— У меня даже конуры нету.
— Где же вы обитали, сердечные, в свободное от опасного промысла время? Ты, помнится, про зимовье мне какое-то втирал.
— Где придется обитали, — отвечает, отводя потускневший взгляд. — Были добрые люди.
— Были, а теперь кончились?
— Так и есть — кончились, — с горестным вздохом бормочет бродяга.
— На службу, значит, просишься?
Обреченным движением плеч он дает понять, что все равно, лишь бы куда-нибудь пристроиться, но, говорит, только не в дружину — Сологуб обещал ему шею свернуть, если попадется. В лесу уже тоже бывал, обратно на большую дорогу не желает.
М-да-а, проблемный фраерок, не хлебнуть бы с ним лиха. С лесными разбойниками орудовать ему западло, а в городе озоровать совесть за милую душу позволяет. Засунуть его надо покамест от греха подальше, носатый Сологуб за базар отвечает, раз сказал: "сверну" — так и сделает. В моем сером веществе мигом нарисовывается план спасения бедного сироты.
— Звать как?
— Рыком кличут.
— Слушай сюда, Рык. Найдешь за посадом, в роще у реки домик Жоха — пчеловода, знаешь? Живет бобылем. Скажешь, что из под Вирова, брат гридня Стяра. Запомнил? Проси приютить ненадолго. Вдвоем первое время вам веселее будет, а там что-нибудь придумаем. Пойдем, сухарей насыплю да кой-какую справу дам, а то ходишь как подкидыш, в натуре.
Спровадив внезапно свалившегося на мою голову Рыка на поиски ничего не подозревающего Жоха, я в бессилии опустился на свой топчан в пустой гриднице. Калган от полученной информации слегка подкруживается. Вот на хрена мне все это?! Жил, не тужил… Господи, как же хочу отсюда свалить! Не верующий, но свечку бы поставил, жаль негде. Здесь по понятиям сыпать зерно, да петухов резать на языческом требище, ни церквей, ни икон, свечей и тех нет. Богов с десяток, какому именно мне молиться — поди разбери. Ладно, поглядим, что Живень наколдует. В любом случае нужно быть готовым ко всему. Колдовство, оно колдовство и есть, быть бы живу…
Желание перебрать свое скудное имущество отсекаю здравой мыслью — завещаю весь сундучок пацанам. Сами поделят кому чего. Перстенек вот только нужно передать Змеебою да сумочку плетеную, нитями расшитую Гольцу отдам, подарит зазнобе, если заимеет.
В гриднице словно джинн из лампы появляется мысленно помянутый Голец. Узрев мою усталую персону, лыбится, того и гляди щеки лопнут. Движется ко мне и на ходу объявляет:
— Искал тебя повсюду! Рогволд тебя десятником хочет сделать!
— Да ну! — перспектива столь головокружительной карьеры к изумлению Гольца никакого энтузиазма во мне не вызывает.
— Не рад?
Довольная физиономия моего бывшего денщика принимает исходное положение. Невдомек чудаку, что через каких-то пару часов я могу быть за сотни лет отсюда.
А могу и не быть. Совсем…
— Почему? Рад, — говорю, озадаченно почесывая макушку. — Не вовремя как-то…
Голец опускается рядом на топчан. Смотрит пронизывающим взглядом как дознаватель из компетентных органов на единственного подозреваемого. У Дрозда, видать, научился.
— Князь на завтра сбор назначил. Прознал он, что Змеебой тебя к себе звал.
После этих слов нос Гольца приподнимается сантиметров на пять относительно пола. В глазах сверкает плохо скрываемое самодовольство. Похоже, паренек причастен к добыче столь ценных сведений. Однако дают ребята! Неплохо сработано. Интересно, они весь мой базар со Змеебоем срисовали?
— Воевода мне вообще-то место сотника предлагал, — говорю задумчиво в попытке понизить градус на шкале спесиметра старого приятеля.
Результат соответствует ожиданиям. Подбородок Гольца опускается, непонимающе трепещут ресницы. Не может сообразить где облажался.
— Ладно, расслабься, мне пока и десятника хватит, — говорю примирительно, вдоволь насладившись озадаченным видом собеседника. — Отнеси-ка лучше вот этот сверток воеводе. Скажи, мол, Стяр передал, как обещал. А вот это — тебе. Девичья она, зато красивая. Девке какой-нибудь задаришь, рада будет. А хочешь — сам таскай. Все, топай давай. Я ухожу на подол, оттуда сразу в сторожу. Завтра свидимся у князя.
Буквально выталкиваю любознательного соратника в дверь и тут же словно на фонарный столб наталкиваюсь на мысль — а ведь мне будет его не хватать. Как и всех их…
Кусок копченой оленины вприкуску с пережженными сухарями дерет горло как ни запивай простоквашей. Что поделать — суровый казарменный быт не предполагает разносолов, несмотря на праздник. Дружинную братву в поисках разнообразия в еде ноги кормят, а корчмари на подоле сейчас потирают руки, подсчитывая барыши. Хорошо, что хоть бы это оставили, пару раз приходилось ужинать в обед. Черти…
Подкрепившись, умываюсь до пояса, затем переодеваюсь в чистое.
За окошком давно стемнело. Топая ножищами, явился Сологуб с десятком гридней. Сытые и улыбчивые до безобразия. Я прошу десятника присмотреть за своими вещичками, на что бывалый старожил княжеской гридницы не на шутку обижается.
— Никогда никакого воровства здесь до тебя не было. Ты первый, кто об этом заговорил.
Пришлось оправдываться.
— Я совсем не про то, Сологуб. На случай если не вернусь, распредели шмот между моими парнями ровно, доверяю тебе как родному. Там оружие, одежда, сам поглядишь, короче.
— А ты куда навострился, коль вертаться не собираешься, — подозрительно вопрошает ходячий нос.
— Пока никуда, — говорю. — Но когда-нибудь я же не вернусь, верно?
— Верно, — шевельнув извилинами, соглашается десятник.
Выждав еще с полчаса, вооружаюсь дежурным копьем и отправляюсь в келью к главному полоцкому волхву. Жмусь к стенам и на свет пылающих костров стараюсь не выходить. Будет лучше, если никто не увидит куда я топаю сквозь ночь. Как пятой точкой чувствовал, что не напрасно таюсь.
О цене мы, кстати, с волхвом не договорились, не задаром же он трудиться будет. Один из своих мечей ему оставлю, если возьмет. Меч штука дорогущая, должен подойти в качестве оплаты услуг.
Мне везет — у бокового входа в княжеский терем никого, я беспрепятственно прохожу внутрь.
Живень ждал меня в своей душной каморке и уже успел приготовиться. Зажженные лучины на пристенных полках плетут тенями зыбкие узоры, на темном от времени верстаке из закрытой медной посудины с носиком навроде небольшого чайника исходит витая нить сизого дымка. Распространяемый кадилом сладенький запашок всколыхнул память о давно ушедших днях. Не знаю как другие волхвы, а этот точно знаком с дурманящим зельем обожаемым парнями из моей бригады и охотно использует в своем колдовском ремесле. Ни проронив и слова, волхв вешает мне на шею закольцованную витую веревку со множеством навязанных узлов. При мне натолок в каменной ступке не слишком аппетитных на вид сушеных травок да кореньев, пересыпал в глубокую деревянную плошку, добавил белого, крупинчатого порошка похожего на сахар, залил все это месиво кипятком, прикрыл крышечкой и стали мы ждать пока настоится. Спустя немного времени, выпущенный на волю духман от сего волшебного напитка поднимается просто обалденный. Бережно обняв плошку ладонями, волхв четырежды булькнул горлом где-то глубоко в недрах объемной бороды, проглатывая коричневую жижу и жестами показал, чтобы я обязательно допил шаманский взвар до последней капли. Оказалось благостный запах не всегда соответствует остальным качествам продукта. Дегустация выявила редкостно-пакостный вкус и оставила прикладное назначение напитка под большим вопросом. Защипало у меня язык и онемело небо, внутри живота расползся томный жар, а после того как минут через пять в мозгу поднялся натуральный шторм баллов эдак на семь, я понял, что не зря грешил на сомнительную ценность испитого. Навалившись рукой на черный верстак, отчаянно пытаюсь остановить намечающийся отъезд своей "крыши".
