— Один дружинник из моего десятка.
— Чем ты убил Харана?
— Кулаком.
Голос Дрозда становится мягким и теплым как размятый в руках пластилин, я чувствую как он приятно обволакивает сознание, бархатным эхо раскатывается в голове, заставляет почти бездумно, механически выплевывать короткие, твердые отрицания.
— С Минаем поначалу были заодно?
— Нет.
— Ты знал где похищенное у Головача серебро?
— Нет.
Легко и непринужденно, будто сами собой ответы вылетают из моих уст. С каждым заданным вопросом я все больше теряю смысл интервью, мой внутренний мир сужается до катастрофически малых размеров, периферийное зрение полностью отключается, я вижу перед собой только вытянутое, загорелой лицо Дрозда, его полузакрытые глаза, шевелящиеся губы и сверкающий во лбу серебряный медальон.
— Замышлял ли Бур против отца?
— Нет.
— По твоему ли приказу пожгли боярский терем?
— Нет.
— Замышлял ли ты против боярина или самого князя?
— Нет…
Чую, несет меня куда-то теплое течение, качаюсь на волнах из стороны в сторону как в гамаке, мне хорошо и уютно, в ушах шумит ласковый прибой…
Щелк!
Дрозд в плаще у выхода что-то вполголоса втолковывает наклонившему голову Мише, так тихо, что я не разбираю ни единого слова, затем хлопает как старого приятеля по плечу и выходит из помещения. Бахает за Рваным дверь. Прибой в ушах затихает, снова становится зябко…
Возвращается Рваный, участливо заглядывает мне в глаза. Я облизываю пересохшие губы.
— Что это было? — спрашиваю хрипло.
— Сеанс гипноза, я полагаю.
Глава тридцать первая
Удивление плавно сменяется сомнением.
Не может быть такого, чтобы задолго до появления различных школ и направлений, за тысячу лет до всенародно любимых экстрасенсов Кашпировского и Чумака тощий фраерок с проницательным взором смог овладеть техникой гипноза да еще в таком совершенстве. Эдак никаких детекторов лжи не надо, пальцами щелкнул и подозреваемый все свои секреты тебе на блюдечко выложил. Если сейчас так умеют, в наше время на всю Москву понадобилось бы три-четыре мастеровитых следака со статистикой раскрываемости стремящейся к ста процентам. А копья и стрелы убойной энергией “зарядить”вообще тема…
Нет, лажа все это. Туфта полная…
— Ну ты даешь, Старый! — вдруг начинает возмущаться опять подсевший за стол напротив меня Рваный. Его толстая нижняя губа обиженно подрагивает.
— Не понял…
— Чего ты не понял? — начинает сильнее распаляться Миша. — К тебе важный человек пришел, а ты рыло воротишь в наглую! Не мог потом поспать? Охренел, в натуре?
Рваный подаётся грудью вперёд, точно желает дотянуться и укусить меня.
— Я и не спал, — говорю, все еще не въезжая в суть обвинений. — С чего ты взял?
— Не спал? У тебя такая рожа была, мама не горюй, как у сраного, ненормального наркоши, хватившего дозу. Я вообще впервые вижу, чтобы с открытыми глазами спали. Потом ты и глаза закрыл. Растекся по стене как кальмар, осталось захрапеть. Дрозд у тебя перед носом пальцами щелкал, чтоб разбудить, минут десять ждал авось очухаешься, затем попросил тебя не трогать и засобирался.
— Не гони, — говорю, совсем мало чего понимая. — Он же сам меня усыпил… ты же сам сказал, что это был гипноз… сеанс… повязку на лоб напялил.
— Надо меньше бухать, Андрюша, — уставшим голосом говорит Миша. Когда его широкое седалище возвращается на место, под ним жалобно стонет лавка. — И по ночам в постели нужно спать, а не днем в вертикальном положении как лошадь. Гипноз если уже и придумали, то еще не развили до той степени, какую ты себе нарисовал…
Тяжелым чернильным облаком наплывает воспоминания, ползут по спине липкие, противные мураши, щекоча по нервам острыми лапками. Становится жутко как ребенку в темной комнате.
— Сморило, наверно. Вторую ночь не сплю и, кстати, совсем не от бухла. Сны дурацкие одолели, башка болит, я уж и ложиться побаиваюсь.
В качестве оправдания звучит жалко и как то по-детски. Рваного аж перекосило, он вытаращивает вперед свою аккуратно подстриженную мушкетерскую бороденку и издевательским тоном выдает:
— А я тебе не доктор, чтоб ты мне тут ныл, успокоительных и снотворных выписать не смогу, уж извини, рецепта у тебя нету. От дурной головной боли здесь лекарство одно — топор.
Немного успокоившись, Миша скидывает обороты.
— Ты что, до сих пор не понял куда попал? Неужели всех пережитых приключений тебе мало, чтобы вбить в мозг — мы в совершенно другом мире со своими понятиями, законами и укладом. Тут твои выходки мало кто поймет и оценит, держи свои шутки юмора при себе, Андрей, будь уж так добр. Запомни: эти люди воспринимают все буквально, до тошноты серьезно. Ценят силу, ум, хитрость, удачливость. Все остальное лишнее, никому не нужный шлак. Если хочешь выжить, постарайся соответствовать, ведь всеми основными качествами ты обладаешь, недаром же в бригадирах у самого Фрола ходил.
Упоминание имени знаменитого авторитета выводит меня из задумчивости. Мишину болтовню я слушал вполуха, еще раз прокручивая в голове свой странный сон словно видеокассету в плеере. Заметив кисляк на моей вывеске, Миша с язвительным участием интересуется чего мне такого приснилось эдакого, раз сломало полчаса посидеть, нормально с человеком потереть.
— Не что, а — кто, — говорю значительно. — Фрол снился. С дыркой в башке. Две ночи подряд, примерно в одно и то же время — сразу после полуночи. В холодном поту вскакиваю, колотит всего, дальше уснуть не могу хоть вешайся.
— И? — подгоняет мою мысль Рваный.
— Убили его, вот тебе и.
— Тебе приснился мертвый Фрол? — переспрашивает Миша, сужая глаза.
— Не мертвый, а убитый, — уточняю для непонятливых.
Горло предательски перехватывает спазмом, голос вздрагивает от подкатившего кашля.
— Это просто сон, Андрюх, — пожимает плечом Рваный. — Обычное же дело, ночной кошмар, чего ты распереживался как обгадившийся шестилетка?
— В том-то и дело, что не простой это сон, я точно знаю. Прижмурился наш Фрол. В переносице дырочка маленькая, а сзади полчерепа нету. Понимаешь? Нету затылка, блин! Я такого реализма давно не видел, будто рядом стоял, а в душе холод такое могильный, будто я сам окочурился.
— Кто его завалил?
— Понятия не имею, видел труп на полу бильярдной “Полюса”. Никого больше нет. Мозги кровяные на ковролине. Волына с глушителем в метре лежит. “Глок”. В упор шмаляли.
— Так может это ты его?
— Ага, может…
Гляжу на рожу Рваного разъехавшейся в широкой ухмылке и представляю, что началось там после убийства Фрола. Хорошо, если закончится мирным переделом без крупной войны, иначе много честных пацанов поляжет не за чих. Кому как не Мише это знать. И тут мрачным облаком наползает на меня осознание произошедшего на свидании с Дроздом. Не уснул я — вырубился. Потерялся на время, за которое хитрый мозг вдолбил в податливую память то, чего не происходило. Человек я по сути не сильно доверчивый, но чудесное появление нас с Мишей в далеком прошлом заставило меня пересмотреть свои взгляды. Отныне я готов всем сердцем поверить в существование машины времени, инопланетян, гномов и в оборотней с вампирами. Докатился, что называется. Кратковременную потерю сознания без проявления клинических признаков я тоже допускаю. Не знаю что там во Вселенной перещелкнуло, когда мы с Рваным в тачке летели в мутную речную воду, но сдается мне из одной это все оперы, списывать на банальный недосып как-то наивно, ведь с недавних пор в моей жизни не происходит ничего обыденного. Кто-то слишком грубо коснулся струны пронзающую века и соединяющую мое существо с прошлой жизнью. Хуже всего, что этот ступор, этот чертов сон наяву может накрыть меня где и когда угодно. Если эта штука не разовый глюк мозгов, то теоретически я могу отключиться купаясь в речке на глубине, скача во весь опор верхом или в бою пред лицом беспощадного противника.
