Выдохнул, тая надежду, что они сойдут раньше, чем я доеду до корпуса — в своей усталости я был целиком и полностью солидарен с рабочими.
Наверно, мог бы осадить этих клуш, но устал от извечности конфликтов. Нутро так и говорило, что коварное мироздание мне назло и в пику каждому обратит дам в злокозненных ведьм. Из сумочек они вытащат метлы, склянки с зловонными зельями и термомагическую бомбу — так, на сдачу. Нет уж, ну их, пусть себе щебечут...
Петербург спешил погрузиться в томный, полный прелестей светской жизни вечер. Я не знал наверняка, но подозревал, что решившие не идти по военной стезе благородные сыновья не менее благородных родов готовятся к балам, ужинам и приемам. Наверняка вместо умения держать шпагу и орать командирским голосом их будут учить вести словесные баталии и искать политические выгоды — внутри страны и не очень.
Мир жил без меня своей маленькой собственной жизнью, и я считал это прекрасным.
Офицерский корпус гудел едва ли не как улей.
На входе инквизаторий долго вглядывался в мой пропуск, лелея надежды узреть во мне как минимум будущего террориста. Солнце спешило за горизонт, знаменуя конец свободы первокурсников училища. Первый день оказался горазд на происшествия, но был не столь строг на учения. Учителя расхаживали с загадочным видом, уже отдавшие не один год обучению в этих стенах третьекурсники смотрели на нас с кровожадной ухмылкой.
Кто-то вещал, что оные поведали великую тайну, что ад солдатских будней начинается на второй день. Ознакомились с тремя преподавателями, генерал-инфантером и думали, все здесь такие безобидные, фокусы без внимания не оставляли. Я же не думал, что будет нечто новее физухи и сложней политзанятий. Проведут пару бесед, потом на плац, голый торс и на турник. Благодаря стараниям Рысева-бывшего мне об этом можно было не беспокоиться — пусть по характеру он и был мямля мямлей, но тело свое в порядок привел. Окажись же я в теле, скажем, Дельвига — и мне пришлось бы стократ хуже. Даже не представляю, как исполнял бы все свои кульбиты с таким-то брюхом.
Вспомни его, и он тотчас же появится. Рыжий и в веснушках, словно просидевший несколько часов в засаде, он выскочил на меня.
— Федя! Слава Богам! Ты в порядке!
— А не должен был? — Я удивленно захлопал глазами и вспомнил, при каких условиях мы расстались. Да уж, он точно имел право на беспокойство. А потом мое исчезновение и после новости о том, что некто совершил покушение на главу Инквизаториев...
Нетрудно было сложить два и два.
— Мы поговорили с инквизаториями о Никсе, я еще раз рассказал, что видел...
— Но почему они забрали только тебя? — не отставал толстяк.
В его вопросе я услышал растерянность. Потомок поэта и писателя весь день трусливо ждал, что и за ним точно так же явятся, несмотря на то, что я пытался его успокоить. Дельвиг и сейчас выглядел как весь на иголках, не в состоянии найти себе места. Да уж, проблем-м-ма.
— Все просто. — Я сейчас же нашелся и принял самую беспечную позу из всех возможных. — С Никсой-то в основном дрался я, вот они и захотели подробностей. Как будто им мало было всего того, что я рассказал вчера!
Мое деланое возмущение его убедило, и он кивнул.
— А-а-а... а что было потом? Я посмотрел сегодня по хрустальзору новости и пришел в ужас! Там показывали ту машину, в которой тебя увезли! Разбитую! А потом рассказали... про покушение. — Он как будто бы даже сник, вспоминая об этом.
— Ну сначала меня ведь отвезли к следователям, а потом отпустили. Машина, наверно, похожая была. Думаешь, у них один такой автомобиль?
Чем проще объяснение, тем легче оно принимается на веру — этот догмат не подводил раньше, не подвел и сейчас. Леня умиротворенно закивал, соглашаясь с доводами — словно убаюкивающий бальзам они ложились на его мятущуюся душу, не ведавшую до сего момента покоя.
Утерев пот со лба, он блаженно улыбнулся.
— Я рад, Федор. Если бы ты только знал, как же я рад, что с тобой все хорошо...
Кто бы что ни говорил, а друзья бывшему владельцу моего теперешнего тела достались очень даже хорошие.
Мне вспомнились слова Кондратьича о том, что лучше бы поунять собственный нрав и перестать быть мальчишкой. Опрометчиво кидаясь в самое пекло с головой, однажды я обнаружу, что судьба выставила мне счет.
И платить придется в тот раз куда больше, чем я могу себе позволить или простить.
В душе я бушевал юным негодованием, но сердцем и разумом понимал, что он прав. Наверное, окажись я на его месте, дал бы точно такой же совет.
Надо будет, напомнил я себе, попросить у него прощения, а в будущем и в самом деле не лезть на рожон без должной причины.
Подбежал Женька, запыхавшийся до невозможного. Взъерошенный, будто только что сделал марш-бросок да добрую сотню километров, он подскочил к нам.
— Евгений? Ты в порядке?
Дельвиг переключил на него все внимание. Тот лишь поднял указательный палец, ткнув им в потолок, справедливо требуя себе мгновение отдыха. Часть тревоги толстяка осела и на моей душе — вряд ли он удирал от взвода взбешенных, полных осколков разбитого сердца девиц.
А значит, дело важное.
— Он тебя ищет! — выпрямившись, Женька схватил меня за лацканы, потряс. Под его «он» могло прятаться любое чудовище.
— Говори яснее. — Вежливо и без лишнего напора осторожно отстранил друга. Бить он меня, конечно же, не собирался, но это еще не повод хватать меня за всякое.
— Он! — Парень не унимался, глаза его горели огнем. В глубине зрачков шипело лихорадочное пламя. Не будь при мне ясночтения, я решил бы, что он под кайфом.
Жека покачал головой, собираясь с мыслями. На нас смотрели со всех сторон — горячая молодость ждала представлений, циркачества и трюков. Разреженный воздух так мерзко и противно насквозь провонял будущей дракой.
Я еще не знал с кем, но чуял, что она обязательно будет.
Третьекурсники и будущие выпускники глазели на нас вниз с галерей — вопреки моим ожиданиям, им было скучно. Как будто все это они уже успели пережить не по одной тысяче раз, и мелкие склоки юных благородных вызывали у них лишь добрую, полную приятных воспоминаний ностальгию. Что тут интересного, говорили их взгляды? Подеретесь-разойдетесь, почистите друг дружке физиономии. А вот завтра — завтра да! Посмотрим на вас во всей красе.
— Да скажи ты толком, кто искал? Учителя? Генерал? — Дельвиг вцепился в рукав нашего друга, требуя объяснений. Сглотнул, выдавив из себя третье предположение. — Инквизатории?
Парень отчаянно затряс головой.
— Орлов. — Жека выдавил из себя фамилию, будто остатки зубной пасты из тюбика. Впрочем, он опоздал — виновник его паники не замедлил грянуть громом среди ясного неба.
Наши ровесники спешили прочь по сторонам, высвобождая ему дорогу. Словно закоренелый хулиган, бредущий по душу ботаника, он был мрачен, как грозовая туча. Ему разве что не хватало замедленной съемки.
