В проходе вагона, чуть позади меня стоят Зуб и Щелчок, которым жадный и подловатый бригадир тоже не слишком по нутру. Уверенным кивком Щелчок дает знать, что могу рассчитывать на них двоих.
Наконец Валек отплевался, растер по губам и подбородку скользкую кровь и нехорошо ухмыляясь, бормочет:
— Теперь тебе, сука ментовская, придется отвечать по-настоящему. А ну, пш-шел на улицу!
Я не знал, есть ли у бригадира с собой волына и заметно повеселел, когда он порешил перенести разборки на воздух. Значит, нет ствола, иначе он начал бы размахивать им еще в вагоне. Значит четверо против троих. Нормальный расклад, если учесть, что ни Лузга, ни Сидор драться по-настоящему не могут. Из «моих» чего-то стоил только Щелчок, Зуб помахаться любил, но делал это с присущим ему глупым азартом и довольно бестолково.
Они накинулись, едва я последним соскочил с подножки вагона на скрипящую насыпь отстойника. Не давая подобраться ко мне, Щелчок в прыжке с ходу вырубает Димона Лузгу и рыча катиться в обнимку с Барбосом. Сидор и Зуб с воодушевлением пинают друг дружку ногами, изображая Чаков Норрисов, но на стороне Зуба выступает извечный друг бомбилы — кастет и Сидор старается особо не подставляться. Я один на один с бригадиром. Снял кожанку и растянул за рукава перед собой. Валек тоже когда-то занимался боксом, но честно биться не любитель, была бы у него волына, давно бы пристрелил, думать нечего, а за неимением с собой шпалера, пришлось ему снова тыкать в меня ножиком. Причем на просторе это получается у него намного складнее. Два раза отмахиваюсь курткой, а на третий блестящее лезвие вскользь свистит по ребрам, распарывая футболку. Руку с ножом Валек отдергивает быстро, но не достаточно, чтобы помешать мне завязать его кисть кожанкой. Несколько быстрых ударов в голову и Валек в глухой отключке лежит спиной на влажном после тумана щебне. Сую трофейный нож в карман и спешу помогать Щелчку справиться с упорным Барбосом.
Пока очнувшийся Валек с побежденными корешами корчатся на насыпи, Зуб с Щелчком тихонько спрашивают, как быть дальше.
Наивные, думают, я таки имею дальнейшие планы и кашу эту несъедобную заварил неспроста. Стоят, проклятые, над душой и страшно желают действовать, понравилось дуракам, революционеры, мать их…
Мы раздели Валька, Лузгу и Сидора до трусов и, связав, по-отдельности поместили в бомжатский вагон, в самые вонючие купе, чтобы остыли и прочувствовали обстановочку. Витя Барбос с поля боя позорно сбежал, бросил шефа на поругание, догонять не стали.
Одежду пацанов отдали бомжам, посоветовав сменить «место прописки». Возвращаться в контору не стали, просто разошлись кто куда. Сбежавший Барбос сильно портил настроение, тоску нагоняло ожидание неминуемой расплаты за неподчинение бригадиру, но уверенность в своей правоте вселяла вялую надежду на хэппи энд. Убивать беззащитных людей я не подписывался, собственно, избиение бомжей и вокзальных попрошаек тоже не входило в круг моих обязанностей.
Два дня меня не беспокоили. Я по привычке мирно ходил в спортзал, перевязывал совсем неглубокую рану в медкабинете у Михалыча, никому не звонил и видеть никого не желал. На третий вечер ко мне домой явились Витя Барбос и издерганный Зуб. Верховодил ими Дрон — ближний кореш Фрола, опасный тип, без ствола отлить не сходит.
— Поехали к Слону, — коротко буркает Дрон, мотнув головой вниз по лестнице.
Я быстро оделся и вслед за Дроном и парнями вышел на улицу. Возле подъезда Зуб подмигнул мне, одновременно пожав плечами. Барбос тоже выглядел немного растерянным, я догадался, что приговор нам всем еще не вынесен и грядет большая разборка на самых верхах. Фрол мужик отчаянный и резкий, при упоминании Слона мне заметно легчает. Слон далеко не Фрол, хотя тоже не подарок…
На большом черном вездеходе Дрон примчал нас к ресторану «Три коня». Раньше здесь была задрипанная общепитовская столовая, а теперь в смежных с роскошным общим залом помещениях располагалась главная резиденция «фроловских» с большим офисом для посиделок и сауной в подвале.
Через главный зал мы как всегда не пошли — обогнули здание через переулок. На заднем дворе возле потертого джипа покуривали пятеро бритых парней в коротких кожанках. Все не знакомые. У железной двери мялся Вова Борода — один главных беспредельщиков Фрола.
— Что, черти, накосорезили? — почти ласково спрашивает Борода.
Я молча прохожу в открытую Дроном дверь, про себя решив: еще слово кто сзади вякнет — развернусь и в тыкву тресну.
Сначала по-одному, а затем всех троих скопом нас вызывают в личный кабинет Слона, убранный и обставленный «под старину» с большим количеством предметов антиквариата, включая картины на стенах. При разговорах присутствует еще один, с виду неприметный мужичок лет пятидесяти, похожий на главбуха в каком-нибудь зачуханном колхозе. Только вот глаза у него неприятные, немигающие, черные как кратеры остывших вулканов. Позже я узнал, что это Гоша Жидков — шеф службы безопасности Фрола, бывший гэбист и очень серьезный тип. Его за глаза называли Малютой Скуратовым.
Морда у Слона широкая, недобрая, чичи свои наглые из глазниц выкатил, будто два кукиша показывает. Стараюсь не подавать виду, но все нутро скукожилось до размеров высохшего новогоднего мандарина. Вот попал, так попал, и надо было трогать дерьмо…
Заслушав наши свидетельства, Зуба и Витю отпустили, а меня снова позвал к себе Слон. Гоши в кабинете уже не было, я даже не заметил, как он вышел.
На этот раз Слон милостиво предложил мне сесть возле своего стола — огромного, убранного красным плюшем аэродрома, на котором кроме массивной черепаховой пепельницы и сделанного под старину телефонного аппарата ничего не было.
— Вот что, Старый, — начинает он доверительным тоном. — Кстати, почему — Старый, ты ж пацан совсем?
— Седой потому-что.
— Что, в натуре седой?
Слон внимательно приглядывается к моей коротко остриженной голове.
— Да нет, цвет волос такой, — поясняю. — Пегий.
— А-а…
Слон как-то по-новому глядит на мою стриженную башку и остается доволен ответом.
— Ну, так вот, Старый, парень ты правильный, жесткий. Фролу понравилось, как ты обошелся с Вальком. Засранец стал много на себя брать, хотя отлично знал, что у инвалидов индульгенция, что Сапун мой сослуживец, в одном бэтэре по горам елозили пока нас духи в ущелье не поджали, меня тогда в грудь, а Сапуну осколком ногу отсекло. Я Гришу Сапуна сто раз к себе звал, не пошел, привык уже побираться, да по ссаным вагонам вшей плодить. Гордый, типа, даже денег не брал, прикинь! Насчет ночлега для них с начальником вокзала я лично договаривался. Валька, видать, золотой телец боднул, решил Сапуна тряхнуть, но тут, хошь не хошь, на меня наплевать пришлось. Я ждал, чем дело кончиться, да и Фрол просил пока не вмешиваться, ему было интересно, куда паренька кривая заведет. А тут ты… Бочина-то зажила?
Я вяло кивнул, мысленно ощупывая под пластырем то, что и раной уже назвать трудно. Слон закурил, с наслаждением отвалился на спинку кожаного кресла, прижмурил от дыма один глаз.
