На тюки с мукой я накидал толстый слой соломы и скоротал в корявом неудобстве пробную ночку. Поступок благородный, но не умный и уж точно не полезный моему органону, щепотку муки можно легко сдуть со стола, а слежалая в мешке она не мягче асфальта. Итогом затекшие конечности и отмятые ребра от Перунова дня еще не отболевшие. Однако выселять из второй каморки старого лабуха и ушастого рядового не решился, ибо нечего было словами бросаться, обещать людям приличное жилье. Половину следующей ночи я промучился в трапезном зале, лежа как покойник прямо на столе, повышенную жесткость этого ложа не смогла нивелировать толстая лосиная шкура с соломенной подложкой. Вместо сна голову наполнили бессвязные, обрывочные видения, из глубин подсознания в хаотичном порядке всплывали образы матери, бати, майора Гранита, Миши Рваного, Младины…
Да кого я обманываю?! Себя болезного главным образом. Недомолвки все эти, глаза ищущие да печальные… Ожидала другого, это понятно, но я жениться не обещал, как сейчас помню…и взгляды мои с тех пор не поменялись. Жалко девку, хорошая она… Что я тряпка безвольная, с бабой объясниться не могу? Нет, не тряпка, пацан я. Решительный и дерзкий… Вскакиваю со столешницы, едва не сковырнувшись с непривычной для лежбища высоты. Хорош над собой издеваться, пойду и лягу на свое законное место. Если разбужу ненароком прямо сейчас все и растолкую… перемучается… доля бабья такая — мучиться. Где это гребаное покрывало?
Со шмотками в охапке, в одних легких подштанниках стараюсь без шума пробраться между лавок и столов к угловой каморке без единого окошка. Получается отменно, ни один вор так не сможет. Лапы у меня что надо, как у тигра сильные и мягкие. Хищный кот да и только…
Мое остывшее с позавчера ложе принимает тело точно пенная, прохладная ванна. До чего же хорошо оказаться в своей постели. Не шелка настиранные, вкусно пахнущие подо мной и не перины пухлые, да и не номер это в "Хилтоне", а лачуга средневековая, но все же намного лучше большинства случайных мест, где мне за последний год приходилось ночевать. И сон, словно почуяв, что может брать меня размякшего и счастливого со всеми потрохами, накинулся как коршун на цыпленка, впился когтям и потащил в черное, глубокое гнездо, чтобы растрепать там на сотню мелких кусочков…
Осторожное прикосновение к заросшей щеке толкает мою руку вниз за оставленным возле топчана мечом. В кромешной тьме ладонь натыкается на гладь чужой обнаженной ноги. Сердце мощными пинками расталкивает кровушку по венам. Пальцы скользят вверх по голому бедру, на мою раскрытую грудь щекотно падает копна душистых волос. В другой раз подорвался бы, но сейчас я точно знаю кто это и что-то ей рассказывать нет ни малейшего желания…
Когда мы вернулись в сознание и мне удалось собрать себя по частям как замысловатую мозаичную картинку, я сразу же мысленно обзываю себя идиотом. Два раза. Первый за то, что почти год назад отказался от теплой, мягкой, жарко дышащей рядом юной богини, второй — за предательство сотворенное с ней сейчас. Жестоко раскаявшись во всех грехах, принимаюсь искать губами ее жадный, влажный рот. Трижды идиот…
Проснулся я в одиночестве и на полнейшем расслабоне, давненько мне не было так кайфово. Из щели от неплотно притворенной двери пробивается серое нутро корчмы, оттуда же приплывает запах жареного мяса. Рассвело и, похоже, давно. Черт, без часов как без рук! Вроде и привык уже, а все равно иногда жутко хочется узнать точное время. С досадой стряхиваю негу — проспал! Изрыгнув нецензурное проклятие, трачу несколько минут на поиски нательных портков. Полностью одетый выхожу из логова, так внезапно сделавшегося местом любовных утех. Снова нахлынувшее чувство вины окончательно портит настроение.
— Почему не разбудили? — сердито набрасываюсь на подошедшего Рыка.
— Хозяйка не велела, — говорит и скалится как цирковая лошадь на представлении.
— Какая хозяйка, чего ты несешь?
— Младина твоя, какая еще?
Захлопнув раззявленную в изумлении пасть, нахожу в себе силы ухмыльнуться. Девка-то совсем не промах, молодец чернавка, своего добилась, сама к мужику в постель не постеснялась, с такой ушки на макушке, видать и совладелицей себя уже объявила…
Я бы не был настолько удивлен, кабы не знал некоторые особенности поведения здешнего женского пола, по крайней мере незамужней его части. Слыхал я как вольно ведут себя с работными девками знатные люди: бояре, купцы и прочие, а те и рады стараться, половина Полоцка незаконнорожденных. В порядке вещей это. Тем более меня поразил тот факт, что стал для Младины первым мужчиной. Мало что ли у нее было подходящих случаев понравиться хозяину? При Головаче с его сыновьями жила, потом у Бадая… Именно поэтому не мог скрыть раздражения.
— Она сама назвала себя хозяйкой?
— Не-ет, — осторожно тянет Рык, чувствуя, что не по делу вытянул язык.
— Тогда завали хлебало и займись столами! Сегодня будем пировать.
А чего откладывать? Все готово к давно намеченному торжеству, да и Дрозд просил не тянуть. Дело за малым — пригласить на попойку всю верхушку и актив Полоцка во главе с князем. Устраивать пиры не возбраняется никому, если, конечно, гроши в мошне звенят, но я намеревался зазвать немного оттянуться всю знакомую гридь, бояр и купцов, но хрен его Рогволда знает — вдруг приревнует и обидится… Тем паче присутствие на банкете по случаю открытия высшего руководства уж точно не навредит репутации заведения.
Заходить на поварню не стал, чтоб не наговорить лишнего коварной соблазнительнице и не мешать ей с Росой стряпать на большую ораву. После разберусь… Отдаю уточняющие распоряжения Лбу с Рыком и спешу на лодейный двор служить княжью службу.
На верфях ворота настежь, людно как на ярмарке. Гридь перемешана с мастеровыми, много незнакомых, но лица у всех мирные, радостные даже. В страстном желании узнать причину колыхания масс, прохожу ближе к кораблям. Они хоть и недостроенные, но уже красивые. С самого момента закладки лодий я полюбил наблюдать как Глыба со своими парнями из десятков заготовок словно из деталей конструктора собирает корабли, способные преодолевать морские просторы. Обходились как-то без чертежей, без гвоздей и скоб, работали одними топорами…
Возле первого стапеля вальяжно уперев руки в бока стоит князь Рогволд, подле него Минай, Змеебой и несколько незнакомцев. Глыба отдает команду на время прекратить работу, что-то объясняет гостям.
Высокая комиссия… Мне там не место, для обзорной экскурсии хватит Ольдара с Сологубом.
— Мы уж думали ты не появишься, — лениво роняет Мороз, опираясь плечом на немого, безответного Сильвестра.
— Кто это с князем?
— Ночью из Турова прибыл брат Рогволда. Пожелал осмотреть лодии, — поясняет Жила.
Вовремя я. Лучшего случая невозможно представить.
Князь Тур это вон тот черноволосый, плотный малый с кудрявой бородой. Плечами пошире Рогволда, зато на полголовы ниже. Среди сопровождающих туровского гостя замечаю осанистую, плечистую фигуру с распущенной гривой седых волос. Седовласу лет шестьдесят или больше, лицо у него широкое и плоское как медное блюдо для жареного гуся, а сочетание белой шевелюры и желтых, круглых глаз делает облик бывалого служаки схожим с полярной совой. Нос вот только подкачал — не крючковатый и клювоподобный, а прямой и длинный как у породистого грека. Жидкая, белесая борода клином сходится к пупку. К широкому поясу приторочены сразу два топора и длинный нож. Воевода, наверное, какой-нибудь или боярин…
