Неожиданно перед глазами мелькнула большая петля троса. Она схватила за горло и потянула вверх. Тонкие торчащие в стороны проволочки впились в кожу, протыкая и вызывая наружу кровь. Мацухида схватился за трос, не взирая на боль от проволочек, потянулся вверх, лишь бы ослабить воздействие троса, лишь бы вдохнуть лишний глоток воздуха, пока ноги болтались внизу.
В глазах потемнело. Наверное, такие же чувства испытывала та самая сучка, которая судорогами доставила незабываемые ощущения тогда ещё майору Мацухидэ.
Его подняло на уровень третьего этажа и повлекло к зданию. Потащило с неумолимой силой. Ветер радостно свистнул в ушах, как будто сообщая, что он тот самый ветерок, который покачивал повешенную на сакуре семью. И сейчас ветер будет рад покачать новую игрушку...
Ноги ударились о твердую поверхность бетона. Генерал сразу же вытянулся на цыпочки — лишь бы сбросить колючую удавку с шеи. Пусть из царапин начала течь горячая кровь. Пусть, это временно. Самое главное, что впереди, уже виднеется здание министерства обороны. Вон, пятиэтажное здание. Суровое, без всяческих гражданских украшений. Военное...
Надо лишь добежать до него. Только лишь успеть...
Надо добежать до лестничного проема, пробежать по ступенькам, вынырнуть в окно и оказаться на другой стороне здания. А там уже через забор и быстро-быстро...
Из лестничного проема показался человек. Какой-то белобрысый пацан с татуировкой на щеке. Пацан шел и улыбался. И эта улыбка не предвещала ничего хорошего. Такую улыбку генерал видел на недавних фотографиях. Видел её на своём лице, когда его снимали для газет. Когда он нажимал кнопку на пусковой установке и посылал снаряды, несущие смерть, в скопление мирных жителей.
Мальчишка вышел и остановился возле входа. Скрестил руки на груди. В правой руке поблескивала круглая красная крышечка, похожая на кнопку пуска. Он не казался опасным. Скорее, мальчишка казался заблудившимся.
Да генерал даже в нынешнем не очень хорошем состоянии сметет его парой ударов. Не зря же он принимал столько биодобавок и занимался кудо столько лет. Мацухидэ двинулся к лестничному пролету.
Мальчишка-хинин не отступил ни на шаг, всё с той же улыбкой насмешливо посматривая на генерала. Похоже, что это какой-то наркоман, зашедший на стройку, чтобы без лишних глаз пустить по вене или нанюхаться вдоволь.
— С дороги, щенок! — взревел генерал, продолжая надвигаться на стоящего хинина.
— Да нет, пришла пора поболтать, — ответил мальчишка. — И пришла пора ответить за всё.
— Что-о-о? — протянул генерал.
Неужели этот мальчишка и есть тот самый преследователь, та самая тень, которая гнала его по Токио? А кто же были остальные? Бомж, офисник? Что это?
— Я обещал тебе, что всё воздастся? Пришла пора возмездия, — руки мальчишки опустились.
Генерал взревел раненным тигром и бросился на хинина, в мыслях уже ломая руки и ноги странного полудурка. Он налетел, высоко вздымая кулак, способный проломить грудную клетку непослушного солдата, который отказался стрелять в мирных жителей. Того солдата списали на военные потери, даже какую-то медальку бросили, чтобы заткнуть мать.
Буц!
Мацухидэ наткнулся на невидимую стену и отлетел на пару шагов. Те места, где он соприкоснулся с воздушной преградой, сначала налились тьмой, а потом рассеялись. Он снова прыгнул на мальчишку-хинина — тот же результат.
Мальчишка вздохнул, как будто сожалел о поступках генерала. Из его открытых ладоней начал струиться черный дым. Неторопливые клубы опускались на бетонное покрытие. Дым формировался в два огромных питона, которые пока сворачивались кольцами на полу.
— Я не виноват! Мне приказали! — заорал в ужасе генерал. — Сука! Да пойми ты! Это была война!
— Ни одна война не оправдает того, что ты сделал, — мальчишка поднял глаза и генерал нервно икнул.
Взгляд хинина был таким холодным, как будто две пули большого калибра окунули в азотную кислоту, а спустя час вытащили и вложили в человеческие глазницы. В глазах не было ни капли сострадания. Ноги у генерала подкосились и он тяжело осел в пыль. Спасенья не было...
— Пощади-и-и! Я не винова-а-ат! Мне приказа-а-али-и-и, — чуть слышно провыл Мацухидэ.
— Ода, скажи это тем, кого убил, — проговорил ровным голосом белобрысый хинин.
Из черных колец начали выныривать и пропадать лица. Те самые лица... Лица убитых им лично...
Генерал в ужасе пополз в сторону окна. Надо ползти! Надо спрятаться от этих ненавидящих взглядов. А между тем из черных клубов выныривало всё больше и больше лиц.
— Я не винова-а-а-ат! — выл Мацухидэ не переставая.
Он видел, как одно лицо оторвалось от клуба и полетело к нему угольной кометой. Призрак влетел в руку на уровне бицепса и вылетел с другой стороны, оставив только невыносимое жжение.
— А-а-а-а!!! — раздалось под сводами недостроенного здания.
Вылетело ещё и ещё одно лицо. Спокойные, одухотворенные, улыбающиеся. Всё новые и новые лица вылетали и пронзали насквозь пухлое тело генерала. Каждое из этих лиц Мацухидэ помнил. Обладателя каждого из них он убил...
И каждое лицо пронзало тело генерала. Каждое пронзало раскаленным арматурным прутом, оставляя жгучую боль. Каждое проходило насквозь и ныряло в дымную кучу, чтобы вынырнуть и промчаться с новой силой. С новой болью…
Через три минуты тело генерала перестало содрогаться. Черные клубы дыма втянулись обратно в руки молодого хинина. Он сумрачно взглянул на труп.
— Ты довольна, Оива?
Генерал открыл глаза и саркастически улыбнулся:
— Да, Изаму-кун, всё сделано превосходно. Мне очень понравилась твоя импровизация. Бомж и офисный служка выше всяких похвал. А эти мармеладные червяки... Ммм, красота. До следующей встречи, Идущий во тьму!
После этого генерал закрыл глаза, чтобы никогда их больше не открывать. Белобрысый хинин развернулся и пошел прочь.
Глава 3
В моём мире двести лет назад император Франции Наполеон проигрывал англичанам Битву при Ватерлоо. По легенде, за сражением внимательно наблюдали богатеи Натан и Якоб Ротшильды. Кроме финансовых забот, Ротшильды могли позволить себе ещё одно хобби — почтовых голубей. Быстрых и стремительных крылатых курьеров.
После битвы голуби были немедленно выпущены с шифрованными инструкциями, привязанными к лапкам. Но Ротшильды не хотели рисковать и, едва убедившись, что Наполеон проигрывает сражение, Натан, загоняя дорогих лошадей, сам помчался в Лондон.
Утром Натан Ротшильд явился на Лондонскую биржу. Он был единственным в Лондоне, кто знал о поражении Наполеона. Сокрушаясь по поводу успехов Наполеона, хитрец немедленно приступил к массовой продаже своих акций. Все остальные биржевики сразу же последовали его примеру, так как решили, что сражение проиграли англичане. Английские, австрийские и прусские ценные бумаги дешевели с каждой минутой и... оптом скупались агентами Ротшильда. О том, что Наполеон проиграл битву, на бирже узнали лишь через день.
