Опустив глаза, Рогволд молчал. Долго молчал. Видать, все не мог решить как наказать того, кто в его присутствии напал на старшего боярина, пусть и за дело. Прервать княжеские думы никто так и не решился, хотя я видел как хочется Ольдару что-то подсказать отцу.
— Виноваты оба, — наконец "проснулся" Рогволд заметно охолонувшим. — Здесь обвинять и наказывать могу только я.
Князь выразительно поглядел на Миная.
— Я не в силах решить кто виноват больше, поэтому спрошу вас самих какого искупления желаете. Боярин Минай, ты виры хочешь иль суда Божьего?
— Суда, к чему мне его вира!? — фыркнул окончательно пришедший в себя Минай.
— А ты, десятник, желаешь получить виру или узнать решение богов?
Серьезно? Суд богов? Неужто Рогволд позволит мне прикончить в честном, законном поединке эту сволочь?
— Боярин при всех оскорбил меня и обвинил в измене. Я требую крови! — ответил я не думая и только произнеся последнее слово, понял как сильно лоханулся, ибо вспомнил печальную участь покойного вировского боярина Головача. Теперь же его родной братец очень ловко подвел таки меня под монастырь, устроив искусную провокацию. Не зря же он приволок с собой Старлугссона.
— Да будет так! Ваш спор рассудят боги! Ежели Правда будет на стороне боярина Миная, Стяра признать виновным в измене, если боги пожелают иного исхода, все подозрения с десятника снимаются, а Минай заплатит ему виру в три гривны серебра за хулу и две гривны в казну.
Неплохо выступил. Минаю виру за хулу, сам же вроде как и не при чем.
— Поединок назначаю на полдень сего дня на торговой площади детинца. Перед началом поединка истцы должны выбрать желаемое оружие, а также вправе назначить вместо себя поединщика. Бой будет продолжаться до смерти одного из участников. Плату за виру сдать заблаговременно.
Мысли мои растрепались как зонтик одуванчика на ветру. Где-то краем сознания я слышал как Рогволд попросил Ингоря рассказать как он оборонял город, будто до сих пор не успел получить исчерпывающий доклад от Дрозда и лично от своего отпрыска, но это мне уже не было интересно. Ничего больше не видя и не слыша, я покинул княжескую палату, пройдя сквозь расступившихся слушателей Ингоревых подвигов.
До судебного поединка осталось менее четырех часов.
Глава двадцать девятая
Корчма только-только просыпалась, когда я отдернул полог из цельных медвежьих полстей наскоро прилаженных взамен исковерканных дверей. Люди спали вповалку на столах и на лавках, кое кто из данов дрых прямо на студеном полу, подложив под себя отрезы звериных шкур. На ногах был один Эйнар. Устроившись возле очага, Большеухий хлебал что-то из глиняной кринки, захрустывал питие сырым поросячьим хрящем.
— Хорошие были двери, крепкие, — как бы про между прочим положительно оценил качество работы местных плотников матерый дан. — Надо бы новые сделать такие же.
Не хотелось мне гадать чья рука из Эйнарова хирда возле этих дверей насквозь продырявила копьем Мороза. Попозже все одно узнаю, но не сегодня. Сегодня мне надо живым остаться.
— Сделаем, — говорю, — лучше прежних.
Первым делом я собирался хорошенько подкрепиться, а то как-то пустовато в брюхе. Уже через четверть часа на поварне вовсю стряпали девчонки, подняв в воздух дурманящие запахи готовящейся еды и спустя совсем немного времени за составным столом посреди корчмы заняли места более двух десятков героев переживших осаду и штурм лодейного двора. Длина стола позволяла сидеть не в тесноте, при этом Эйнар расположился напротив меня, а дюжина его данов перемешалась с остатками наших с Сологубом десятков.
Пока я отсутствовал, Невул раздобыл где-то баранью тушу, освежевал на дворе и приволок разделанные ломти мяса к очагу.
— Я попросил, чтобы куски на огне долго не держали, — заявил Эйнар. — Так в мясе сохраняются нужные для мужчины соки.
Об открытии корчмы для посетителей вопроса не стояло. Слишком свежи затертые на полу пятна крови из груди Мороза и память о погибших друзьях. Да и какие тут посетители, когда кругом разруха, людям не до разносолов, а в самом заведении настоящее общежитие, в одной из комнат лежит раненый Яромир, по всем углам кучи трофейного шмотья и оружия, воняет как в конюшне.
Как это ни смешно, но обучать Мадхукара разуметь великий и могучий русский язык взялся Торельф сам понимающий нашу речь с пятое на десятое. Должно быть в молодом дане задолго до Макаренко внезапно проснулась тяга к педагогике и лингвистике. Шефство над ними взял Джари. Так и тусовались второй день везде втроем как лебедь рак и щука. Я поначалу даже испугался как бы эти ребята какой-нибудь новый, понятный только им язык не придумали, но потом забил, уловив зачатки осознанных изречений из уст индуса.
— Минай выставит херсира, — авторитетно озвучил общую мысль сидящий справа от меня Стеген, когда за общим столом я рассказал как прошла моя встреча с Рогволдом. — Эта крыса сам драться ни за что не станет.
Я уже и сам допер до этого умозаключения. Вот что за дурацкий обычай! Понятно, что князь не дипломированный юрист, но он все таки "верховный судья" в своем княжестве. Должен же как-то регулировать подобные вопросы без не совсем честного кровопускания. В итоге даже если человек трижды прав, но не умеет сносно драться, значит он умрет неправым и все будут уверены, что так решили боги? Вот поэтому и выставляют вместо себя того кто драться умеет получше… Ерунда какая-то, а не божий суд.
— Ты знаешь его, Эйнар? — спросил я на всякий случай и подробно описал залетного херсира.
— Старлугссона? Нет, пожалуй, — подумав, ответил Большеухий. — В Норвегии полно всякого сброда, всех не упомнишь.
Хреново. Противника мало знать в лицо, особенно незнакомого. Причин не доверять Эйнару у меня не нашлось. Он и за столом выглядел ниже всех, словно среди здоровенных в своем большинстве мужиков затесался подросток с непомерно широкими плечами. Зато сила авторитета в хирде непререкаемая.
— Я его знаю, — заявил один из бойцов Эйнара, немолодой, плечистый дан по имени Сьедульф Скользкая Щетина. — Два года назад видел его в Бирке. Помнишь, Эйнар, ты посылал меня продать десяток трэлей и дюжину мечей? Он опасен. Биться предпочитает двумя топорами или копьем. Не каждый знает как противостоять такому выбору оружия. На моих глазах Старлуг на суде поочередно разделался с двумя неплохими воинами и я не знаю так же ли ты неплох как те двое.
Кто-то из данов, кажется, худой как бамбук Бреруд скептически хмыкнул, а совсем юный, худобородый хирдман Алафьен так и вовсе заржал во всю глотку, видимо, обнаружив в словах Щетины нечто смешное.
— Старлуг Старлугссон прикончит тебя, зря ты согласился на хольмганг, рус, — громко хлопнув деревянной кружкой по столешнице, воскликнул Алафьен. — Ты ранен, он загоняет тебя как косатка тюленя!
Я поморщился. Ну и наглецы эти даны! Жрут, пьют в моей корчме как в своей, похотливо глазеют на девчонок, распоряжаются по хозяйски, еще и нахамить норовят. Нет, я, действительно, признателен им за неоценимую помощь, но по итогам дележки добычи даны в накладе не остались. Несомненно, такой матерый вожак как Большие Уши умеет держать свою кодлу в узде, но вот насчет его дальнейших планов сплошной туман.
