— Да пиксельные твоя яйца, — я шлёпнул себя по лбу, затряс головой, будто пытался прийти в себя, — Что ж так хрено-о-о-ово-то!
Актёр из меня был никудышный, фальшивил я дай боже, но монстр клюнул. Ноздри гориллы задёргались, она прищурилась, дубиной поправила съехавший на лоб шлем. Глаза так и поблёскивали в предвкушении.
— О, бедный я житель Земли, — опираясь обеими ладонями, я судорожно закашлялся, — Убила меня римская горилла… Беги, друг мой Хойро, расскажи, какой я был герой!
Сюнэ, скривив губы, недовольно отмахнулся и отступил за дерево:
— Жёлудь, ты имеешь глупость…
На любого отягощённого интеллектом гуманоида мой спектакль не повлиял бы, но примат-полководец уже явно праздновал победу. Увидев, что мой опасный напарник трусливо покинул поля боя, горилла не спеша двинулась ко мне, закинув дубину на плечо. Иногда она останавливалась, чтобы бухнуть кулаком по груди и огласить округу рёвом победителя.
Хрустнула рядом ветка, надо мной нависла тень. Ну что, он там достаточно расслабился?
В ту же секунду я закричал, вскакивая с четверенек. Только я прыгнул не вперёд, а сразу вбок. В то место, где я только что был, мигом опустилась дубина, и только после этого я, откатившись, ринулся со своим «бараньим лбом».
— Уа-а-а! — гориллу отнесло точно так же, как меня пару минут назад от её удара.
Туша примата столкнулась с деревом, сверху посыпались какие-то гигантские ягоды, взрывающиеся пахучей фиолетовой слизью. В меня едва не попала одна такая голубика-переросток, но я всё же прорвался к монстру, как раз съехавшему на землю со ствола. У противника съехал шлем на лоб, и видеть он меня не мог.
Зато, видимо, мог слышать…
Снова я едва не напоролся на дубину. Сучковатая махина свистнула прямо перед носом, заставляя меня выгнуться назад.
— Твою же… — вырвалось у меня, когда мои ноги скользнули по мякоти лопнувшей ягоды.
Инерция. Этот сраный закон физики работал и здесь, и, как назло, работал он против меня.
Поскользнувшись, я попытался затормозить, но безуспешно. Не сразу до меня дошло, что моя щека ухнулась в упругую, мощную грудную мышцу, поросшую редкой короткой шерстью. В нос резко пахнуло римской свежестью потного лесного жителя.
Затем на мои плечи мягко опустилась толстенная лапа, весом с бревно, и с нежностью гидравлического пресса стала прижимать меня. Прямо над ухом весело хохотнула довольная горилла, только-только поправившая дубиной шлем. Такого подарка в свои объятия монстр явно не ожидал.
— Ух-хо-хо-хо!
— Уф-ф-ф! — мой обзор стал резко краснеть.
Я подумал, что, раз такое дело, можно было напасть и со стрелой в руках, всё равно ведь помирать. Ну, тоже оружие ведь.
Мои позвонки радостно захрустели, дождавшись наконец приёма грамотного римского остеопата. Горилла поднялась во весь рост, продолжая прижимать меня одной рукой и, опять положив дубину себе на другое плечо, оскалилась во все тридцать два зуба.
Одна рука у меня была свободна, и я, недолго думая, влепил кулаком по твёрдой челюсти. Это вызвало только больше веселья.
Мне кажется, мой желудок уже разделился на две части. Одна стремилась выйти где-то снизу, а вторая уже лезла через ноздри.
По губам потекла кровь. Да она была уже везде — весь обзор багровый, наглую морду римского бабуина даже не видно.
Долетела одна запоздавшая мысль, что можно позвать Хойро и намекнуть, что помощь не помешает. Вот только я уже не мог выдавить из трещащей грудной клетки ни звука.
Долетела и вторая мысль-опоздун. В ней было что-то про мой 8-битный интеллект, и как я туплю, обладая крутейшим навыком.
Я уже и не помню, как моя рука нащупала кулак гориллы, сжимающей рукоять дубины. Но едва моя кожа почуяла гарду, я кинул все силы, чтобы хоть чуть-чуть сжать пальцы…
— Уа-а-а!
Одновременно со свободой раздался хруст. Воздух, кажется, сам устремился в мои лёгкие…
Сквозь красное марево я едва разглядел морду гориллы и, уцепившись из последних сил за её шлем, дёрнулся вперёд, чтобы боднуть лбом. У меня самого высыпали искры из глаз, но я прекрасно слышал, как скрипнуло сминаемое железо.
Чей шлем смялся? Мой… или его?
Вам засчитано убийство гориллы-римлянина 1 ранга.
Продолжайте в том же духе, и вас ожидает награда.
Надписи в меню не было видно из-за красноты, залившей обзор, но голос я слышал прекрасно. Какого хрена?! В смысле, «продолжайте в том же духе»?! Где моя награда?
— Ну и зачем, желудёвый ты трюфель?
Хойро подставил своё плечо, помогая мне подняться. Я замотал рукой и почуял, как задел плод «апгрейдфрута» на кусте сбоку.
— Сделай съедание, — хрюкнул Хойро.
Кивнув, я сорвал фрукт и вгрызся в него, чуя, как наливаюсь бодростью. Тут же я вызвал меню, чтобы удостовериться, что пинга пока ещё 4 единицы. Не хотелось бы из-за этой рискованной аферы потерять ещё.
— О, ты иметь везение!
Проявившийся в поле моего зрения Хойро подскочил, держа в руках два серых шарика, и захохотал.
— Мусорные навыки? — я поджал губы, рассматривая гориллу.
Дубину она держала на плече явно неудачно. Как-то так получилось, что оружие, вдруг ставшее «божественного ранга», не соскользнуло с её плеча, а всем весом придавило бедного примата, сломав ключицу, рёбра и позвоночник.
Я ещё раз глянул на свои руки… Так-то, если грамотно научиться пользоваться навыками, то вполне можно жить в этом Параллаксе.
Свин так и протягивал мне шарики, и пришлось взять.
«Возвращение выпавшего волоса на место»
«Любовь к геркулесовой каше»
— Да чтоб тебя, они и вправду мусорные, — я выругался, выбросив шарики.
Хойро покосился на них и пожал плечами.
— Почему награду не дали? — я не унимался, обходя вокруг туши с раздавленным плечом и сломанной рожей, — За эйкинов же дали, да ещё и пинг с них сыпется.
— Эйкины сильнее. А таких надо очень много, — Хойро снял с гориллы шлем, покрутил задумчиво, и сунул в инвентарь, — А пинг очень, очень редко делает падение…
— Стоп, так всё-таки пинг падает? — я прищурился, — И не только в катакомбах?
Хойро вжал голову в плечи и обернулся с таким видом, будто сболтнул лишнего. Вот же хитрый свин, он и вправду что-то хотел от меня скрыть.
Договорить нам не дали. Труп гориллы вспыхнул оранжевым пламенем, заставив меня вздрогнуть и отшагнуть в сторону. И в этот же момент мимо прошелестел фиолетовый заряд, чтобы воткнуться в ствол дерева.
Из чащи донеслась ругань, и почему-то на том языке, который я вполне понимал:
