— Еще как изволю, десятник! Пир нам сейчас очень даже кстати!
Наставшим вечером я мог не постеснявшись предположить, что закопченные стены этой несчастной корчмы за все время своего существования не вмещали такое количество посетителей. За шестью длинными столами внутри заведения расселось по двадцать пять-тридцать человек и два дополнительных стола установили снаружи слева от входа. Парень я компанейский, бывал на свадьбах и юбилеях неоднократно, да и Фрол с Конем любили собирать братву для совместной попойки, но даже мне становится чуточку не по себе от наплыва желающих попировать. Приглашая только кого знаю лично, на прибытие князя Тура я никак не рассчитывал, да и Рогволд притащил с собой немало левых людишек. Потому и появились на корчмовом подворье два дополнительных стола, а гридень Малай из Вендаровой сотни привел двух своих сестер старшего подросткового возраста в помощь Росе и Младине.
Младина порхает между столами будто ей крылья волшебные приделали, грациозно уворачивается от загребущих лап подвыпивших гридней, белозубая, озорная улыбка не сходит с лица. Много ли девке для счастья надо? Оказывается сущую малость. И пускай милый хмурится в ответ на ее прямые взгляды, все равно — хорошо…
Вот ведь шельма…
Гости за столами вразнобой. Змеебоевские сидят с княжьими да боярским, туровские с мастеровыми и купеческими и наоборот. Лишь за одним столом вдоль северной стены случайных нет, здесь пирует начальство… и я вместе с ними.
Ровно посередке рядом с Рогволдом сидит его брат, слева от князя — верный Дрозд. За Дроздом Минай с херсиром Старлугссоном и четверо городских купцов из самых важных. С Туром сидят княжичи Ольдар и Ингорь, дальше — Велг и Змеебой. Я восседаю аккурат супротив полоцкого князя, а с боков у меня Вендар и Голец. Тут же Сологуб, старые бояре Прень и Тарш, у них по соседству трое урманов и несколько людей туровского владыки, правее заняли места Мороз, Жила и Праст. С двух противоположных торцов стола на стульях с высокими спинками устроились Невул с Враном, по моему наказу только едят, не пьют — секут за обстановкой в зале.
Все безоружны и скромно одеты, вероятно, чтобы не жалеть за попорченный гардероб по непредсказуемом окончании пира. Светлые, редеющие волосы князя зачесаны назад и блестят как набриолиненные.
На столах от обилия плошек, мисок, медных блюд, кубков и братин с хмельными напитками нет свободного места. Рогволдовы охотники незадолго до начала торжества принесли целую, неразделанную еще оленью тушу и связку битой птицы, из княжеских погребов доставили бочонок кислого ромейского вина. В полутьме корчмы, расцвеченной отблесками жаркого пламени настенных факелов, все это богатство поглощается десятками мужских глоток. Чавканье и бульканье перемежается громкими выкриками, смехом, здравницами в честь князей, с грохотом сдвигаются кубки и чарки во славу богов, за процветание Полоцка и Турова. Из угла у входа доносится веселое треньканье гуслей Кокована…
Всю эту атмосферную красоту портит присутствие Миная. Не пустить, а уж тем более выгнать его я не в праве, боярина притащил с собой Рогволд, которому или невдомек или плевать на отравление моего личного комфорта.
Старый вировский черт стал еще более холеным, выглядит лучше самого князя. Кончики своих знаменитых усов заплел в косицы и на урманский манер продел в металлические гильзы. Только у норвегов они медные, а у Миная из золота да еще с висюльками хитрыми. Пьет и жрет как боров за троих, широко разевает в хохоте пасть, когда кто-то из князей или бояр грубовато сострит и делает проникновенную мину если речь заходит о чем-то важном.
Впрочем, о важном говорили крайне мало и редко, да и то не с самого начала, а пока не была выпита первая, пущенная вкруговую, десятилитровая братина. Болтали в основном о житье-бытье в Турове и Полоцке, пересказывали услышанное о делах в Киеве, Чернигове и Новгороде. Князь Тур не переставал восхищаться и нахваливать брата за чудесную идею построить корабли для ходьбы как по рекам, так и по морю, а его люди быстро нашли общий язык с нашей гридью, едва не лобзаются.
Я машинально закидываю в себя хавчик, но пью не много, ибо сам себе вменил в обязанности мониторить ситуевину в корчме. Как никак, находясь в ранге принимающей стороны, за жизнь, здоровье и сытость животов всех присутствующих отвечаю здесь я. Периодически, насколько хватает высоты роста в сидячем положении и гибкости шейных позвонков окидываю взглядом раскрасневшиеся лица пирующих. На Миная я мысленно махнул рукой — пусть сидит, не стоит портить никому праздник, да и Голец успел шепнуть мне, что скоро упитанный боярин набьет утробу и уползет в свою нору как сытый змей, еще никогда до конца не высиживал. Несколько раз подзывал к себе Младину с просьбами унести пустую тару или добавить съестного-хмельного на столы. Через час с небольшим под одобрительный гул с уличного вертела стали подносить дымящиеся куски жареной оленины и это радостное событие способствует новому витку чревоугодства.
Гладко все проходит, умеренно и в рамках соответствующих эпохе приличий. То ли присутствие чужого князя сказывается, то ли еще чего… Перебравших хмеля под руки не уводят, рожи от удалых оплеух не трещат, посуда об головы не бьется. Восьмое марта в бухгалтерии, не иначе… даже скучновато как-то…
Но, как выясняется, кручинился я зря. Настает момент, когда после громкой отрыжки Минай с треском бахает кулаком по столешнице, упирает в меня мутные, выпученные зенки и нарочито громко произносит:
— Эй, корчмарь! Подай-ка мне еще сбитня! И подсоленных сухарей принеси!
Рогволд с неподдельным интересом в изрядно тронутых стоялым медом глазах поворачивается к боярину.
— Ты ошибаешься, Минай, Стяр не корчмарь, он десятник моей гриди.
— А мне думается, раз держит корчму, значит корчмарь и есть. А раз корчмарь, стало быть должен мне, сидящему за столом в его корчме, услуживать. Разве не так?
Лица сидящих обращаются ко мне в ожидании достойного ответа, но Рогволд, видимо решил впрячься за меня не на шутку.
— Стяр мой человек, боярин, и я сам знаю какую службу ему поручить. Прислуживать за столом тебе иль еще кому-то на этом пиру я его не просил, а сам он, как видишь, не желает.
Рогволд обводит притихший стол немигающим взглядом, выискивая несогласных.
— Кстати, брат мой, это тот самый гридень, что голыми руками валит противника и благодаря которому моя гридь одолела в кулачной стенке Змеебоеву свору. Да и про Перунов день я рассказывал тебе…
Тур на секунду прекращает жевать, одобрительно поджимает подбородок.
— Я помню, — говорит с набитым ртом. — Это он гонял тебя под дождем?
Рогволд дебилковато ухмыляется и утвердительно кивает. Честно говоря, достала уже эта притча об убивающем кулаками мне. Доведет однажды до беды…
— В том и дело, что голыми, — подтверждает мои опасения Минай. — Мне говорили, будто с оружием твой десятник не больно дружен. Боевой учебой пренебрегает, десяток свой распустил до безобразия, только и знают, что лупцевать мешок да в корчме лавки седалищем протирать.
