Ближе к центру Заполотья картина начинает меняться. К привычным следам грабежа в полоцких хозяйствах добавляется кровь, уже присыпанная слоем свежего снега, но все еще хорошо различимая на контрасте цветов. И первый труп мы увидели очень скоро. Лежащая на спине в сугробе возле конюшни девка с задранным до груди подолом и распоротым животом глядит в небо потухшими, широко распахнутыми глазами, а набившиеся между век снежинки уже не таят. На этом же подворье, позади добротного дома у входа в подклеть, неестественно подвернув ноги, покоится пузатый мужик с разрубленным лицом. Должно быть не успели эвакуироваться или не поверили, что беда совсем близко.
Ох ты ж… Это ж Любим!
Точно, его это дом, я пару раз здесь бывал, просто заходил не с этой стороны, вот и не узнал поначалу.
Что ж ты так, купец…
В соседствующем с Любимовым подворьем хозяйстве стынут безжизненными буграми еще два тела возле въездных ворот. Оружия в руках нет, либо забрали, либо не было. Такое ощущение, будто люди, действительно, не успели убежать и скрыться за крепкими городскими стенами.
От ломящей боли в стиснутых злостью челюстях темнеет в глазах. Очень захотелось опрокинуть ударом топора по роже кого-нибудь их тех умельцев, аж кровь вскипела.
— Убитых-то маловато будет, — деловито сообщает Вран, вполголоса.
Эта мысль уже бродила во мне, но оформиться не торопилась. Кощунственно звучит, но убитых, действительно, мало. Точнее, мало обнаруженных нами трупов. Ведь у одного только Любима на подворье должно быть душ десять работных да семья у него большая и приятели гостят. Ясень успел пробежаться по хате почтенного купца и кучи мертвецов в доме не обнаружил. Кроме двух во дворе — никого. Здесь, в не бедном на вид хозяйстве, то же самое.
— Там возле хлева двое топчутся, — говорит Мороз, показывая глазами себе за левое плечо, где тянется добротный тын из поперечных березовых жердей и шмыгает носом в запорошенный рукав полушубка, чтобы не громко. — Думаю, они туда полон согнали и сторожу оставили.
— Не заметили тебя? — спрашиваю быстро.
— Нет, я ползком. Люди там, бабы воют где-то…
Скорее всего так и есть. Живой товар здесь ценится не хуже пушнины, хорошего оружия и драгоценных украшений. Добрый раб, особенно если он владеет каким либо ремеслом, может сравниться в стоимости с конем. Приготовили, значит, к угону, на продажу как скотину. Вдруг и Млада там? Попалась, не смогла вовремя отступить. Юрка, Яромир, старый Кокован…
— Обойдем? — нервно шепчет Ясень. — Шум поднимем…
— Глянуть надо, ждите, — говорю и вслед за Морозом, пригнувшись, с опаской подбираюсь к ограде.
Упомянутый хлев в сорока шагах от нас. Двускатная соломенная крыша занесена толстым снежным покровом, высота стен в рост человека, сам невелик, две коровки с телятами кое как встанут. Людишек, ежели постараться можно набить гораздо больше, тем паче, что крупнорогатых уже, наверное, куда-то увели. Вход в строение нам не виден, но у правого торца сквозь несущуюся с неба зимнюю сыпь отчетливо проступают две темные человеческие фигуры. Значит и вход там…
Бдят сволочи! Опершись на копья, торчат на ногах, периодически снег с головы и плеч отряхивают. Болтают о чем-то, небось, довольны, что их на убой не потащили, оставили сторожить прибыток.
Эх, шпалер бы мне сейчас, желательно с глушителем, работорговцев этих с безопасного расстояния тихонько успокоить. Подошла бы и СВД с оптикой. Я не большой спец в снайперском деле, так, один "сверчок" из нашей роты пару раз давал побаловаться, пошмалять в дерево. Помню, понравилось, ствол в пятнадцать сантиметров насквозь с первого выстрела. "Сверчок" сказал тогда, что у меня талант, думаю, с такой дистанции не промахнулся бы стопудово и снег не помеха. Вообще, к "плетке" хорошо пулеметик или автоматчика потолковее для создания снайперской пары, гранат, патронов сколько хочешь и разогнать всю эту братию за полчаса…
Хорош мечтать. У меня даже метательных ножей с собой нет. Придется вместо огневого контакта заниматься коренной для этого мира рукопашкой с холодным оружием. По подолу, небось, не один такой хлев с пленными, всех не спасем, но этих, пока не ясно чем закончится конфликт, освободить должны по-любому, авось исхитрятся спрятаться.
Вижу, моя затея с вызволением пленников парням не слишком по сердцу. Переживают, что запалимся и до корчмы не дойдем. Но после моего короткого объяснения в бесполезности похода в корчму если те, за кем мы направляемся находятся меньше полусотни шагов от нас. Хотя и опасения братвы нашуметь полностью разделяю. Ничего, мы на мягких лапках…
Дроблю отряд. Посылаю троих в обход приземистого строения, чтобы они с задков вывалились во фронт сторожам, сам с Торельфом двигаюсь вдоль тына налево, мимо накрытой дерюгой копны сена к выходу из усадьбы. Заявимся с двух сторон для пущей неожиданности.
Неожиданно не получилось. Вернее, получилось для меня и Торельфа. Забежав в ворота соседнего подворья с проезжей дороги, мы заворачиваем за угол хозпостройки и натыкаемся на крепко сбитого чужака с отъетой харей, деловито завязывающего походный мешок на уровне груди. Нас разделяет буквально метр. Хорошо руки у него награбленным заняты, до тесака на поясе сразу не дотянутся, а пасть чем-то съедобным забита, иначе кипиша никак не избежать, драться бы стал или орать начал. Тем не менее, когда я слегка тормознул от неожиданности, мародер проявляет внезапную прыть, швыряет наземь добро и тянется к своему оружию с намерением сильно изувечить мой драгоценный органон. Мой спутник дан, видимо, был готов к подобному повороту и, практически, с ходу совмещает лезвие топора с одутловатой рожей толстяка.
— Хорошо? — дан уверенно произносит старательно заученное слово, с противным хлюпом возвращая себе оружие.
— Хорошо, Торельф, очень хорошо, — с благодарностью в голосе отмечаю я и хвалю себя, что не убил и не прогнал этого замечательного скандинава.
К хлеву мы с парнями подходим одновременно. Я и Торельф с тыла, Вран сотоварищи в открытую. Стражи и подумать ничего дурного не успевают, принимают по нескольку смертельных ударов и затихают в снегу.
Нету здесь Млады! Никого из наших нету. Бабье, дети, мужички работные, гости давешние Любимовы. Голов тридцать, не меньше. Советую им всем по домам гуртом не ломиться, а схорониться до нашего прихода поблизости и не шуршать.
— Ты потащишь их к нам? — недоверчиво интересуется Вран.
— А куда их девать, снова ведь по хлевам рассуют если не прирежут. К нам поведем, за стены. Возражений не принимаю.
Вран покорно кивает головой и предлагает выбраться из палисадов на дорогу. По наезженному-натоптанному оно скорее выйдет, хоть и разошлась метель, но густо засыпать пути еще не успела. Тут недалеко осталось. Вот и пустырек на котором я хотел когда-нибудь заложить усадебку, за ним овраг и узкая, извилистая тропка к городским воротам. Удобный пустырек. Давным-давно здесь стоял дом да сгорел, а строиться на заросшем пепелище желающих не находится. Ивняк за годы вымахал высокий и размашистый, летом здесь козы бродят, зимой наносы снежные по грудь, захочешь — не пройдешь. Знающий и не полезет, потому как другую дорогу к мосту ведает. Тропка эта летом хороша, а зимой от нее проку ноль, больно уж сильно заметает котловину оврага. Что, впрочем, не слишком помешало неожиданно объявившимся врагам Полоцка пройти этим путем напрямик к городскому мосту. В снегу на дне оврага пробиты три глубокие борозды, по характеру следа понятно, что за первопроходцами следовали в изрядном количестве сообщники, пара человек не смогла бы проделать такие колеи.