Смотрю я внимательно в озабоченное лицо Яромира и понимаю, что нарисовывается подлое кидалово. Вернее, не кидалово, а обдиралово. Годовой налог на бизнес в пользу Рогволда я уже платил в том году, еще при живом Дикане. Не кисло так из казны отлетело, но что поделать — таково уж местное законодательство, самый распоследний углежог платит налог на содержание князя с семьей и дружиной. Я же не прокопченный от пуза до макушки углежог, а целый корчмарь, предприниматель, коммерс. Таких стригут покороче, но меру соблюдают, мера устойчивая и, на взгляд князя, справедливая. Так было раньше, а потом случилось, то, что случилось. Корчмы у меня нет, стало быть и дохода нет никакого.
— Княжий человек говорит — сарай стоит, надо платить! — ладит свое Яромир.
Я глубоко вздохнул и отшвырнул тряпицу.
— Пригласи-ка княжьего человека за стол, Яромир, сейчас мы с ним решим этот неприятный вопрос.
— Не получится, Стяр.
— Это еще почему? Что-то я не понимаю тебя, Яромир.
— Ты лучше сам выйди.
Да чтоб тебя! Неужели трудно зазвать человека на базар так, чтобы он не смог отказаться? Пора Гольца возвращать, хватит ему у Дрозда на побегушках.
Накинув на плечи полушубок, я выхожу из прокопченного зева сарая и натыкаюсь на группу конных, вооруженных гавриков, состоящую из трех особей скандинавской наружности. Впереди этой троицы, важно выпятив сокрытое под тяжелой шубой пузо, подбоченился в седле боярин Минай собственной персоной.
Что ж, договориться, действительно, не получится, но сволочь эта не унесет отсюда и обгрызанного сухаря. Это дело принципа.
— Быстрей тебе подохнуть, хозяин! — вместо приветствия озорно и громко вскричал Минай. — Соскучился?
— И тебе околеть поскорее, боярин! — на полном серьезе пожелал я. — Зачем приперся, да еще своих спиногрызов притащил?
Я мгновенно исчислил расклад. Невул с Мадхукаром и Джари убыли на охоту еще до зари, когда вернутся — неизвестно. Торельф с тремя маврами отправился за хворостом с час назад. Со мной из воинов здесь только Вран с Яромиром. Расклад выходил прескверный, если учесть, что выскочил я без оружия. Надо тянуть время, авось кто появится…
— Ты чего такой мрачный? Случилось чего? — повесив на рожу участливое выражение, с издевкой спросил Минай. — А меня князь наш Рогволд, долгие ему лета и слава великая, главным мытарем назначил. Остальные бояре на совете его поддержали, так что оскорблений не потерплю!
— Расценки твои тоже поддержали или ты сам расстарался?
— Поддержали, а то как же! Сам князь и велел собрать побольше на восстановление города, вот я и шуршу потихоньку. До тебя добрался, далековато же ты забился, совсем как хорь шелудивый!
Я сделал вид, что мучительно соображаю.
— Там всего восстановления — три порушенные клети да сожженная корчма, за которую я уже заплатил сполна. Чего тебе еще надо, харя ты усатая?
За спиной скрипнула обитая шкурами дверь, выпуская на свет божий Врана. Краем глаза я заметил, что он в бронях, при оружии и даже при щите. Встал слева в метре от меня.
— Оскорбляешь, стало быть? — живо уточнил Минай, ничуть не смущенный появлением свидетеля. — Платить отказываешься? Учти, это не мне, это — Рогволду! Всех несогласных князь силой на правеж велел приводить!
Не-ет, все же скакнул у боярина его противный голосок. Не ожидал он увидеть здесь дружинного воя. Ва-банк бы зашел, споря, что старина Минай со своими помощникам с удовольствием прямо тут меня бы и прикончил, ну, или по дороге в город, где-нибудь в лесочке прикопали снежком.
— Силой? — я усмехнулся. — Да за что? Я никакого товара не произвожу, на торг ничего не таскаю, доход не получаю, за что я должен платить?
— Лес княжий рубите, — Минай красноречиво покосился на сруб. — Дичину промышляете, землю захватили, дом возвели без дозволения. Тебе мало этого?
— Это не дом, чудак, ты корабельных сараев никогда не видел?
— Корабельные-то? Видел. Я не видел, чтобы в них люди жили. Раз живут, значит — дом, а коли так, то с каждого дыма положено собирать выход в пользу князя за защиту, за суд справедливый и за много чего еще. Ежегодно зерном, выделанными шкурами, воском, медом или иным добытым от земли, леса или воды товаром, предметами ремесла или торговли, а также серебром или золотом в установленном количестве. Послабление полагается только семьям княжеских гридней. К тому же ты не уплатил годовое мыто за время владения корчмой, год неполный, но я готов взять всего две трети.
Минай победно всплеснул руками, ничего не попишешь, дескать, таков закон. Продуманный гад! Подготовился перед визитом.
Дрогнула густая ветка в тридцати метрах за спинами пришельцев. Дрогнула и замерла, придержанная чье-то рукой. Обрадовано екнуло сердце. Вот теперь поговорим по-другому.
— Вот, что я тебе скажу, боярин: пошел-ка ты вон, покуда ходить можешь! Я никому ничего не должен, можешь передать мои слова князю!
Самый крепкий из Минаевых людей — урман со злым взглядом отъявленного головореза и торчащими из под шлема рыжими патлами легко выпрыгнул из седла и твердым шагом направился ко мне. Двое всадниковтронули коней и начали заходить с боков, блокируя маневр.
— Крутить его? — спросил рыжий через плечо.
— Крутите, Ульф! — азартно вскричал Минай, нагибаясь в седле. — Гридь, не стой столбом, помоги моим людям доставить этого татя на правеж в княжий терем!
Отличный заход! Бывший мой подчиненный не сдвинулся с места. Да, он остался в дружине и по мнению Миная обязан защищать и всячески помогать ближнему боярину князя, а уж тем более мытарю-тиуну при исполнении. Будь на месте Врана любой из вернувшейся с Рагдаем Рогволдовой дружины, я бы уже лежал упакованный мордой в снегу.
И снова боярин неверно прочитал ситуацию, подумал — раз не дергается Вран, значит молча дозволяет ему довести дело до конца.
— Полушубок с него тащите и веревку на руки! Бегом за конским хвостом побежит, не замерзнет! — заорал боярин и что-то такое нехорошее мелькнуло в его маленьких глазках, аж мурашки по спине побежали.
Неуловимым движением рыжий Ульф извлек откуда-то смотанный в клубок отрез веревки, зло оскалился и придвинулся почти вплотную ко мне.
— Донннг! — сказала стрела, отрикошетив от круглого шлема Ульфа и сменив направление полета навстречу с весенним солнышком. Ульфа пошатнуло, но на ногах он устоял, только взгляд сделался пришибленным. Выстрел был преднамеренно слабым, в полнатяга тетивы, иначе шейные позвонки даже такого кабана как Ульф не выдержали бы мощного и резкого удара. Граненый наконечник боевой стрелы, выпущенной с такого расстояния да из хорошего лука, легко пробивает любую броню. А у Мадхукара и Невула луки очень хорошие. Молодцы парни! Деликатно обозначили свое присутствие как нельзя вовремя. У меня возникла здравая мысль выкрикнуть команду лучникам стрелять на поражение. Прибить этих деятелей и опустить в прорубь под речной ледок. А что? До весны их трупы утащит течением до самого земигольского Кумса, хрен кто найдет!
