— Накрой тело, — скомандовала она солдату и добавила. — Любопытных не подпускать.
— Есть!
Хотя Райда сказала Фальту, что она занята, генерал не вернулась в шатёр, а отправилась бродить по лагерю.
Её возлюбленный Владыка демонов, которого она так мечтала завоевать, мёртв. Теперь он никогда не падёт к её ногам. Не порадует её упорным сражением умов. Её цель и причина наслаждаться жизнью, исчезла. Что теперь ей делать дальше?
Сможет ли она найти достойную замену этой цели, что смогла бы вновь принести яркие краски и это незабываемое чувство любви в её сердце? Появится ли в её жизни новый враг, способный сиять так же ярко и ослепительно?
Обуреваемая этими мыслями, она потеряла счёт времени, блуждая по лагерю, и сама не заметила как ноги завели её в шатёр с коллекцией. Той коллекцией, главным экспонатом которой должен был стать он.
— Пощадите!..
— Накажите!..
— Госпожа!..
— Умоляю!..
Рассеянно обведя взглядом этих червей, извивающихся на полу в цепях и ползущих к её ногам, она лишь бросила короткое:
— Никчёмный мусор, — после чего вышла наружу.
Мир Райды потускнел и померк. Ему требовалась звезда, что наполнила бы его красками и светом, что стала бы маяком для стремлений девушки. Подняв голову к небу, спонтанно и внезапно для самой себя, Райда пробормотала:
— Все говорят, ты существуешь, да? Тогда почему твой апостол проиграл этому старику? Твои силы всего лишь шутка? Он говорил, что ты защитишь от нас этот мир, но не защитила даже его одного?! Бесполезное ничтожество! — её лицо скривилось в презрительной гримасе. — Если ты правда богиня, сейчас самое время доказать, что ты на что-то способна!
Глава 1. Возможность выбирать
По какой-то причине я всё ещё существовал. Я делал этот вывод на основе сентенции «Мыслю — значит, существую». В конце концов, это единственное, что я ещё мог. Однако, имея одну лишь возможность мыслить и лишившись всего остального, я начинал считать это заявление чересчур смелым. Так что, лично по моему мнению, даже существованием моё текущее состояние могло называться лишь с натяжкой. Я был изорван. Раздроблен. Разбит на тысячи осколков и брошен в густую липкую тьму. Она медленно поглощала меня, переваривала, словно стремилась сделать частью себя. Частью пустоты. Частью Ничто.
Но я всё ещё осознавал себя. Осознавал каждый клочок своего духа. Хотя, быть может, правда была иной и это клочки всё ещё пытались считать себя единым целым по старой привычке, создавая иллюзию самоосознания. Правда ли «Я» находился тут? Или же настоящий «Я» находился в другом осколке души, объятом алчным омутом тьмы, а я — всего лишь эхо прежних мыслей и стремлений?
Наверное, это всё уже не важно. Рано или поздно остатки моего сознания сольются с пустотой и больше ничто не будет иметь значения.
Жаль.
Жаль, что я ничего не успел. Впервые я занимался чем-то, что разожгло во мне азарт и интерес, но оказался слишком слаб, чтобы пройти этот путь до конца. Хотя, я оставил неплохое наследие. Технологические идеи, подсказки по развитию, знания. Если тельварцы смогут воплотить хотя бы часть из них, баланс сил может пошатнуться. Может быть, однажды они даже победят. Было бы славно…
Сколько я находился тут? Короткий миг? Неделю? Или целые месяцы? Мысль мимолётна, но в месте, где отсутствует время, может быть бесконечной. Как бы там ни было, я не надеялся на воскрешение. Откуда-то во мне находилось твёрдое понимание, что после смерти от того клинка уже не вернуться в мир живых. Он что-то сделал с моей душой. Подавил, изорвал в клочья и забросил в это странное место. Медленно истаивать посреди неподвижного, застывшего ничто. Так что мне оставалось лишь принять этот исход и ожидать, пока океан тьмы не закончит свою работу. Учитывая, насколько эта смерть отличалась от всех предыдущих, кажется, у меня не получится даже сказать пару прощальных слов Аллегри. Поблагодарить за шанс пожить ещё одной жизнью. Извиниться.
Имелся ли хоть один, крохотный шанс на то, чтобы выбраться отсюда и вернуться к друзьям? Наверное, чтобы его получить, я должен был как-то собрать свою душу воедино. Но что я мог? У меня больше не было рук, которыми я мог бы тянуться к осколкам себя. Я лишился ног, с помощью которых мог бы до них дойти. Будь у меня зубы, я бы вгрызался ими в эту тьму, чтобы ползти и даже радостно издавал бы при этом звук «Вака-вака». Что угодно, лишь бы это могло помочь.
Но всё, что мне оставалось, это безмолвно взывать к осколкам души и надеяться, что в этом мире без движения сдвинется хоть что-то и одни кусочки смогут соединиться с другими, чтобы вместе противостоять голодной пустоте.
Никогда ещё фраза «Соберись, тряпка» не была для меня столь актуальна.
Тьма. Пустота. Ничто.
Как долго я тут? Почему эта пытка всё ещё продолжается и никак не закончит мой путь? Множество раз я пытался взывать к частям своей души и столько же сдавался после отсутствия результата. В этом бесконечном цикле мне начало казаться, что они и правда стали ближе друг к другу. Но это была ложь. Самообман угасающего сознания. Несколько раз я словно проваливался ещё глубже в этот чёрный океан, забывая себя, но позже всё таки обретал ясность мыслей.
Как же не хочется исчезать вот так. В темноте и безвестности. Не увидев напоследок лица друзей и любимых. Не обняв. Не коснувшись. Не…
Касание. Немыслимое в этом месте чувство, почти стёртое из памяти хищной темнотой. Оно пронеслось по моему разуму ослепительной вспышкой, сравнимой по яркости с молнией в безлунную ночь. Меня что-то коснулось? Как? Невозможно! Что…
Осколок. Одинокий, крохотный осколок души каким-то невообразимым образом прицепился к другому, вызвав этот разряд. Неужели… у меня получается?
Ещё одна вспышка ослепила моё сознание, а потом ещё и ещё. Разрозненные обломки начали всё быстрее и быстрее притягиваться друг к другу, словно превратившись в россыпь магнитов.
Нет, не похоже, что это было плодом моих усилий. Вместе со вспышками касаний я начал ощущать, как нечто обволакивает осколки моего сознания. Что-то тёплое и дружественное, светлое, отгоняющее липкую тьму. И когда оно окутало все фрагменты, те единым рывком соединились воедино, заполняя мой разум невообразимой, зашкаливающей вспышкой.
Когда я пришёл в себя, вокруг уже не было опостылевшей тьмы. Я обнаружил, что сижу в кресле, стоящем посреди утопающей в тенях комнаты. Её стены были сплошь увешаны старинными часами с гирями и маятниками. У некоторых часов гири висели поднятыми до предела, у других они практически касались пола. Маятники, отблёскивая красно-оранжевым, покачивались невпопад. Одни делали это быстрее, другие медленней. Некоторые висели неподвижно и не всегда строго перпендикулярно полу.
То же самое касалось и стрелок на странных циферблатах, ни один из которых не мог похвастаться обычными двенадцатью цифрами. Их украшали десятки, а то и сотни делений, нанесённых хаотично, неравномерно. Самих стрелок всегда было не меньше пяти. Какие-то стояли неподвижно, какие-то крутись так быстро, что напоминали пропеллер, и не только в привычном направлении. А на одних часах стрелки и вовсе стояли абсолютно все, а крутился сам циферблат.
