватало еще размышлять о подобной ерунде!
— Допустим. Правда, это объяснило не слишком многое.
— Бесы рождаются из грехов людей. — Она решила не тянуть кота за хвост, перейдя к основной мысли. — Мы же рождаемся из их чувств. Любовь, вера, дружба. Но люди состоят не только из них. В вас полным-полно всего остального. Ненависти. Злобы, отчаяния. Ты помнишь собственный сон в трансе?
— Такое не сразу забудешь. — Я закатил глаза, даже не зная, что конкретно стоит припоминать в первую очередь — как дрался внутри огромного мрачного жнеца за право стукнуть его собственной косой по сердцу погибели, или то, как покатился промеж огромных, исполинских сисек стоящей передо мной ангелицы?
Наверно, узнай она об этом, сказал бы, что я дурак.
— А я не помню ничего, что там было. Потому что была в твоем трансе всего лишь образом, из которого ты сам достроил все остальное.
— То есть, ты хочешь сказать, что не было восстающих из земли мертвяков, а все остальное — это…
— Всего лишь порождения твоего собственного мозга. Ты такой видел борьбу со смертью за свою жизнь. Я всего лишь вовремя направляла тебя, не давая трансу сорваться, иначе бы все твои усилия были напрасны. И я не могу, как ты, войти в этот транс: ни сама, ни при помощи своих инструментов.
Она так мило звала свои диковинные машины просто инструментами, что можно было только диву даваться. Я качнул головой, облизнул высохшие губы. Она опустилась на подоконник, уставившись в окно. Мне показалось, следует подсказать ей, что делать дальше — прижать к себе колени. Обнять их, укрыться теплым пледом и размышлять о том, что сентябрь почти сгорел…
— Помнишь ангелов, которые стояли там, на входе в церковь?
Я чуть не поперхнулся, закашлялся — о них-то как раз и забыл. Она смотрела на меня ничего не выражающим взглядом, будто осознавая, что с этой проблемой я уж как-нибудь справлюсь сам. Ей не хватало присущей женщинам заботливости. Нежная в постели, она была почти что бездушной куклой во всем остальном.
Ну разве что, когда звала меня дураком, на какой-то миг к ней возвращались человеческие чувства.
— Их сделала я.
— Ты? — Настал мой черед давить из себя удивление. Нет, конечно, Славя очень горяча, но уж никак не тянет на мамочку для двух здоровенных лбов. Хотя кто их, этих ангелов знает, стареют ли они вообще?
— Да. Это автоматоны. У вас есть такие?
Я смутно помнил это слово, но оно было из каких-то фантастических книг про андроидов. Вроде бы бегал какой-то маг с очень уж искусно исполненной искусственной девкой. Мстил или что-то в этом роде…
— Скорее всего, нет. А те, что есть, выглядели бы для тебя как детские игрушки.
— Может быть, — согласно кивнула она в ответ. — Только я создавала их не из болтов с гайками, как вы собираете машины. Я собирала их из стремлений, помыслов, ненаписанных книг, невысказанных слов.
— Йормундганд какой-то… — вырвалось у меня. К мировому змею тут, конечно, мало что относилось, но в скандинавской мифологии тоже молотки с копьями невесть из чего собирали.
— Смешное слово. — Вопреки сказанному, Славя даже не улыбнулась, но выдохнула, продолжив свои пояснения. — У тебя в голове мозги. Под кожей мясо и кровь. Веришь или нет, но у меня внутри нет ничего подобного.
— Из чего же ты рождена?
Она лишь пожала плечами в ответ.
— Я сама ищу на этот вопрос ответ уже очень долгое время. В мире нет тех, кто мог бы направить нас на путь, объяснить, как, откуда и из чего конкретного. Мы знаем общие правила, пытаемся их придерживаться — и все равно у нас ничего не получается.
— Не так уж вы и далеко ушли от людей
Она согласно качнула головой.
— Именно. Улавливаешь общую мысль. Мы в некотором роде частица людей — и потому стоящие рядом с нами или касающиеся нас чувствуют, будто мы дополняем в них самих то, чего им не хватает.
Я на миг перестал даже жевать: а ведь она чертовски права. Там, в постели с ней, чувствовал, будто сам боженька пристроил ко мне недостающую детальку паззла. И это же объясняло, почему Славя так отчаянно тянулась ко мне — ей нравилось быть частью единого целого.
