Примерно через четверть часа моего гордого променада Миша с парнишкой помощником выносят для меня кипу шмотья и даже полотенчико захватили ноги мне насухо вытереть. Одежонка была подобрана щедрой рукой, ничуть не хуже, чем на нынешнем хозяине дома, видать его прототип был не прочь щегольнуть в добротных шмотках. Четких размеров тут не существует, все слегка мешковатое и объемное, рукава в пору большего и не надо.
Оделся я прямо на крылечке и сам на себя красивого пораженно ахнул. Сапожки мягкие, свободные, порты удобные, рубаха с круглым расшитым воротом, пояс кожаный, пиджачок длиннополый, не малиновый, правда, темно-серый, но тоже ничего. Князь да и только. На худой конец боярин иль зажиточный купец.
Цепляю к поясному ремню оба меча безвременно усопшего Харана. Рваный говорит, что почти все собранное в тереме оружие он свёз к себе и эти клинки по его мнению лучшие из обретенных трофеев, им хозяина бы умелого, вообще цены не будет. Пару метательных ножей сую за голенища ещё один ножик в чехле вешаю с левого бока в горизонтальном положении на специальные зацепы в поясе.
Рваный больше не отговаривает меня уходить. Он, похоже фишку просек, видит, что обличье у меня получилось супербравое и провалить отбор в дружину будет трудновато, главное наколотить побольше понтов, если попросят помахать мечиком, ножик в цель швырнуть, вывернусь, не валенок поди, а повезёт, так и за красивые глаза возьмут.
— Помнишь как Слон учил?
— Рожу кирпичом и ничего не бойся?
— Совершенно верно.
— Именно так я и поступлю, спасибо, что напомнил.
В нагрузку к одежде и оружию Миша вручает мне пухлый кожаный мешочек с серебряными дирхемами. Весьма неожиданно и очень своевременно.
— С возвратом, — предупреждает Миша.
— Ясен пень, — говорю. — Разбогатею — верну.
Вид у Рваного как у любящей мамаши, провожающей отпрыска в армию, того и гляди всплакнёт. На прощанье я с силой хлопаю его по плечу.
— Счастливо оставаться!
Пока я с воодушевлением топтал прибитую дождем пыль по дороге из деревни в Виров, живот мой зажил отдельной жизнью и под конец пути громким урчанием стал подавать сигналы к немедленному принятию пищи. Совсем оборзел, думаю, недавно ведь кидал в нутро калории! Всему виной стресс и душевные потрясения, которые так любят заедать мясистые дамы. Ну, положим, мы с голодом далеко не тетки, нам лишний раз пожрать не возбраняется, тем более, что без доброго ужина до завтра точно не дотяну, решаю я и отдаю на нейронном уровне приказ ногам срочно нести меня в корчму к Кулею.
— Живой? — спрашиваю хозяина общепитовского заведения, как только он появился передо мной в заляпанном жиром льняном фартуке.
— Насилу, — отвечает Кулей, потирая ладонью лоб в фиолетовых разводах. — Твои дружки мне чуть всю корчму не развалили, резались не на шутку, руды два ведра напустили. Так я и не понял чего хотели.
— Да не бери в голову, каждый из них нашел чего искал.
Я вкладываю в узкую ладонь корчмаря мешочек с серебром. В счет возмещения ущерба, стало быть…
— Ты б накормил меня, — прошу слегка обалдевшего Кулея. — Да и пойду я дальше, дел невпроворот.
Из корчмы я едва выползаю. Давненько так не наедался, пузо выпирает точно я на сносях месяцев уже как семь. Прогулялся до причалов, поглазел на пришвартованные княжеские суденышки. Парус на каждом убран, аккуратными складками подвязан к перекладине, весла вытащены из гнезд, сложены вдоль бортов, открытые трюмы за исключением нескольких ящиков и канатных бухт пусты. Шесть человек вооруженной охраны лениво расположились на берегу возле шалаша.
Однако, вечер близится, надо искать куда кости кинуть. Мне бы у Кулея где-нибудь притулиться, да душевное беспокойство тянет в город, авось удастся кого знакомого найти, лучше, конечно, Гольца и остальных пацанов.
Почапал я знакомой тропой до боярского терема так глупо и некрасиво не дотянувшего каких-то тысячу лет до ранга памятника архитектурного зодчества. Дошел почти до самой усадебной ограды и остановился. В том месте где раньше темнела крыша верхнего этажа боярского терема быстрый ветер гонит рваные облака по розовеющему небу. На дворе слышны выкрики, стуканье топоров, гулкий звук сталкивающихся бревен, тявкает собачонка, гогочут гуси. Кипит жизнь на пепелище.
М-да, однако, рожу свою мне туда совать совсем не резон как ни хочется взглянуть хотя бы вскользь. С другой стороны вдруг Голец с парнями там на исправительных работах? Нет, не пойду, чтобы хуже никому не сделать, и так проторчал непозволительно долго. Мне поначалу надо в дружину трудоустроиться, легализоваться, так сказать и только потом поиском корешей заниматься.
Разворачиваюсь я и дую прямиком к хижине где выросла Шепетова жинка. Рискованно, но идти больше некуда, избушка Чурка самое то скоротать ночку да и спать уже охота спасу нет.
— Здорово, старый хрыч! — кричу с порога, в полумраке различив скрученную замысловатым кренделем, похрапывающую во сне человеческую фигуру на обширном хозяйском сундуке. — Кому спишь, дедуля?
Пройдя в хату, подвергаюсь наплыву воспоминаний из недалекого прошлого когда еще были живы Липан и Рыкуй…
От легкого прикосновения к плечу дед Чурок подорвался с лежанки, словно работяга при звуках будильника, зенки со сна невидящие вытаращил. Проморгавшись, узнал меня, заулыбался впалым, беззубым ртом, закивал, приглашая. Вот простецкая душа, а вдруг я грабить его явился!
Чурку, чтобы услышал, надо говорить очень громко, почти кричать.
— Шепет заходит? — ору ему в ухо. — Нет? Я подожду его до завтра, лады?! Ты лежи, не вставай, я тут возле выхода устроюсь!
Брякаю на стол узелок с остатками стряпни из корчмы Кулея.
— Пошамаешь с утреца, дед! Слышь? Сюда кладу! Вот!
Я устраиваюсь на своем прежнем месте у низенькой печурки. Топчан, похоже, еще с прошлого раза застелен стеганой дерюгой, в ногах лежит сложенное шерстяное одеяло. Пояс с мечами сую под лежанку, под рукой на всякий случай оставляю нож. Ума не приложу что я буду делать если и в самом деле сюда заглянет Шепет. Говорить с ним по душам, взывая к совести бесполезно, у него своя сермяжная правда. Мочить тоже не вариант, за него могут спросить как за путного, кол у Миная ради такого случая наверняка наготове. А вот одноглазый в свою очередь может здорово осерчать, обнаружив в доме своего тестя мою скромную персону, так что ножик лишним точно не будет.
Многочисленные соседи Чурка по холостяцкому логовищу с наступлением темноты немедленно вступают в активную фазу своего существования. К этому времени Чурок уже наладил громкость своего могучего храпа на максимум, загрузив помещение привычной для его обитателей шумовой завесой. Посовещавшись, паучья диаспора отправляет на знакомство со мной особо крупную и наглую особь, которая ловко свалившись с потолка мне на щеку, принялась хаотично вытаптывать поверхность моего лица быстрыми лапками. Пока я в состоянии близком к панике, запутавшись в одеяле, принимал сидячую позу, паршивец успел забраться за шиворот, где и был пойман в кулак и сильным броском отправлен в полет до дальнего угла избушки. “Чтоб ты там себе копыта переломал, гад!” — думаю вослед мстительно.
