Мы посмотрели по стриму, который вел один из босодзоку, как, сверкая волосатыми ягодицами в окружении кружевного белья, задорно бегут три мужчины с надписями на спине. Прохожие останавливались, снимали на свои телефоны эту пробежку, улыбались, пересылали другим.
В итоге, до вмешательства полиции в этот несанкционированный забег, Кикути и его банда успела намотать около трех километров. Не так уж и много, но пробежка в женском белье под насмешки и улюлюкание должно хотя бы на время заставить их пересмотреть свои взгляды на работу.
Надеюсь, что мою угрозу они не станут игнорировать. Иначе я не буду так великодушен, как Малыш.
После просмотра видео мы засели с ребятами в кафе. Я от широкой души поставил всем угощение. Пили-ели, веселились. Улыбались над моей придумкой.
Во время заката мы с Кацуми выбрались на крышу дома. Поставили пару стульев и неспешно попивали сок, любуясь затухающими всполохами алого небосклона.
— Изаму-кун, можно задать тебе вопрос? — спросила Кацуми, когда алый край солнца спрятался за линией горизонта.
— Кацуми-тян, тебе можно многое. Уж задать вопрос — точно можно.
— Вот у тебя изменилось лицо, когда ты посмотрел на работорговцев. Оно как-то стало жестче, резче. Я и в самом деле думала, что ты отругаешь нас и заставишь извиниться перед этими... То есть в самом деле извиниться, а не так, как было. О чем ты думал в тот момент?
Посмотрел на свою девушку и подумал — рассказать про семью которую насильно сделали рабами? Рассказать, в каком состоянии мы нашли их? Про слезящиеся на солнце глаза, про землистый цвет кожи, про гноящиеся раны...
Нет, не для женских это ушей. Подобные вещи пусть остаются в прошлом, хотя отношение к ним надо перенести в настоящее.
Я обнял Кацуми и улыбнулся:
— Думал о своих родителях. Ведь они дали мне шанс отучиться в старшей школе не просто так, а заплатив собой. Помнишь, как они добровольно отдали себя в рабство? Вот о них я и думал. Аж до зубовного скрежета было тошно, пока не выкупил их свободу. Но они пожертвовали собой ради сына, а эти... Они насильно заставляют людей страдать. Потому и лицо изменилось, Кацуми-тян. Рабство — это очень плохо. Не должно быть на Земле подобного явления. Думаю, что сегодня это поняли ещё трое человек... в кружевном женском белье.
Глава 23
Занятия с Казимото напоминали скорее пытку, а не обучение. Вспоминая про обучение у сэнсэя Норобу, я понимал, что это всё было только поглаживание по волосам. Сейчас же пришло время получать жесткие оплеухи, а также тычки и уколы.
Утро начиналось с выливания ведра воды на мою голову. Причем всё это делалось в разное время. Сэнсэй при помощи оммёдо заставлял ведро подлететь ко мне и резко перевернуться. Это упражнение было направлено на обострение чутья и воспитание чувствования враждебного оммёдо.
Как бы я не старался, но тело отказывалось реагировать на еле ощутимые колебания чужого боевого духа. Радости от холодного душа было мало. А когда я пытался не спать, то сэнсэй просто не посылал ведро.
Вот такая вот подлянка, которая очень сильно его веселила!
Когда я пытался закрывать двери, ставить ловушки или же рассыпать небольшие лопающиеся шарики, чтобы услышать приближение Норобу, то он просто делал оммёдо и меня накрывала волна морской воды. Это было похуже ведра, так как там попадались ещё ракушки с камнями. Норобу как будто телепортировал волну из Токийского залива…
Так прошла неделя. Такое же пробуждение произошло и сегодня.
Я почувствовал легкое дуновение, как от небольшого сквозняка, но не успел сгруппироваться, как на лицо вновь хлынула волна холодной воды. Если над вами когда-нибудь так издевались, то поймете моё состояние, когда отфыркиваясь, отплевываясь и беззвучно ругаясь, я взвился и встал на ноги. Когда вскочил, то обнаружил довольную рожу сэнсэя. Мне кажется, что ему подобная забава никогда не надоест.
— Ну вот на хрена так много-то? — пробурчал я, когда мой фонтан беззвучного мата иссяк. — Опять придется постель на солнце сушить. А она не успевает высохнуть! Я уже запарился на влажном спать!
— Быстрее обучайся и тогда будешь спать на сухом, — пожал плечами сэнсэй.
Вот и как с ним поспоришь? С ним недавно пытался спорить Казимото, но Норобу вызвал его на спарринг. Я тогда ещё заулыбался, представив на миг, как будет выглядеть нелепо сэнсэй, если его одолеет плюшевый мишка. Но спарринг был необычным. Они поклонились друг другу и сели, уставившись глаза в глаза. Так они просидели около пяти минут, а потом медвежонок поклонился сэнсэю.
Вот просто так посидели, а потом Казимото поклонился Норобу. Сэнсэй поклонился в ответ. После этого они встали и беззвучно разошлись по сторонам. Как я понял — победил Норобу. А сражались они на ментальном уровне.
Почему не махались так, внатурашку? Потому что у Казимото лапки.
Спорить с сэнсэем не было смысла, к тому же, меня ждала утренняя зарядка. Впрочем, от выживания её отличало то, что я сохранял ещё достаточно сил для того, чтобы отправиться в академию.
Сейчас медвежонок на моей спине похлопывал по шее и указывал, как правильно передвигаться «гуськом». Если вы, дорогие читатели портала Автор Тудей, были бы в этот момент на набережной Токийского залива, то могли бы видеть одинокого белобрысого японца с татуировкой на щеке, который с пыхтением делает шаг за шагом на карачках. Так же могли бы увидеть медвежонка за спиной, который с видом лихого наездника пришпоривает этого самого белобрысого японца.
Да уж, скажу я вам, шаг «гуськом» у Казимото считался временем отдыха. Двести шагов прыжки сомкнутыми ногами, двести шагов «гуськом», а дальше всё повторяется. Надо ли говорить, что к концу подобной пробежки я валился без сил?
А ведь это была даже не середина тренировки. Как только ноги отказывались служить, так следовали упражнения на руки.
— Тебе нужны крепкие руки. Чем крепче руки, тем сильнее в них боевые меридианы и мощнее удары боевого духа, — говорил медвежонок, когда я шел на пальцах рук вверх ногами и через каждые десять подобных шагов отжимался. — Пусть сейчас твои мышцы взрываются болью — в бою они станут стальными рельсами.
— Тяжело в учении, легко в бою, — вспомнил я поговорку Суворова.
— А ты не такой пропащий, каким показался с первого взгляда, — констатировал Казимото, покачиваясь в рюкзаке. — Чувствуешь, как твои пальцы превращаются в когти?
— Да мои пальцы превращаются в червяков и стремятся согнуться, чтобы воткнуть дурную башку в асфальт.
— Это плохо. Тогда к отжиманиям прибавь прыжок с хлопком ладоней, — «посочувствовал» медвежонок.
Я попробовал было ворчать, но получил мягкой лапой по уху и… «потерял равновесие». Да-да, плюхнулся на спину, прямо на рюкзак. Я тоже умею быть коварным, правда, за это получил ещё сто метров передвижения на руках, но оно того стоило.
