Первый удар в голову я пропускаю в опасной близости от лица. Обратный мах секиры целит в колени, и я едва успеваю подпрыгнуть на достаточную высоту, понимая, что вес кольчуг не позволит мне часто и качественно исполнять этот трюк в дальнейшем. Инстинктивно отступаю в сосняк. Следующий удар справа налево, направленный мне в ребра я отбиваю по касательной древком своего топора. Древко выдерживает, но слышится характерный треск дерева. Кручусь через плечо, метя локтем в висок или в челюсть. Ударить не успеваю, ибо противник проворен и хитер. Он уже сместился вбок и со зловещим хеканьем посылает секиру по короткой дуге аккурат мне по хребтине. Пришлось по-кошачьи выгнув спину резко ускориться во избежание встречи со страшным лезвием. Я почти физически ощущаю волну горячего воздуха обжегшего мне спину.
Снова мах, я уклоняюсь. Еще мах по нисходящей, обманное движение и мощный тычок в голени. Я понимаю, что еще немного и настырный обладатель секиры меня прикончит, уж больно ловко он ею орудует, легко и непринужденно, словно не многокилограммовая хреновина в руках, а тростинка. Он давно понял, что я ему не соперник, но вместо того, чтобы одним ударом завершить начатое, играет, рожи свирепые корчит. Крутит, вертит, меняет хваты, финтит, а я только и делаю, что отступаю да увертываюсь, даже не помышляя об атаке.
Снова обманный финт, на него я ловлюсь и получаю торцом рукояти в живот и сразу же в нос костяшками держащего оружие кулака. Я заливаюсь кровью, начинаю тяжело дышать. Рожа косицебородого секироносца светлым пятном маячит в трех метрах. Благодаря тому, что с начала поединка я не сделал ни единого шага вперед, мы довольно далеко отдалились от места общей свалки. Теперь я мечусь как заяц среди сосен, звуки боя становятся еле слышны и я не знаю много ли там остается живых из наших. Тяжкий топот моего преследователя колотит по ушам как набат.
Бегать от врага до бесконечности невозможно. Проклятые кольчуги давят к земле как свинцовые. Споткнувшись в очередной раз о выпирающие древесные корни, я с размаха брякаюсь на бок, откатываюсь в сторону, избегая не заставившего себя ждать удара, с трудом поднимаюсь вскакиваю и сгибаюсь от пронзающей боли. Что-то хрустит в ребрах, становится трудно дышать.
Ну, вот и все, думаю, надо хотя бы помереть с честью…
Подбираю выпавший топор, ломаю об колено треснутое топорище и получаю в правую руку нечто вроде индейского томагавка. Улучаю момент, когда противник на шумном выдохе на миг опускает оружие и швыряю обрубок топора ему в лицо. Тяжелая секира со звоном отбивает мою последнюю надежду.
Вот теперь точно — все…
Прижимаюсь гудящей спиной к толстой сосне в ожидании решающего удара. Если повезет, угадаю направление и постараюсь ускользнуть, а если совсем повезет, то застрянет лезвие секиры в древесине и тогда…
Могучий замах из-за спины, доворот ногами, кривая ухмылка… хрясь… Мой палач роняет секиру и со стоном валится к моим ногам. Короткое копье, с которым перед боем ходил Бур, еще вибрирует сзади в шее беловолосого. Я вытираю пот со лба и без сил сползаю по шершавому сосновому стволу на задницу. От боли в ребрах двоится в глазах. Кто-то наступает убитому между лопаток, выдергивает копье. Слышны голоса. С двух сторон меня отлепляют от сосны и под руки ведут на берег.
Глава шестнадцатая
К берегу я подхожу уже без посторонней помощи. Движение верхней левой частью туловища доставляет боль, но не настолько ужасную, чтобы я не мог идти самостоятельно. Голец топает почти вплотную, готовый подхватить, если начнут подкашиваться мои ходули.
У воды застаю мрачную картину побоища. Темные бугорки мертвых тел испятнали прибрежную траву, камень, похожий на голую задницу, забрызган чьей-то кровью, точно на него махнули кистью с жидкой краской. В метре от лежащего лицом вниз тела валяется отрубленная по локоть рука с зажатым в ней топором.
С таким же топором в позвоночнике лежит один из убитых мной. Здоровый кабан, лицом к лицу он бы меня уделал как пить дать.
Прислонившись спиной к камню со стянутыми назад руками сидят двое. Смуглый, широкоплечий тип с залитой кровью щекой и родной брат боярина Головача дородный Минай собственной персоной. Мне кажется, за неделю, что мы не виделись, он слегка всхуднул, видать, заботы о серебре поедом заели, кусок в горло не лез, меда хмельные колом вставали. Даже мясистый, пористый нос из буро-красного кажется нежно-розовым как майский цветок. Гордость Миная — длиннющие усы неуверенно свисают на грудь.
Вязь кольчужных колец в правом плече Миная нарушена сильнейшим ударом чего-то острого, с дырки подтекает кровь. Умные глаза прищурены, смотрят с вызовом.
Как я понимаю, оглядев шестерых, оставшихся из нас в живых, в разной степени ранеными оказались все, за исключением немногословного Невула, который спустился из своего гнезда на дереве, только когда все закончилось. У Жилы и Гольца перевязаны кровавыми тряпками головы, у Бура левая рука тоже перевязана, висит плетью вдоль тела. Миша, кряхтя, подволакивает ногу, просеченную сбоку в ляжке, до кости железо не достало, иначе Рваный совсем не смог бы передвигаться. Больше других досталось Завиду — вражий клинок, скользнув по неудачно подставленному мечу, напрочь отсек ему два пальца на левой руке. Кровь удалось остановить. Голец с Жилой накручивают на поврежденную кисть Завида разорванную на полосы чью-то исподнюю рубаху. Стиснув зубы, Завид только морщится и на глазах бледнеет. Я советую им соорудить лямку и зафиксировать раненую руку на груди, чтобы поврежденное место оказалось как можно выше.
— Что ж вы наделали, племяннички, а? — хрипло заговорил Минай. — Паскудники, клин вам в пасть! На кого руку подняли, сучата? На кровь родную?!
Голос Миная насмешливый, без оттенка робости. Этот его тон и произнесенные издевательские слова подрывают с места обычно спокойного и молчаливого Завида. Я едва ли не впервые слышу его голос.
— Это ты на кого руку поднял!? Серебра захотел? Ты заработал его? Ты собрал? Пес ты паршивый, а не кровь родная!
Завид резко и звонко выкрикивает слова, словно швыряет камни в широкую фигуру дяди.
— Ты на меня не тявкай, сопляк кривоногий! — отрывисто смеется Минай. — Мне серебро это до одного места. У дружка, вон, своего спроси, он знает.
Минай поводит усами в мою сторону.
Ловлю тяжелый взгляд Бура. Неужели поверит? Не исключено, что настоящий Стяр был с Минаем заодно и принимал самое деятельное участие в многоходовой комбинации. На месте Бура, теперь, когда все закончилось, я бы усадил меня рядышком с этими двумя терпилами и провел тщательное расследование с применением подручных средств таких как острая сталь и огонь.
Бур отводит глаза. Не поверил дядюшке или не захотел поверить. Пока.
— Не серебро, говоришь, тебе надо? — спрашивает Бур. — Что тогда?
Минай корчит ехидную мину.
— Тебя не понять, тямы в голове не хватит! Только копьем орудовать и можешь, хрущ бестолковый.
Бур злорадно усмехается, когда Минай косится на свою рану и цедит сквозь зубы что-то ругательное.
