— Как твой поганый рот смеет оскорблять вечность?! — наконец прогремел голос Жреца.
Медленно выдохнув, я двинулся к алтарю. А вот теперь, Саня, всё зависит от твоей болталки…
Обойдя алтарь, столешница которого была мне по грудь, я взглянул на игроков. Глаза Хойро и Брутыша уже остекленели — судя по всему, масло их отключило.
Спокойно, народ, сейчас чего-нибудь придумаем. Я пока ещё жив, и даже сказал несколько умных слов.
— Это ларь для сердец, — вдруг показал мне Жрец на один из сундуков, — Здесь они будут стучать, встречая вечность. Это кувшин для мозгов, и здесь они будут думать, осознавая вечность…
Этих ларцов и кувшинов вокруг алтаря стояло великое множество. И во всех что-то лежало или плавало, а в некоторых, кажется, даже что-то двигалось.
Надо поддерживать беседу. Этот хмырь тут несколько тысяч лет молчал, наверняка сейчас умничать будет, за высохшие уши не оттащишь.
Мой взгляд упал на Щекодава, и это немного подстегнуло мысль.
— Скучно, — я зевнул и покачал головой.
Глазницы у монстра и так были огромными, но мне показалось, что тот ещё больше округлил глаза:
— Как ты смеешь, ничтожество?!
Впрочем, миг ярости сразу же улетучился. Жрец улыбнулся губами, тонкими, как бумага, и, склонившись, что-то вытащил из кувшина. Следом из горловины потянулась костлявая рука, но босс только щёлкнул по ней пальцами, чтобы отстала.
Он положил на алтарь кусок золота и алмаз.
— Как думаешь, смертный, почему они так дорого стоят?
Я поджал губы, потому что знал ответ. Но мне бы это никак не помогло.
Как и ожидалось, Жрец сам охотно разговаривал:
— Потому что они — вечны. Пройдут тысячи лет, а кусок золота так и останется золотом, алмаз так и останется алмазом. Вечность — это высшая ценность.
— Для кого? — всё же спросил я.
Жрец закатил глаза, будто более лютой глупости не слышал.
— Твои друзья обретут вечность, ты обретёшь вечность, и вы будете мне вечно благодарны за это…
— Жизнь без смерти? — я поморщился, — И зачем?
Жрец явно начал раздражаться:
— Как можно понять ценность вечности, если ты смертен?! Только если ты обретёшь её…
— Но если все вокруг будут бессмертными, то какая будет у этого ценность?
Великан открыл было рот, но тут же закрыл. Снова открыл, и снова закрыл, и в его глазах я наконец-то заметил сомнение.
Блин, надо добивать.
— Вот смотри, — выдавил я, лихорадочно пытаясь продумать фразу дальше, — У тебя тут все… эээ… бессмертны? Это ты над всеми погребальный обряд провёл?
— Да, смертный, я сделал это. Даже фараона я привёл к порогу вечности.
Меня уже самого начало раздражать это слово. Вечность, вечность, вечность…
— То есть, получается, что я сейчас тут единственный смертный?
— Да. Но возрадуйся, ничтожество, скоро ты тоже обретёшь бесценную вечность.
— Э, не-е-е… У меня же у единственного есть возможность умереть. Ни ты не можешь, ни твои слуги, ни даже твой фараон, ведь так?
Пересохшие брови монстра заскрипели, хмурясь над неразрешимой загадкой.
— Сам подумай, жрец, — продолжил я, — У меня есть то, чего нет даже у твоего фараона. Что мне эти твои золото, алмазы? А вечности твоей тут целые вёдра вон.
И уже я показал на все кувшины, сундуки, сосуды… Некоторые, кажется, даже дёрнулись от возмущения, что я их вёдрами назвал.
— Смертный, как ты…
— Да, я смертный. А ты нет, и не можешь им стать!
Тонкая губа босса обиженно отклячилась, и он, вдруг вспомнив, запоздало вытащил стрелу из виска, стал её разглядывать.
— Но я мог бы сделать тебя самым богатым в этой гробнице, — осторожно сказал я, задумчиво разглядывая ногти.
Ну вот, египетская грязь под ногтями набилась…
Глава 11
— Опыт десяти тысяч лет жизни говорит мне, что ты хочешь обмануть, — с сомнением произнёс Жрец.
— А мне двадцать пять… не тысяч, а просто двадцать пять лет, — вырвалось у меня, — И некоторые говорят, что ума я так и не набрал.
— Как его можно набрать за такое мгновение? — Погребальный Жрец снова удивился, потом ткнул в сторону одного из кувшинов, — Вот здесь мой мозг, и он очень удивлён.
Пришлось побороться с искушением дёрнуться к этому кувшину и разбить одним пинком. Вдруг у этого монстра, как в старой сказке — смерть в игле, игла в яйце, поэтому следует бить по яйцам…
Ладно, продолжаем мозговую атаку.
— Ну, тогда скажи мне, как я могу обмануть тебя? Я же не видел эту твою вечность…
Жрец заметно оживился:
— Ты хочешь увидеть вечность, смертный?
Я поджал губы. Разговор ушёл не туда, надо вторым заходом идти.
— Не, я лучше останусь самым богатым здесь. А то буду вместе с вами в одной песочнице, и все с одинаковыми ведёрками…
Жрец расхохотался:
— Неужели ты думаешь, что для меня самое главное, это богатство? Неужели ты думаешь, что я мечтаю превзойти фараона? Смертный, ты меряешь мой разум мерками вашей муравьиной возни.
Я раздражённо сжал кулаки. Блин, ну ведь почти получилось!
— То есть, так и останешься одним из многих, как инкубаторный? — попытался я последний раз уцепиться за ниточку.
Глазницы Жреца сузились:
— Я видел, как рождаются и умирают фараоны, смертный. Я открываю мёртвым врата в вечность! — тут он поморщился, коснувшись подбородка пальцем, — Ну, правда, одного фараона ко мне принесли ещё живым, такая неожиданность была. Его отравил наследник, но немного как бы недотравил. Но разве встречу с вечностью может испортить такая мелочь?
Меня осенило, и я поспешил сказать:
— А если я фараону предложу стать смертным? Это получается, он станет богаче, чем ты?
Погребальный Жрец расхохотался:
— Воистину, ты ничтожество! Неужели ты думал, что я клюну на это?!
Я понимал, что время уходит. Вот и рука Жреца снова опустилась на посох…
Думай, Саня, думай!!! Богатство ему, видишь ли, не нужно. Идейный тут нашёлся, трудоголик хренов, одна только «вечность» на уме. Фараонов он, видишь ли, к вечности провожает.
Остриё посоха уже смотрело мне в грудь, а я всеми фибрами виртуального тела чувствовал, что победить такого мощного босса не смогу. Физически…
— А ты хотел бы своего фараона ещё раз привести к вечности?! — вдруг выпалил я.
Погребальный Жрец застыл, поражённый до глубины своей пересохшей душонки. Тут же убрал посох, со стуком поставил рядом.
