Глеб с силой прижал ладони к затянутой в дорогую паволоку груди.
— Прости, брат, я не знал! Не думал, что Цимисхий нападет!
Князь брезгливо сделал полшага назад, когда Глеб, зашуршав богатыми одеждами, пал перед ним на колени.
Насчет братского раскаяния Святослав не сомневался. Конечно, он не знал! Естественно не думал! А тысячи загубленных душ? Жалко стало? Что это, глупая беспечность иль злой, намеренный умысел по подсказке толстомясого христианского патриарха?
— Зачем ты уговорил меня доверить тебе заставы? Разве ты воин? Тебе больше к лицу чернецкая ряса или эти вот… тряпки… Ты даже не понимаешь какой подарок ему сделал!
Горечь, сочившаяся с княжеского языка, словно яд разъедала сердце коленопреклоненного Глеба. Он еще ниже опустил взлохмаченную русую голову, на пол капнули слезы.
— Прости! Прости меня, брат! Мы бились…
— Бились? Откуда тебе знать? Ты ведь даже не со своей дружиной! Пропустили единоверцев? Много за то поимели? Застил вам всем распятый бог сердца и разум, довел-таки до предательства!
— Прости! Прости! — шептал Глеб, не вздымая головы.
— Простить?! — изумился Сявтослав. Глеб не мог видеть его искаженного мукой лица. — Не-ет, никакого прощения не будет! Не хочу, чтоб христианин был мне братом! Мне слишком дорого обходится твоя вера!
Глеб просяще вытянул руку, но Святослав отшатнулся от единоутробного ближника как от прокаженного попрошайки.
— Ты признаешь сделанное тобой изменой?
— Признаю, княже…
— Добро… Эй, бояре, зовите катов, пусть отнимут боярину Глебу главу за измену своему государю!
Под суровое, одобрительное молчание присутствующих два могучих гридня вздернули Глеба на ноги, освободили от оружейной перевязи и спешно выволокли из палаты.
— Все, конец моему терпению! — рявкнул Святослав. — Шлите в Киев, пусть жгут и рушат все дома Распятого, гонят прочь чернецов! Пора выкорчевывать эту заразу! А воеводам наказ поднимать войско, идем в Доростол! Встретим Цимисхия там… Хоть он и опередил меня, Доростол я ему не отдам!!!
Глава первая
Прибытия в Полоцк я ждал с повышенным нетерпением, ибо слишком многое в моей жизни отныне связывалось с этим событием. Перво-наперво, я жутко мечтал обнаружить здесь живого и невредимого, благополучно вернувшегося от куршей доброго своего корешка Мишаню Рваного. Там топать самое большое две недели. За то время, что мы тщательно состригали с земиголов дань и ползли сюда со скоростью воловьей повозки, можно было четырежды вернуться. Думаю и сам боярин Овдей не прочь со мной обняться, тоже, небось переживал насчет моего здоровьишка.
Волновало меня и начало регулярной службы. За без пары дней два месяца проведенных бок о бок с Вендаром и несколькими дружинниками из их рассказов я уяснил, что легкой жизни новобранцам ждать в Полоцке не стоит. Помимо ежедневных физических тренировок и занятий с оружием нам вменят обязанности по поддержанию порядка в городе и обеспечения безопасности его жителей. Не больше, не меньше. При таком насыщенном распорядке мне, скорее всего, будет сложно заниматься поисками средств нашего с Мишей возвращения в будущее. Придется как-то выкраивать время, брать отгулы и частенько хаживать на больничный. Не мечтал я снова в армию да жизнь повернула по-своему…
Пообтерся и пообвык я здесь, базара ноль! Какого-то сверхмерного дискомфорта ни в быту, ни в общении не испытываю. Если исключить блага и достижения цивилизации накопленные за тысячу лет, то не многим лучше жили мы с Мишей в своем времени. Точно так же приходилось изворачиваться и хитрить, вырывать свой кусок пропитания в ежедневной борьбе на выживание ибо продажная кодла бездарных экономистов и невнятных министров довела-таки страну и народ до ручки… Миша, вон, даже возвращаться не желает, смысла не видит. Не спорю, в бандиты можно было и не ходить, но на тот момент другого выхода для себя я не видел. Может потому и чувствую себя здесь не совсем уж белой вороной, привычку к экстриму кое какую имею. Кругом суровые мужики каждую секунду готовые драться за себя, за семью, за князя, за добро будь оно свое или чужое, купцы, разбойники, бояре, работяги, все как у нас… Но вот парадокс: чем больше я обтирался и привыкал, тем сильнее тянуло меня домой. Все чаще колючим спазмом ностальгии перехватывает горло. В такие моменты перед глазами вереницей проносятся милые сердцу зыбкие образы, всплывают, казалось бы, давно забытые картинки из прошлого, аж слезу давит. К тому же никак не проходит уверенность в том, что портал, забросивший нас с Мишей в дохристианскую Русь, фурычит в обратную сторону так же исправно, остается его найти и заставить сработать как положено.
Найду, никаких денег не пожалею, надо будет всю Русь переверну!
По мере приближения обоза к Полоцку становилось все прохладнее. Где-то на середине пути на четыре дня воцарилась дождливая, ветреная погода, приблизившая приход осени. В лесу сразу стало сыро и неуютно, из-за размякшей почвы тяжелые колеса возов ворочались медленнее, протяженность дневных переходов значительно сократилась. После отшумевших дождей заметно похолодало, а две последние ночи на землю опускались довольно сильные заморозки с толстым слоем инея. От студеного ночного дыхания вытвердились в белесое зеркало лужи, намешанные на дорогах грязи окостенели, заставлив колеса возов при езде издавать звуки дробящегося камня. Чтобы не мерзнуть, пришлось запустить лапы в обоз и взять напрокат меховые полсти, ночевать, завернувшись в шкуры, укладывались под телеги.
Поначалу полоцкий замок изнутри кажется мне тесноватым лабиринтом из заборов, бревенчатых башен, тесанных крыш, крытых переходов, теремов, резных ворот и прочих потемневших от времени построек. Ширина некоторых улочек с трудом позволяет двум встречным телегам разъехаться не соприкоснувшись бортами. Однако, ближе к центру стали появляться небольшие площади, проходы между домами делаются шире и короче. Укрепленную высокими стенами территорию вокруг княжеского терема, что называется "детинцем", опоясывает ничем не застроенная полоса земли в полста метров. Получилась эдакая крепость в крепости, последний оплот защиты на случай штурма или осады. С инженерной точки зрения устроено все весьма грамотно и по эту сторону городской стены производит еще более сильное впечатление, нежели снаружи.
Встречают нас радушно, но без оркестра и хлеба-соли. Князь, покинувший земигольский Кумс водным путем на последнем уцелевшем насаде, вторую неделю вместе с Ольдаром пребывает в гостях у брата в Турове, кайфует, значит, на полном пансионе у родственника. В его отсутствии нас принимает средний княжич Ингорь — хмурый, крепко сбитый, кудрявый как пудель парниша лет двадцати двух, немедленно приказавший увести двадцать набитых оброком возов на задние дворы детинца для пересчета и разгрузки
— Вот это я понимаю — хоромы! — восхищаюсь я при виде богатого трехэтажного домины с несколькими толстостенными пристроями. — Видали, братцы, как князья живут? Из серии "Вам и не снилось"!
